Лев Колодный давно начал писать о старой Москве. Сорок лет назад тема эта считалась если не запретной, то уж неактуальной — точно. С тех пор им написаны сотни очерков и десятки книг. Последняя из них — "Москва в улицах и лицах" — авторский путеводитель по центру, исключая Замоскворечье. Сегодня мы публикуем новый очерк москвоведа — обозревателя "МК", восполняющий этот пробел. Он посвящен Большой Якиманке, улице за Москвой-рекой. У каждой старинной улицы Москвы — свой поэт. У Тверской — Пушкин. У Арбата — Окуджава. У Якиманки — Шмелев Иван, сын Сергея, родившийся в замоскворецком дворе. Заполненный мастеровым и торговым людом, этот двор стал школой жизни и источником вдохновения. До недавних лет цензоры вымарывали любое упоминание о писателе, словно не было в природе такого классика русской литературы. Теперь сочинения его не томят в спецхране, издают, учат в школе. В недавние дни прах Шмелева доставили на родину, чтобы выполнить его последнюю волю — похоронить в Донском монастыре, рядом с предками. Гроб Шмелева эскортировали по улице, которую он бы не узнал, так ее, бедную, замордовали. "...Едем по пустынной Якиманке, мимо розовой церкви Ивана Воина, мимо виднеющейся в переулке белой — Спаса в Наливках, мимо желтеющего в низочке Марона, мимо краснеющего далеко за Полянским рынком Григория Неокессарийского. И везде крестимся..." Не названа здесь Казанская, самая большая на улице церковь, много раз помянутая в "Лете Господнем", литературном памятнике Замоскворечью. На Якиманке теперь часто не покрестишься: из четырех храмов остался один, Иван Воин. Сломали до основания — Казанскую, Петра и Павла, Якима и Анны. Последний в этом мартирологе храм стал причиной названия улицы. На месте церкви растет трава забвенья. Многие строения вокруг уничтожили, чтобы спрямить и расширить улицу-дорогу из Кремля во Внуково, аэропорт. Обезглавленные, Яким и Анна долго саморазрушались. Прочные каменные стены служили кузницей и сотрясались до тех пор, пока их не взорвали тайком. Это случилось в ночь с 3 на 4 ноября 1969 года. Впервые упомянута церковь в летописи под 1493 годом. Храм возник на старинном пути в Калугу. Главный престол церкви Благовещения имел придел Иоакима и Анны. В переводе с древнееврейского — Иоаким, как сказано в Библейской энциклопедии, "Бог возставляет". В русском произношении Иоаким стал Якимом, Акимом. Анна — переводится как "милостивая". Жившие две тысячи лет тому назад, эти богатые иудеи чтятся христианами всего мира как отец и мать Марии, долгожданной дочери, дарованной старикам в глубокой старости. Она вошла в мир Девой Марией, Богородицей, Богоматерью, Мадонной, земной матерью Христа. К ней возносят молитвы верующие в Спасителя на всем земном шаре. Церковь в честь родителей Девы Марии была единственной в столице. Ее отстроил в камне патриарх Иоаким (тезка "Богоотца" Иоакима), когда Москва стала городом "сорока сороков". Над одними Якимом и Анной красовалось семь куполов и колокольня. Деятельный патриарх вел лютые диспуты в Грановитой палате с раскольниками, изгнал из Первопрестольной иезуитов, преследовал иноземцев, одного из них, мистика Кульмана, сжег на костре. Он же призвал ученых греков, братьев Иоаникия и Софрония Лихудов, выпускников Падуанского университета. Они читали курс лекций по грамматике, пиитике, риторике, логике, математике и физике. Братьев считают основоположниками высшего общего образования в России. Задолго до основания Московского университета Иоаким открыл высшую светско-церковную школу со своим Уставом, приближенную к западноевропейским университетам. Это альма-матер Ломоносова, Кантемира, Баженова... Школа патриарха вошла в историю под названием Славяно-греко-латинской академии. После пожара Москвы 1812 года ее перевели в Троице-Сергиеву лавру, где она живет поныне в статусе Духовной академии. Таким образом, Большая Якиманка носит имя дедушки и бабушки Христа, а не Георгия Димитрова, как было до недавних пор. Этот