■ ■ ■
Эту железную дверь, которую сторожит пингвин из папье-маше, знает каждый художник, писатель и поэт Петербурга. За ней мастерская «Митьков» — арт-группы, родившейся в 80-х, быстро переросшей в массовое движение и ставшей одним из главных флагманов ленинградского неофициального искусства. «Митьки» — создатели городского фольклора («дык», «опаньки» и «западло» — это все их изобретения). Они — отечественные хиппи в тельняшках с простодушным и ироничным взглядом на жизнь. В наши дни художники работают по тем же принципам, которые начали исповедовать на заре перестройки, — они все такие же пофигисты и философы. Однако и их не оставило равнодушным заявление Василия Бойко-Великого, увидевшего в картине Ильи Репина «Иван Грозный убивает своего сына» искажение истории, клевету на русский народ и государство и потребовавшего убрать полотно из экспозиции. Конечно, директор Третьяковской галереи Ирина Лебедева тут же ответила председателю оргкомитета партии «Народное движение «Святая Русь», что ничего убирать из экспозиции не намерена. Но «Митьки» на всякий случай написали альтернативную версию известного полотна. Какую — увидел «МК».
Рука «Митьков»
Стены мастерской «Митьков» увешаны всевозможными арт-объектами и картинами. Тут и портреты героев современности (от Новодворской до Ай Вэй-Вэя), и необычные музыкальные инструменты-гибриды (например, клон гармошки и гитары). В небольшой комнатке в три руки пишут нового сына для Ивана Грозного «Митьки» — Андрей Кузнецов, Андрей Кузьмин и Дмитрий Шагин. Последний и есть предводитель арт-движения: его имя (уменьшительно-ласкательное Митек) легло в название группы. На холсте — знакомый по репинской картине интерьер (только в более радостных тонах), сам царь (только не с безумным выражением лица, а скорее — с умиленным) и «Митьки», передающие в руки государя розовощекого младенца — нового сына. Об убийстве Ивана напоминают только его расписные сапожки, которые торчат в левом углу картины.
— Рука «Митьков» - вот она на картине – уже убрала орудие — посох с набалдашником — и кровь отмыла, — указывает в нижнюю часть полотна Дмитрий Шагин.
— Кажется, холст у вас — размер в размер...
— Точно, один к одному, мы специально купили «репинский холст» — он так и называется в любой художественной лавке. Хотя на самом деле он больше реального полотна художника: 2 с чем-то на 3 метра, а у Репина — 199,5 на 254 см. Но мы все точно отмерили и черным закрасили лишнее. Если Репина снимут — можно повесить эту картину на замену. Как помните, в фильме «Старики-разбойники», когда в пустую раму повесили табличку «картина на реставрации». Войдет тютелька в тютельку, и место пустовать не будет.
— Историки до сих пор не определились насчет убийства царевича — было оно или нет. Министр культуры Мединский в своей книге пишет, что Грозный сына не убивал. А вы как думаете?
— Если Репин нарисовал, значит, было! — без промедления отвечает Шагин. (Мы уже переместились за большой деревянный стол: за ним прошло не одно митьковское чаепитие, ведь каждую субботу в мастерской День открытых дверей.) — Репин писал картину три года. Его вдохновил концерт Римского-Корсакова, где он исполнял сюиту «Месть». Так его пробрало, что все в нем перевернулось, и он решил написать Ивана Грозного. Правда, в 1885 году картину запретили по постановлению обер-прокурора Святейшего Синода Победоносцева. «Кощунство, оскорбление чувств верующих, очернение истории, никого Иван Грозный не убивал!» — обвиняли тогда Репина. По-моему, эта история сродни истории о Моцарте и Сальери. Тут дело не в историческом факте, а в художественном восприятии. Репин размышлял о русской трагедии. Почему, например, новгородцы не включили в Памятник Тысячелетия Руси, где изображены все правители и гении? До сих пор не могут простить ему массовые убийства, которыми руководил лично царь в 1569–1570 годах. Нет, Репин писал картину не об убийстве сына — речь о более глобальной теме. Грозный — в состоянии ужаса и безумия: чего наделал-то?.. Эта картина про все.
— Вы собираетесь продолжить заданную тему?
— Конечно! Как только что-нибудь еще будут пытаться запретить — обязательно напишем, — продолжает Шагин. — Как только — так сразу. У того же Репина можно к любой картине придраться.
«Наступило время тотального абсурда»
— С такой позицией, как у Бойко, можно пол-Третьяковки запретить...
— А то! Сейчас такое время пошло, что таких цензоров, может целая армия собраться. Однако я думаю, что жизнь — как митьковская тельняшка: идет полосами. Так и история идет — циклично. Прошло сто лет с тех пор, как зверски порезали картину Репина в 1913 году. Теперь ее пытаются запретить. Я, правда, думаю, что это скорее такая дымовая завеса, чтобы люди поменьше думали о насущных проблемах, о серьезных вещах. Но темная полоса идет уже не первый год. Все начиналось еще с нападок на музей Набокова. Потом пытались запретить моноспектакль «Лолита» — хотя, казалось бы, там один актер на сцене и никакого интима. Вот и Pussy Riot за 30-секундный перформанс дали два года. В храме Христа Спасителя даже Киркоров выступал — и ничего. А молодые художницы артистически выразили протест, а их посадили в самую настоящую колонию, вместе с убийцами и ворами. И общество это съело. Этот реальный срок за художественный жест — больше, чем отдельный случай. Тем самым власти подвели некую черту, после которой можно уже запрещать все что угодно — хоть классического Репина, хоть современных братьев Чепмен.
— Ну, братьев Чепмен Пиотровский отстоял.
— Пиотровский — глыба: на него как сядешь, так и слезешь. Он давно в музейном деле и не такое проходил. И все-таки таких запретов, как сейчас, раньше не было.
— А как бы вы наказали Pussy Riot на месте властей?
— Власти могли бы поругать, ну штраф выписать — и будет. Искусствоведы пусть разбирают и критикуют их творчество, а не правоохранительные органы. Художницы высказали свою позицию, неугодную властям, и поплатились за это. Раньше чиновники такого себе не позволяли.
— А ваши картины когда-нибудь запрещали?
— Бывало. В 80-х наши картины снимали с выставок по идеологическим соображениям. А в прошлом году был случай в Музее космонавтики. Развесили работы, приходит комиссия, и говорят, мол, вот эти работы нужно убрать, у нас же тут дети ходят… Хотя там ничего такого не было написано, что нельзя детям показывать. Мы сами не поняли, что им не понравилось. Но это так — цветочки.
— А ягодки? Какой прогноз дадите по поводу отношения искусства и власти в ближайшее время?
— Началась такая полоса — темная. Но она рано или поздно закончится. И все же сейчас гораздо хуже, чем, например, в брежневские времена. Тогда все-таки понимали, что художники — это художники, и не сажали нас на нары. Даже Бродского отправили только в ссылку, как когда-то царь Пушкина. Сейчас же наступило время тотального абсурда.
— То есть мы постепенно идем к цензуре?
— Похоже на то. И дальше нас ждет даже не Советский Союз — хуже, противнее! Но, знаете, у «Митьков» есть такая поговорка: «Темнота чернее перед рассветом!».
