Интересные дела продолжают разворачиваться в родном Отечестве на потеху достопочтенной публике. К сверхзадаче удвоения ВВП прибавились еще две, не менее актуальные и значимые. Мы теперь боремся с бедностью, причем в очень сжатые сроки. Остается надеяться, что не путем уничтожения бедных. Одновременно во главу угла (в очередной раз!) выдвинуто и другое направление активных действий правительства — налоговая реформа, значительную часть которой составляет снижение налогового бремени на бизнес. И все вроде хорошо, да как-то не стыкуются эти лозунги. Снизишь налоговый пресс — не хватит на повышение пенсий. Основная категория бедных — исключительно пенсионеры. Бюджет — как тришкин кафтан: натянешь на одно место — оголится другое.
Образовавшиеся бреши планируют закрыть с помощью нефтянки. То есть сапожная мастерская — это для властей бизнес. А нефтянка вроде как и к бизнесу не относится, ей никакая помощь не нужна. В общем-то, другого от государства ожидать и не приходится. Чиновники никогда не смотрели на нефтянку как на бизнес, а исключительно только как на дойную корову, которой какой план на надои ни спусти сверху — все выполнит.
А ведь так хорошо начиналось. Практически все нефтяные компании, когда начиналась налоговая реформа, приветствовали ее дружными аплодисментами. Еще бы: жизнь становилась четче и ясней, а взаимоотношения с государством — проще и предсказуемей. Хотя на отсутствие “внимания” со стороны государства нефтяным компаниям жаловаться не приходилось. Так, в 2002 году был введен новый налог — на добычу полезных ископаемых, повысились акцизные ставки на нефтепродукты, изменился порядок взимания платежей за пользование недрами и порядок расчета экспортной пошлины на нефть. В прошлом году порядок расчета вывозной пошлины опять пересчитали, еще раз повысили ставки акциза на нефтепродукты и изменили порядок его взимания. В общем, уровень налоговой нагрузки вполне достиг мирового — при высоких ценах на нефть он увеличивается, так как носит прогрессивный характер, и достигает 78% от прибыли. Уже сегодня доля налогов нефтянки в бюджете в пять раз выше, чем доля всей отрасли в ВВП, — вот такой перекос. Из этих цифр видно, что нефтянка — это и есть сегодня главная дойная корова страны.
Хотя нельзя не отметить, что ряд изменений носил и позитивный характер. В результате изменений в налоговом законодательстве сократилось количество налогов и упростилось налоговое администрирование. Сами расчеты и платежи стали гораздо прозрачней и предсказуемей, что позволяло более точно планировать собственную деятельность. Налоговую систему теперь выстроили не в соответствии с абстрактными пожеланиями, а с учетом мировой конъюнктуры, прибыльности. Но самое главное — именно на законодательном уровне были определены все ставки, все элементы налогообложения, что должно было исключить произвол властей любого уровня и шараханья из стороны в сторону. Словом, стабильность, прозрачность, экономическая обоснованность и простота новой налоговой системы позволяли сделать вывод о приведении ее в соответствие сложившейся мировой практике налогообложения. Правда, если при старой системе ресурсного налогообложения в параметрах 2001 года плата государству составляла 336 рублей за выкачанную тонну нефти, то после упрощения государство с каждой тонны стало получать от нефтяников уже 640 рублей с каждой тонны.
Но, несмотря на супероптимистичную конъюнктуру цен на мировом рынке, картинка с нашей нефтедобычей и переработкой далеко не столь радужна, как кажется на первый взгляд.
В чьем кармане денежки
Начнем с того, что в результате изменений последних лет ссылаться на сверхприбыли — излюбленную тему для критики как справа, так и слева — уже не приходится. Как бы ни пытались нас уверить в обратном чиновники, большую часть сверхдоходов от высокой цены получают сейчас не компании, а само государство. Так, если в диапазоне цен от 15 до 25 долларов за баррель с каждого доллара повышения цены в доход компаний шло 35 центов, то при цене свыше 25 долларов за баррель — уже всего 30, а 70 центов с каждого доллара уходило в государственный карман.
За период с 1999 по 2003 годы налоговые платежи с 1 тонны добытой нефти выросли с примерно 30 долларов за тонну до 66, а общая сумма платежей в российский бюджет увеличилась с 9,1 миллиарда долларов до почти 28 миллиардов. И это при том, что добыча нефти за это же время выросла всего лишь на примерно 38% (с 321 миллиона тонн до 421). В общей сложности от дохода, полученного от реализации нефти на внешних рынках, самим компаниям осталось всего лишь 27%.
Подкованные статистическими данными оппоненты наверняка возразят мне в этом месте: а вы, дескать, знаете, с какой выручки заплатили нефтяные компании эти самые 28 миллиардов? С 71 миллиарда долларов. Вот, дескать, где деньги мешками валяются...