болгарский революционер прославился смелыми речами на процессе по делу о поджоге рейхстага. (Огонь запылал после прихода Гитлера к власти.) Из зала суда обвиняемый вышел оправданным и отправился героем в Москву, где возглавил III Коммунистический Интернационал — Коминтерн, штаб мировой революции и разведки. Димитров отправил на казнь многих вождей компартий, не угодивших Сталину. Агенты Коминтерна, как и Лубянки, опутали паутиной шпионажа земной шар. Не без основания Запад считал партии Коминтерна — "рукой Москвы". Димитрова, как Ленина, похоронили было в мавзолее. Но болгары помнили за ним не только геройские дела, поэтому после краха коммунизма закопали вождя, не зная, что теперь делать с мавзолеем. А на бывшей улице Димитрова остался памятник. Бронзовый Димитров грозит кулаком прохожим и детям в сквере, напоминая о времени, когда в Москве безраздельно властвовали коммунисты. Яким и Анна стояли у истока Якиманки, а в устье, перед впадением в Калужскую площадь, возвышалась большая церковь в честь иконы Казанской Божьей Матери. Ее помнят многие бывшие студенты, сбегавшие из близлежащих институтов в кинотеатр "Авангард"... Под штукатуркой побеленных стен, где шли новые фильмы, скрывались лики святых. То был первый на моем пути городской кинотеатр, куда я попадал из барака строителей университета на Ленгорах: Москва заканчивалась тогда за Калужской заставой. В средние века жившие здесь стрельцы возвели полковой храм святого Николая Чудотворца. За ним укоренилось название по приделу в честь иконы Казанской Божьей Матери. Это поясное изображение Девы Марии с младенцем на левой руке. Икона прибыла вместе с казанским ополчением и в стане князя Дмитрия Пожарского стала предметом особого поклонения и молитв. Ополченцы приписали святыне освобождение Москвы от поляков. Образ хранился перед революцией в Казанском соборе на Невском проспекте. А в московской Казанской — почитался список с нее. То был храм в византийском стиле, построенный на месте более древнего, архитектором Николаем Никитиным, одним из основателей русского стиля. "Этот обширнейший из московских храмов принадлежит к числу выдающихся по великолепию своей отделки", — писали о Казанской после освящения в 1886 году. Никитин (автор "Погодинской избы" на Пироговке, церквей, гостиниц, доходных домов) Казанской — отдал десять лет жизни. Взорвали и вывезли храм на свалку по-ударному, за несколько дней. Тоскуя в эмиграции по Москве, Иван Шмелев много раз поминал в "Лете Господнем" Казанскую, живописал в мельчайших подробностях жизнь и быт ее причта. Отец писателя избирался старостой церкви, сюда привел он сына на первую молитву. Посреди Якиманки, на углу Первого Хвостова переулка, красовалась церковь Петра и Павла в Хвостове. Так называлось село, принадлежавшее тысяцкому Алексею Хвосту, убитому боярами. Село помянул в завещании Дмитрий Донской. Стрельцы на месте деревянной — возвели каменную церковь. Позднее появился придел в честь мучеников христианства Кирика и его матери Иулитты, живших в третьем веке в Малой Азии. Казалось бы, зачем спустя пятнадцать столетий строить москвичам памятник Кирику и Иулитте? Но для церкви "несть эллина и иудея", она хранит память о всех святых мучениках, отдавших жизнь за веру, когда бы и где бы они ни жили. В середине XIX века архитектор Петр Буренин возвел для Петра и Павла колокольню и трапезную с приделами. Где все это? В толще стен дома на Якиманке, 31. Храм здесь не сломали, уничтожили другим советским способом. Снесли шатровую колокольню и купол, над обезглавленными стенами надстроили два этажа, позднее заново все переделали. Образовалось четырехэтажное, как выражается наш мэр, "плоскомордное" деловое здание без затей на фасаде. Судьбу Петра и Павла разделили все московские постройки Буренина: колокольни этого архитектора снесли на Якиманке, Воздвиженке, в Пупышах и за Проломной заставой... Пощадили на Якиманке одного Ивана Воина. Спасла его