Развратные женщины товарища Сухова

На студию поступило много сценариев. Один из них — “Пустыня” — был предложен Мотылю. Правда, только после того как от него отказался Андрей Кончаловский. Он хотел переделать финал: окончанием истории было бы строительство туркменского канала. Сухов идет по его бровке, а в глубине, в русле, в брезентовых робах и респираторах видит свой гарем. И называет девушек по именам. “Здравствуй, Зульфия, здравствуй, Зухра…”. Это вызвало противодействие всех руководящих сил. “Стоило нам освобождать женщин для того, чтобы надеть на них намордники?”.  

Кончаловскому отказали в такой вольности, и за сценарий взялся Мотыль. В съемочную группу вошел и известный оператор Эдуард Розовский, снявший к тому времени много картин, в том числе и “Человека-амфибию”.  

— Весь подготовительный период группа была в восторге, — вспоминает Розовский. — Но когда наступили сами съемки, получилось не так гладко. Мотыль в силу особенностей своего характера считал необходимым делать детальную разработку каждого эпизода. И эпизоды разрастались до самостоятельных историй.


Когда с начала съемок прошел год, все деньги были истрачены. Экспериментальная студия обанкротилась, и ее превратили в придаток “Мосфильма”. А картину остановили. Режиссеру мягко предложили разобраться в куче отснятого материала, который тогда даже отдаленно не напоминал любимый зрителями фильм. Подумав, что необходимо быстро доделать, чтобы монтировать работу, Мотыль снова уехал в экспедицию.  

Тогда-то и появились все солдатские письма, которые написал Марк Захаров. Три четверти материала в итоге было выброшено. И придумались новые названия картины: сначала “Спасите гарем!”, а потом “Белое солнце пустыни”. В итоге лента делалась два года, что даже по советским временам очень долго.  

Предполагалось, что в роли Сухова выступит Георгий Юматов. Но он сорвал первые съемки, а Мотыль заявил, что на картине не позволит пьянствовать. Извинившись перед вторым претендентом, Анатолием Кузнецовым, режиссер пригласил в кадр его. И не просчитался. Выглядел актер в красноармейской форме очень гармонично.  

А экспедиций у съемочной группы было две. Одна на Каспий, недалеко от Махачкалы. Там нашли кусок берега со сплошными песками, где построили усадьбу Верещагина и нефтяные баки. А вторая часть картины снималась в пустыне Каракум. На барханы приходилось ездить за 120 км от гостиницы.


Фактически ни один эпизод не был снят с первого дубля. Подвела советская пленка, она постоянно давала брак. Изменение цвета, белые полосы, а также пыль и царапины от песка оставались в кадре намертво. Хотя аппаратура была в “тропической” упаковке.  

Больше всех не повезло Спартаку Мишулину. Сцену, где он сидит в песке, переснимали особенно долго. Первый раз — из-за того что московское руководство нашло эпизод слишком жестоким. Второй раз уже переделанный вариант не сохранился на бракованной пленке. Саид, стиснув зубы, терпел все. Лишь с третьего захода (и это в сорокаградусную жару!) Спартак был выкопан.  

Досталось и Петрухе — Николаю Годовикову. После знаменитой фразы “Гюльчатай, открой личико!” Абдулла (Кахи Кавсадзе) должен был наброситься на красноармейца. Сцена не получалась, ведь актера били не по-настоящему. Из-за этого он не успевал вовремя падать. После нескольких неудачных дублей Николай предложил: “Двиньте мне всерьез!”. И пожалел о своих словах. Кахи был очень сильным человеком, Годовиков весь день плевался кровью.  

Во время этой сцены Николай чуть не погиб. Для того, чтобы не заколоть красноармейца штыком, ему на грудь прицепили под гимнастеркой небольшую дощечку. Так вот однажды Абдулла промахнулся и ткнул прямо в грудь “жертве”. Петруха орал так, что было слышно в соседних аулах. Но с площадки не убежал.  

Поражали работоспособностью и девушки “из гарема”. А ведь среди них не было профессиональных актрис. По всей стране собирали разноплановых красавиц, чтобы “цветник султана” выглядел правдоподобно. Из республик СССР на площадку попали лучшие.  

Гюльчатай — Татьяна Федотова, к примеру, была танцовщицей. Как-то она прогуливала занятия в балетном училище и попалась на глаза кому-то из киногруппы. Тогда ей было всего 16 лет. Режиссер оберегал и обожал молодую девушку. Если потеть Гюльчатай и товаркам становилось невмоготу, на общих планах их заменяли переодетые в восточные ткани мужчины-статисты.

Всех удивил и Павел Луспекаев, игравший Верещагина. Этот мужественный человек пришел на картину с ампутированными стопами. Но работал, не разрешая каскадерам дублировать себя даже в опасных местах. Если боль в ногах становилась нестерпимой, он опускал культи в холодную воду. Но уже через 10 минут снова оказывался в кадре веселым и подвижным.  

Луспекаев очень любил рыбалку. В свободное время он вместе с технической группой выезжал поудить на лодке. Улов отдавался женской половине коллектива. Из него готовили уху и жаркое, рыбы хватало на всех.  

