“Божественную комедию” написал Данте. “Человеческую комедию” создавал в течение всей жизни Бальзак, называя целые романы этюдами. Светлана Шенбрунн в ранней юности набрасывала свои этюды с натуры, конечно, не равняясь на классиков. Лишь через много лет ее книга “Розы и хризантемы” пришла наконец к читателю и предстала своеобразной “Людской комедией”. Да, это не общечеловеческая, а именно наша, советская комедия — с коммунальными квартирами, с доносами и арестами, с суматошным нищим послевоенным бытом. Вынести все эти мытарства и при этом уцелеть, сохранить свое достоинство, просто физически выжить помогали, как ни странно, скученность, притирка друг к другу — то самое толстовское “роевое начало”. Оно-то и выручает героев Шенбрунн.
Светлана выросла в благополучной семье. Многокрасочный коммунальный круговорот захватил любознательное существо, снабдил ее уникальным “сырьем”. Она оставляла на листках следы собственных радостей и обид, отголоски чужого горя, восхищение талантом других — и этим была счастлива. Природное чувство слова, отменный вкус в организации и отборе впечатлений помогли молодому прозаику сберечь драгоценные крупицы теперь уже канувшей в бездну действительности. Давние эпизоды не выцвели, не потускнели в книге. Они сохранили сиюминутность происходящего, обжигающую атмосферу всамделишной правды.
У Шенбрунн нет романного вымысла — в главном она верна фактам. Даже на фоне сегодняшних взрывов и убийств потрясает рассказ о гибели двухсот детей на пароходе в Даугаве, возле пристани: “Одна группа должна была сойти, а другая кинулась навстречу... Сгрудились все на одном борту... Представляете? Тринадцатилетний мальчик... Других, говорят, сразу на дно утянуло, а он еще барахтался, пытался выплыть. Мать рядом по берегу металась и ничем не могла помочь: гранитная набережная, крутая, скользкая, не зацепиться, не выбраться. Пока искали, что бы им бросить — хоть веревку, хоть что-нибудь, ничего ведь абсолютно под рукой не оказалось!.. Так и утонули на глазах у всего города”.
Газеты об этом не писали. Умолчало радио. Не кричали репортеры ТВ. Как будто ничего не случилось. Словом, “а был ли мальчик? Может, мальчика и не было?”
Самое захватывающее в книге — людские судьбы, “штучные” характеры. Чего стоит личность Светланиной бабушки — дворянки, потерявшей после революции все, кроме апломба, веселости нрава, а еще привычки пить всякое вино, мечтая о французском. Непредсказуемая в поступках, дерзкая на слово, эта старушенция могла своими бзиками любого свести с ума.
Крупно, размашисто, со всем темпераментом сильного человека, попавшего не на свою улицу, нарисована мама рассказчицы, дед которой был священнослужителем высокого сана, а затем, приняв черное монашество, стал настоятелем монастыря. Нина унаследовала от дворянства французский язык и виртуозное владение родным словом. Любя и страстно желая мужа, она измучила его вечными упреками и недоверием.
Отец Светланы, писатель Павел Шебунин — автор романа, напечатанного в “Новом мире” у Симонова, — человек совестливый и, вероятно, не менее одаренный, чем его жена, хотя в самораскрытии он во многом проигрывает ей. Именно этой умной женщине свою горькую тайну доверила учительница Светланы — Нина Константиновна, отец которой был несправедливо арестован и погиб, а мать, французскую пианистку, после ареста мужа нашли повешенной над роялем. И вновь — мощный характер дочери “врага народа”, не поддающийся ни уговорам, ни чужому здравомыслию, не способный прощать.
Сама юная рассказчица — центр нашего любопытства и сострадания. Светлана с детства заняла позицию противостояния всему, что ограничивает ее самостоятельность и мешает ей симпатизировать всем, кого не переносит мама. Талантливая и отчаянная, обиженная невниманием взрослых, девочка готова уйти из жизни... Когда ей было 18 лет, умерла мама... Ныне Светлана Павловна — многодетная мать, у нее трое взрослых сыновей и дочь.
Автобиографический роман в 523 страницы весь соткан из диалогов. Писательница почти никогда их не комментирует. Живость общения персонажей, мастерский монтаж сцен, эпизодов, этюдов — все это признаки истинного профессионализма. А сверх того — необъяснимая тайна владения читательским вниманием.
“Розы и хризантемы” — настоящая проза. В книге смешное и грустное, комедийное и трагичное перемежаются, соседствуют, как неразлучны две вечные дамы — жизнь и смерть, как розы (символ любви) и хризантемы, которыми провожают человека в последний путь. Об этом романе можно сказать: “Здесь русский дух, здесь Русью пахнет”.