красота. Приписывают постройку выдающемуся архитектору "суперинтенданту" Ивану Зарудному, автору знаменитой Меншиковой башни. Он творил в эпоху Петра. Увидев затопленный в половодье обветшавший храм, царь повелел в 1709 году выстроить новый в честь триумфа под Полтавой. И поднять его на более высоком месте, недоступном воде. Петр не только дал на это дело триста золотых рублей, но, как пишут, прислал план, выделил кирпич, который шел тогда лишь на строительство Санкт-Петербурга. Так, после победы над Карлом XII появился замечательный памятник русской воинской славы. По установившейся традиции — в форме храма. Иван Воин, византийский военачальник, тайно покровительствовал христианам во время Юлиана-Отступника. Этот император возобновил после смерти Константина гонения за веру во Христа. И у этой церкви есть придел в честь мучеников, казненных лютой смертью в начале IV века, когда многобожники-язычники расправлялись с верующими в единого Бога беспощадно. Знатоки теряют присущую сухость изложения, не жалеют слов, представляя дивное строение в стиле барокко. Его называют архитектурной поэмой, пишут, что храм сотворен мощной волей. Выдающимся мастером барокко слыл Иван Зарудный, приехавший в Москву по приглашению Петра в числе многих знатоков своего дела. Из Ивана Воина большевики вывезли 10 пудов 22 фунта золотых и серебряных изделий, когда в 1922 году ограбили по приказу Ленина храмы всех конфессий на территории бывшей Российской империи. Тогда палачи забрали из дома настоятеля отца Христофора. "Дайте хотя бы допить чай", — попросил он ленинских опричников. С этими словами ушел на казнь. Среди всех московских храмов Иван Воин предстает музеем гонения на церковь. Сюда перенесли пышный алтарь в стиле барокко времен Петра из сломанной у Красных ворот церкви Трех Святителей. Слева от входа — потемневшее от времени "Целование Иоакима и Анны" из уничтоженной помянутой церкви. Перед иконостасом предстает Казанская Божья Матерь из исчезнувшей Казанской. Рядом с ней, в киоте, Никола Угодник, снятый с Никольских ворот Кремля. В этом же ряду Спас Смоленский, висевший над Спасскими воротами. Под одними сводами оказались образы святой Варвары с Варварки, Василия Блаженного из собора на Красной площади, иконы Анны Кашинской и Серафима Саровского. Из разрушенных московских церквей унесли сюда частицы мощей свыше 150 святых Вселенской церкви и в земле Российской просиявших. Свои бесценные сокровища — частицы Гроба Господня и земли от Гроба Господня, Ризы Господней и Камень из реки Иордан, — все это гонимые христиане в страшную эпоху Ленина—Сталина упрятали здесь с верой на лучшие времена. Они наступили в наши годы. Наконец, сюда попали древние образа из разобранного Ивана Воина: из церкви — храмовая икона, а из придела — икону в честь мученников. Они украшали прежде разобранный храм. Иван Воин служит без малого четыреста лет — с начала XVII века по сей день. Сюда несут крестить младенцев. У ворот притормаживают свадебные машины и катафалки. В церкви недавно отпели Святослава Рихтера и Альфреда Шнитке, умерших за границей и похороненных в Москве. Храм на пригорке опоясывает кованая ограда, выполненная с великим мастерством при Елизавете Петровне. Ее перенесли в глубь церковного двора на 30 метров, когда Большая Якиманка пережила катастрофу. Улицу расширили вдвое и начали застраивать многоэтажными домами. ...Синий троллейбус, круто свернув с Якиманки на набережную, въехал на мост, откуда показался Кремль. Никто из пассажиров не обратил внимания на привычное чудо. Только одна старушка вдруг ни в склад ни в лад громко запела: Вот Кремль! В нем Сталин живет... При упоминании этого имени троллейбус смолк, все отвернулись от умалишенной, допевшей в тишине свой куплет: Сталин песни поет. Он мне пенсию дает... Полвека назад в Кремле доживал свой век человек, загубивший по сталинскому Генеральному плану древнюю Москву вообще и Якиманку в частности. Об этом — в следующем очерке.