Однажды во время драки на баркасе Луспекаев должен был целый день стоять на ногах. Когда закончились съемки, Петруха увидел актера сидящим на песке. “Давай отойдем за бархан”, — попросил Луспекаев. Когда пару перестала видеть съемочная группа, по лицу пожилого актера от боли потекли слезы. “Этого не было”, — отрезал Павел, вернувшись на площадку. После такого эпизода Годовиков понял, каким человеком нужно быть.  

Съемочная группа кружила вокруг Луспекаева днями напролет. Актер знал массу анекдотов и был потрясающим рассказчиком. На картине он влюбился в Татьяну Ткач (Зухру). И передавал ей записки и букеты через законную супругу. Та относилась к актеру снисходительно, как к большому ребенку.  

К слову, это был не единственный роман в съемочной группе. “Я влюбился в Гюльчатай. Правда, наши отношения с Таней Федотовой были чисто платоническими. Несколько раз поцеловались, и все”, — признался Николай Годовиков.  

Тогда Петрухе было 18 лет. Даже если парень не был задействован в процессе, все равно крутился на площадке. Помогал другим актерам, осветителям, пиротехникам. Ведь для того чтобы жара выглядела более правдоподобной, перед камерой ставилась на огонь большая сковородка. Висевшее в воздухе марево получалось исключительным. Световые эффекты от костра и горевших вышек тоже требовали большой работы.


Николай Годовиков — не профессиональный актер. Он снимался у Мотыля в картине “Женя, Женечка и “катюша”. Но из окончательного варианта парня вырезали. Зато вскоре пригласили на пробы “Белого солнца пустыни”.  

По признанию Петрухи, он явился на киностудию с большим фонарем, так как накануне подрался. Пришлось накладывать плотный грим. На пробах была сцена “Гюльчатай, открой личико!”. Смех в павильоне стоял такой, что тряслись стены. Парня утвердили, договорившись с начальством с завода, что его отпустят на время съемок в отпуск.  

Все девушки гарема Петрухе явно симпатизировали. Поэтому местное население, повально увлекшееся красавицами, просило Николая познакомить с актрисами.  

— У Аллы Лименес, старшей жены, был день рождения, — вспоминает Годовиков. — Мы вместе пошли на рынок выбирать яства для праздничного стола. Продавец гранатов, завидев габаритную Аллу, забыл о товаре. “Познакомь меня с ней, умоляю, — запричитал он, — отдам тебе все фрукты бесплатно”.  

Алла подошла к продавцу, полюбезничала с ним несколько минут, пригласила на день рождения. В итоге Николай ушел с базара с целым мешком гранатов, персиков и винограда.  Стол получился шикарным.  

А самый эротичный эпизод съемок в картину так и не вошел. Во время пожара наложницы рвали на себе платья, обнажая самые пикантные части тела.  Когда это снимали, с площадки выгнали всех, кроме оператора и режиссера. А Николай затаился на крыше нефтяного бака и все видел. После команды “стоп, снято!” он громко зааплодировал. Девушки завизжали и неделю с ним не разговаривали.


Когда фильм наконец-то доделали, его сразу же положили на полку. Претензий было много. И политических, и эротических. “Что это такое?! Взять и поднять при всех юбку, чтоб закрыть лицо”, — негодовали цензоры по поводу поведения красавиц из гарема.  По их мнению, Катерина Матвеевна тоже слишком смело хватала подол, обнажая ноги, когда перебегала через ручей. Не понравилось политикам и распитие спиртных напитков таможенника с командиром Красной армии. Ходят легенды, что фильм лично увидел Леонид Брежнев. И лишь после гомерического хохота секретаря ЦК КПСС ленту выпустили на экран.  

Как ни странно, картина сразу не была отмечена. Государственную премию Мотыль получил через много лет. И то благодаря тому, что лежал с кем-то из высоких чиновников в больнице. Разговор случайно зашел про “Белое солнце пустыни”, Брежневу напомнили про комедию, и тот дал отмашку: наградить!  

Когда шла премьера фильма, Годовиков служил в армии и ничего об этом не знал. Пока в сельском клубе его в роли Петрухи не увидел командир. Первую в жизни встречу со зрителями Николай сорвал, так как безобразно напился. За что попал на «губу». Но через пару дней, протрезвев, несколько часов отвечал народу на вопросы.

 
— Меня не осаждали поклонницы, да я и не ощущал себя никакой звездой, — признался Годовиков, — каким был, таким и остался.  

Не так давно в Москве появился ресторан, одноименный с фильмом. Режиссеру, оператору и актерам дали именные сертификаты на ужин в этом пафосном заведении. Увы! Многие из участников картины так и не воспользовались этим. Они ушли из жизни один за другим. В феврале 2010 года умер и режиссер Владимир Мотыль, которому исполнилось 82.  

— Когда Мотыля не стало, почувствовал, как что-то во мне надломилось, — признался Петруха, — ведь режиссер в каждый свой приезд звонил, и мы встречались.
Гюльчатай (Татьяна Федотова) вышла замуж, родила двоих детей и стала истово верующей. Ни с кем из бывших коллег она сейчас не общается. Годовиков долго поддерживал с ней отношения, но в один прекрасный момент Татьяна пропала. Переехала на другую квартиру и сменила телефон.