«Маньяки и уроды есть везде»
— Владимир Натанович, что про вас доподлинно известно, и я в этом ни капли не сомневаюсь, — то, что вы хороший человек. Но хороший человек все-таки не профессия. Согласны?
— Конечно.
— И то, что вы хороший человек, тоже согласны?
— Ну, спасибо за правду. Дело в том, что судить о себе очень сложно. Даже когда слушаешь со стороны такие слова, и то неудобно. Но в принципе во мне злости нет, я дружу со всеми своими коллегами, стараюсь продлить жизнь своим родным и близким, особенно маме, потому что ей 91 год. И делаю все возможное, чтобы каждый юбилей у меня в зале, на чествовании, на банкете был самый главный мой человек — мама. Вот сейчас у меня прошел концерт в Театре Российской армии, и она сидела в первом ряду. Она на всех «Аншлагах», моих вечерах, и не только у меня, но и у своей внучки Насти. Она приходит к ней в Большой театр, хотя в 91 год бегать ей не очень-то легко. Но у нее такая закалка… Это вообще поколение удивительное, потому что мои родители кроме войн, разрухи и восстановления ничего не видели. И я, став известным человеком, старался как-то разнообразить их жизнь, но успел свозить их только в Германию, Чехословакию, Венгрию и в Израиль.
— Это за какой период времени?
— Когда отец еще был жив, и они переехали из Курска в Москву. Это было лет 20 назад. Я их специально сюда перевез, потому что они театралы, хотел, чтобы они по театрам походили. Но успели не много, пять лет, потом отец умер. Раньше отец у нас был главным режиссером, хотя он строитель по образованию, а сейчас мама продолжает традиции, следит за моим творчеством. Она до сих пор спрашивает: как авторы? как номера? готовы — не готовы?
— То есть у вас такая нормальная еврейская мама?
— Мамы все нормальные. Она много лет преподавала в школе русский язык и литературу. Она меня воспитала, я у нее учился. Мама даже из плохих учеников сделала генералов, ученых больших, профессоров, академиков...
Про жену рассказать? Тамара пришла ко мне не как к известному популярному человеку, а к студенту-стажеру Московской оперетты. Я был на пятом курсе взят как стажер в театр, и потом женился на молодой балерине. Настя, дочка, будущая артистка балета Большого театра, все равно не устает удивлять всех. Увлеклась «Цирком дю Солей». Из балерин мало кто владеет такими трюками: 10—15 метров над сценой без страховки работать в кольце, на канате, трапециях. Не успокаивается, трудовой человек. Потом ей все время нужно доказывать, что она не дочь известного артиста, а сама по себе личность.
— А она участвует в этих разборках Большого, переживает?
— Ну а как она может не переживать, если работает в театре. Но я, честно скажу, против тенденции, когда все говорят: о, Большой театр… и начинают охать, ахать и кричать что-то про вертеп и про осиное гнездо. Да это случай, понимаете. У нас каждый день и ночь где-то происходит такое…
— И это может быть в любом коллективе?
— Абсолютно где угодно, маньяки и уроды есть везде. В руках следствия доказать все и поставить точку в этом шумном деле. А шумное почему? Потому что Большой театр, в котором такого никогда не было. Потому что это лучший театр мира. Пожелать только хочется человеку, который пострадал — Сереже Филину, — чтобы он скорее вернулся к своим обязанностям, чтобы утихла эта волна. Она уже утихла, ведь пресса и ТВ не стоят на месте. Вот умер Березовский, потом еще что-то произойдет… Все уходит на второй план.
— Да, одна новость сбивает другую. Но Настя подписала письмо в поддержку Дмитриченко?
— Дело в том, что Настя советуется со мной, а я ведь человек, который не сегодня родился. Я категорически против каких-то огульных подписей, суждений, этим должны заниматься профессионалы. Поэтому Настя не подписала письмо, я даже не сомневаюсь в этом. …Слушайте, у меня впечатление, что вы пришли ко мне поговорить не о моем юбилее, а о Большом театре.
— Я просто не могу пропустить такую тему. А теперь, конечно же, о вас. Хочу вам сказать, что первый мой вопрос был единственно позитивным, сейчас будут другие. Что с вами произошло в профессии? Я ведь еще помню, как вы дебютировали в «Голубом огоньке», выйдя на котурнах и с Левоном Оганезовым за роялем: «Попутная песня». Исполняется впервые. Мною». Это было так здорово! Не понимаю, куда все делось. Вы сознательно работаете на сегодняшнего простого зрителя и играете на понижение? Неужели теперь нужно рассказывать лишь анекдоты про тещу?
