Каждый день миллионы москвичей становятся свидетелями преступления. Каждый день на глазах у всех совершается детоубийство...
Их тысячи. Может, даже десятки тысяч — кто их считал?
Они уже стали частью столичного пейзажа — нищие мужчины и женщины восточной внешности, сидящие в лохмотьях на заснеженных тротуарах с детьми на руках. Летом эти дети ковыляли по тротуару, дергая за одежду прохожих, и лепетали что-то про “не хватает на хлеб”. А сейчас, в мороз, они молчат и затравленно прижимаются к тем, кто произвел их на свет.
Они не жильцы. Первыми умрут от холода малыши, которым нет года.
Они прячутся за будкой теплотрассы; женщина смотрится в ручное зеркало, ребенок пытается просунуть замерзшие ручонки сквозь железные прутья — ближе к теплу. На вид ему лет пять, грязный комбинезон явно не рассчитан на московские морозы.
— По-русски говоришь?
Увидев у меня в руках пятидесятирублевую купюру, нищенка быстро кивает головой.
— Откуда ты?
— Мы с Душанбе, — отвечает она. — Хлопок собрали, денег нэ дали, кушат нэт, здес приэхали.
Нищенку зовут Гуля, у нее двое детей — девочка пяти лет (Розия, она стоит рядом) и трехлетний мальчик.
— Вон он сидит далшэ, там муж, — показывает она.
В нескольких метрах на тротуаре — нищий. На коленях сверток, укрытый одеялом, рука тянется за милостыней.
Они приехали из Таджикистана на поезде. “Добрый человек помог”, — говорит мать. Живут в палатках на станции Узуново в Подмосковье.
В Москву ездят “на работу”. Иногда остаются на ночь здесь же — залезают в теплотрассу. На то, чтобы нищенствовать в теплых местах — в метро, на вокзале, — как ни странно это звучит, им не хватает денег: там надо платить милиционерам. Иногда любящие родители отпускают малышей к теплотрассе — погреться. Но долго эти “цветы жизни” все равно не проживут.
— Начинается все с простуды, — говорит координатор медицинских программ организации “Врачи без границ” Рамиль Гутов. — Потом у ребенка-попрошайки простуда трансформируется в бронхит, пневмонию. Завершающая стадия — туберкулез, но, как правило, маленькие дети до него просто не доживают. Еще один вариант — почечные инфекции или отмороженные конечности. Если даже такой ребенок и выживет, все равно будет инвалидом.
“Жестокое обращение с детьми — это пренебрежение интересами и нуждами ребенка, отсутствие элементарной заботы о ребенке и должного обеспечения его основных нужд и потребностей”. Это — выдержка из Конвенции о правах ребенка, подписанной Россией. За жестокое обращение с детьми в нашей стране предусмотрено уголовное наказание. Но на таджикских граждан, даже если они нелегальные мигранты, действие этого закона почему-то не распространяется.
Специальная Программа регулирования миграции в Москве была принята больше двух лет назад — в феврале 2000 года. В ней был дан прогноз роста миграции до 2005 года: миграционные потоки (в том числе незаконные) будут увеличиваться, а это вызовет “обострение криминогенной обстановки” и “увеличение риска возникновения в городе инфекционных и паразитарных заболеваний”.
Тогда московское правительство предусмотрело специальную инфраструктуру регулирования миграции. В Миграционной службе Москвы была создана “иммиграционная инспекция со штатной численностью 100 человек”, в ГУВД — “специализированное подразделение поддержки иммиграционной инспекции со штатной численностью 50 человек” и “группа для проведения депортаций”. А в Комитете здравоохранения появился “Центр первичного медицинского освидетельствования всех подлежащих учету категорий мигрантов”. На все эти структуры были выделены деньги, и немалые.
Куда были истрачены средства? Где хоть один представитель этих новых структур? Почему столица России наводнена нищими из чужой страны, которые у нас на глазах “убивают” своих детей?
“Детей таджикских беженцев можно только депортировать”, — говорят столичные инспектора по профилактике правонарушений несовершеннолетних. Возможно, теперь, когда нелегальную миграцию отдали на откуп МВД, ситуация изменится. А пока нелегала “депортируют” так: ведут на вокзал, сажают в первую попавшуюся электричку и отправляют подальше. На следующей остановке он сходит и едет обратно — “на работу” в Москву. А с ним едут дети. Потому что они — “орудие труда”.
— Мальчик-то хоть живой у тебя? — спрашиваю я.
— А? Жив, жив, — широко улыбается гражданин Таджикистана.
Больше всего мне хочется его убить...