— Но вы не заметили одной детали. После работы с Оганезовым у меня появился огромный коллектив, около 20 человек, певцы, танцоры. Мы делаем музыкальные пародии, это целый театр. Сегодня я не придаю особого значения монологам, сегодня идут пародии. А еще музыкальные номера, пародии на жанры, не только на конкретных исполнителей. Судить по телевизионным отрывкам смешно. И если бы вы выключили телевизор и пришли бы ко мне на концерт, мы бы по-другому сегодня поговорили. Ведь появились молодые прекрасные артисты, у меня есть своя фабрика звезд. Телевидение же только и показывает мои монологи про тещу, а у меня огромное количество новых номеров. У меня есть номер, посвященный Интернету. Вы его видели? Нет! Или номер о демографии — смешной, обаятельный, как в разных странах мира решается этот вопрос. Там и Украина, и Азия, и Россия, и еврейский номер сумасшедший, грузинский, цыганский… Да я эту тещу и в концертах уже не читаю. Вы смотрите телевизор, а потом говорите: как же Винокур сдал! Сегодня многих возмущает: о, «Камеди клаб», это ниже пояса… Но это же сегодняшний юмор!
— Я хорошо помню, как в 1982 году мы с мамой ходили на ваш концерт в «Измайлово» и с вами там играли и Илья Олейников, и Ефим Александров. Это было просто классно, я получил огромное удовольствие!
— А мои сегодняшние номера намного выше тех, что были тогда. Получается, что последний раз вы у меня были на концерте 30 лет назад. Пора идти на концерт, Мельман!
«Володя Пресняков вырос на моих глазах»
— Спасибо! Вот и Ефим Шифрин пригласил меня на свой концерт…
— Давно Ефима не видел, мы работали только в «Аншлаге». Очень талантливый артист.
— Он-то талантливый, и вы тоже. Только текстов у вас хороших нет. Разве авторы сейчас — это не проблема?
— Не проблема. У меня очень хороший молодой автор Кондратенко Олег. Шикарный автор, живет в Ростове.
— Хазанов тоже ушел из вашей профессии. Те редкие концерты, которые он дает, всегда в контексте времени, истории, и мне это очень важно. Может, у вас другая публика?
— А разве можно разделять — мой зритель, не мой зритель? Ко мне приходят люди, которые трудились целый день и пришли отдохнуть. Они хотят, чтобы им не говорили о политике, о выборах, о Государственной думе. Они хотят выдохнуть. А потом подходят ко мне: «Спасибо вам большое, мы так отдохнули, в вашей программе нет политинформации». Я принципиально никогда не занимался сатирой, особенно политсатирой. Я занимаюсь юмором и музыкальными пародиями.
— А когда вы пародируете Володю Преснякова, вам комфортно?
— Очень комфортно. И ему нравится. Я даже в его передаче это делал, он приглашал меня. Володя Пресняков вырос на моих глазах. Его родители со мной в «Самоцветах» работали, и я помню его практически с пеленок.
— Но простите, разве возраст не мешает вам сейчас делать такие пародии?
— А что, мне запрещено сейчас делать пародии, скажем, на Серова? Надел парик, очки и все, Серов. Или я Раймонда Паулса делаю: сажусь за фортепиано и играю. Разве здесь есть проблема? Но сейчас жанр пародии растиражирован. Вы включаете телевизор, а там «Большая разница», теперь вот «Один в один» появился. Они там по 5—6 часов гримируют бедного артиста, добиваются абсолютной схожести, а голос, к сожалению, не всегда совпадает. Но это новое — вспыхнуло и погасло. А я, в отличие от них, не прекращаю гастролей. Я летаю на Дальний Восток, в Сибирь, на Украину. Люди любят, чтобы живьем к ним приезжали и с ними общались, понимаете. И с юмористическими программами перебор, вы заметили? Вот на канале «Россия» их море.
— Но, кроме Жванецкого, я ничего там не могу смотреть.
— Да что вы бедного Мишу достали? Миша человек другого поколения, Миша эстет, человек, который сохранил свою публику, сохранил свое «я».
— Конечно, он же не подстраивается под время и всегда остается самим собой.
— Да, а мы — артисты. Но в то же время я не согласен со своими коллегами, которые продолжают работать в одиночку, ну или вдвоем-втроем, экономят, чтобы не делить деньги с коллегами. А я, наоборот, сохраняю коллектив. Может, проигрываю финансово, но выигрываю морально. Понимаете, я выхожу — и это шоу. Костюмированное — я не жалею деньги на костюмы, у меня прекрасный реквизит. Мы не ленимся, возим все. Наши концерты вживую. Я и на ТВ появляюсь дозированно, потому что перебор смерти подобен. Со многими моими коллегами именно это и произошло.
— Вы отличаете московскую публику от провинциальной?
— Никогда! Сегодня нет провинции. Какая провинция, если Интернет дает возможность людям быть столичными в самом глухом месте. Поэтому относиться к людям, живущим где-то в Пензе или на Дальнем Востоке, свысока, говорить: «Я поехал на периферию и их удивил…» Да ничего подобного! Они более требовательны, чем в Москве. А в Москве ведь на концерты ходят тоже приезжие, москвичам некогда.
— Вы выступали где-нибудь в Барвихе, на Рублевке перед богатыми чиновниками? Вы востребованы у таких людей?
— Да они же все были у меня на концерте. Вы не застали время, когда Миша Жванецкий выступал в прокуратуре, в КГБ в 70—80-е годы. Были такие закрытые вечера, но втихаря там приглашали запрещенных Жванецкого или Высоцкого, а чиновники слушали их и смеялись сами над собой.
— Вы упомянули «Камеди клаб». Это актуальный юмор сегодняшнего дня?
— Не умаляйте достоинства молодых людей, не хотят они юмор того времени. Не хотят Мишу Жванецкого, меня, Хазанова.
— Да они не знают, кто такой Аркадий Райкин!
— Ну, выросло новое поколение, которому хочется посмотреть на Пашу Волю, на девочек…
— И смеяться над словом «жопа».
— Да, а почему бы и нет? Ведь на кухне все рассказывают какие-то байки и не выбрасывают слово из контекста. Я всю жизнь занимался тем, что недоговаривал, время было такое. Авторы могли недоговаривать, но человек должен был домыслить. А сегодня впрямую: куда идти? Вот туда. Три буквы? Три.
— Но зачем же вам подстраиваться под новую публику, которая не знает Райкина, Чаплина?
— А я не подстраиваюсь, я работаю, и у меня в зале огромное количество молодежи. Вот прошлым летом мы были в Витебске, в Белоруссии, так шесть тысяч людей в конце встали, и большая часть там была — молодежь. И так во многих городах.
«Да нет у меня никакого недовольства собой!»
— Вы часто недовольны собой?
— Да нет у меня никакого недовольства собой. Самокритика есть — мне не все нравится, что я делаю. Но я стараюсь. Мне не стыдно — я с коллективом в любую аудиторию могу войти и победить.
— Если бы сейчас жив был Райкин и стал бы выступать со своими прежними номерами, которые писали ему Жванецкий, Поляков, он был бы уже неактуален?
— Нет, неактуален. Это классика, но классика того времени. А сегодня те проблемы исчезли, нет того, над чем смеялись мы с Аркадием Исааковичем.
— Вы думаете? Но разве общество не осталось во многом советским? Разве люди за это время поменялись?
— Конечно. Я вас приглашал на концерт, а вы даже в обществе не были.
— Наверное, у нас с вами разное общество.
— Сегодня современный юмор нельзя сравнивать с тем, что был тогда. И те мои номера, о которых вы ностальгируете, не могут быть актуальными, ну как вам объяснить?
— А для меня это актуально.
— Ну, правильно, вы, как говорил Аркадий Исаакович, зритель в девятом ряду. Но вы же не один в зале. Есть люди, которым нужно что-то новое, реальность сегодняшняя.
— Помню, мы вот так же разговаривали с Лионом Измайловым, а потом он сказал: «Слушайте, а мы с вами не слишком серьезно?» То есть у него уже в подкорке, что нужно быть попроще, иначе тебя не поймут.
— У меня в подкорке нет никакого приспособления. А то, о чем мы с вами говорим, это прошлое. Уважаемое прошлое, преклоняюсь, люблю свои старые номера, но мы живем сегодня, в XXI веке, в 2013 году.
— А почему вы сатирой никогда не занимались?
— Ну, людям это не нужно. Я работаю с жизнерадостными, нормальными людьми, которые устали. А я им даю позитив. Ну зачем же им негатив, объясните?! Достаточно других людей, которые дают им эту установку.
— Получается, что на фоне вас я выгляжу ностальгическим старпером, а вы такой молоденький…
— Да, да! Мне 65 лет, и я удивился, что пришел ко мне вроде молодой еще человек и говорит: «Вот тогда было…» Это утопия, Саша, повеселей, пожалуйста. Сегодня очень хорошее время.
— Вы ведь выступали на корпоративах. То есть вас, что называется, заказывали.
— Когда меня спрашивают: «Вы можете провести вечер?» Я отвечаю: «Никогда».
— Не любите выступать перед жующими?
— Да, когда я разговариваю, а кто-то ест и вилками стучит — не люблю. К тому же я не знаю этих людей и не хочу вчитываться в их биографии. Я не люблю разовые номера. Я только делаю музыкальные пародии, 20 минут, 30 минут, пожалуйста. Да что вы сели на эти корпоративы. Вы пришли поздравить меня с днем рождения, с юбилеем, ну так поздравляйте. Это же счастье! Александр, веселее смотрите на жизнь! Если я увижу такую грустную статью, то перестану читать вашу газету!