Если бы: они там, может, даже не мешками, а вагонами, но уж точно не валяются, а почти все идут в дело. И их постоянно не хватает. Так, например, за вычетом налогов из выручки в оставшейся сумме в 43 миллиарда более 18 — себестоимость добычи и переработки, еще 12,3 миллиарда — плата за транспортировку. Столько же, сколько ушло на оплату транспортных услуг, нефтяные компании инвестировали в свою основную деятельность.
Цифр, характеризующих состояние отрасли, еще очень и очень много. Ими можно увешаться с ног до головы, словно елочными игрушками, в них можно утонуть. Но главное в другом. Обозначив несколько стратегических целей для развития страны на ближайший период, мы выбираем такие способы и пути ее достижения, которые ведут совершенно в другую сторону.
— Зависимость между ценой на нефть и ростом ВВП — нелинейная. На рост влияет комбинация внешних и внутренних факторов, — недавно заявил один из заместителей министра экономического развития.
Ага, так мы и поверили. А почему тогда в сценарных прогнозах развития экономики страны темпы ставятся в зависимость от цены барреля? Черным по белому написано: при среднегодовой цене Urals (сорт нефти) 20 долларов за баррель темпы экономического роста составят 4,8—4,9%, а при цене 24 доллара за ту же мерку — 5,8—6,1%. При любых сценариях не обойтись без роста добычи нефти к 2010 году ориентировочно до уровня 550 миллионов тонн в год с нынешних 420. А это потребует и строительства новых нефтепроводов, и более интенсивного освоения и разведки месторождений, и обновления основных фондов, и еще много чего, что можно назвать одним коротким и емким словом — инвестиции.
Поделить или развивать
Темпы роста экономики и, соответственно, развития страны действительно зависят от нефтянки не совсем линейно. Она — не только и не столько добыча, переработка и продажа нефти, сколько развитие машиностроения, науки, транспортных систем. 14% — такова доля нефтяной промышленности в общей структуре ВВП. Для сравнения: одна из мощнейших индустрий в нынешней России — строительная — занимает в ВВП вдвое меньшую долю. Почти 30% всех налоговых поступлений в стране — от нефтяников. И четверть всех заказов машиностроения обеспечивает столь нелюбимая властями нефтянка. Это в нынешнем состоянии. А в условиях, когда на повестке дня стоят строительство новых трубопроводов и освоение новых месторождений, машиностроение и металлургия могут расти опережающими темпами только за счет нефтяных заказов. Не будем говорить о том, что у многих компаний есть уже собственные НИИ, озадаченные проблемами интенсификации производства. Не станем напоминать, что единственные, кто позволяет себе вести полевую разведку в нынешних условиях, — это тоже нефтяники, дающие работу геологам и стирающие белые пятна на карте родины.
У нас под боком — гигантский стратегический потребитель — Китай, который развивается темпами, вызывающими зависть у остальной части земного шара. У нас под боком — столь же стремительно наращивающая свою экономику Индия и другие страны Юго-Восточной Азии, та же Япония, в конце концов. Определенный нефтяной голод начинают испытывать и Штаты. И в этих условиях снижается добыча нефти и в Мексиканском заливе, и в Северном море. Обладая в принципе таким же потенциалом, как и страны ОПЕК, мы тем не менее не играем той же роли, что и они. Потому что все наши поставки идут в одну сторону — по тем транспортным артериям, которые были построены еще в СССР. Наши поставки зависят и от стран Восточной Европы, и от государств, контролирующих проливы. Газ, конечно, не нефть, но батька Лукашенко весьма эффектно показал, как можно накинуть удавку на экспортно ориентированные отрасли. Пора понять, что без диверсификации поставок, без активного вхождения на новые рынки стран и континентов нам ни места России в современном мире не завоевать, ни настоящую разностороннюю экономику внутри страны не построить. Планы новых трубопроводных систем Ангарск—Дацин, Ангарск—Находка, Мурманской ТС, 2-й и 3-й очередей БТС так и останутся прожектами без инвестиций, необходимость которых оценивается минимум в 22 миллиарда долларов в год. А в условиях, когда мертвым грузом лежит так называемый стабилизационный фонд (бабушкин чулок в государственных масштабах), а на добывающие компании накидывают налоговую удавку, возможность инвестирования становится все более и более призрачной. И топтание нефтяной отрасли на месте из-за отсутствия возможности развиваться ввергнет в ступор всю остальную экономику страны. Тогда не то что удвоить — дай бог этот ВВП не растерять по углам. Еще большее повышение налогового бремени обязательно приведет нас в тупик, из которого выбраться гораздо сложнее, чем не заходить в него.
Наши руководители очень любят приводить в пример притчу о том, что человека можно накормить двумя способами: дать рыбу или вручить удочку, чтобы он сам наловил. Правительство хочет раздать рыбу. Хотя удочка у него есть. Может, его просто до сих пор не научили ловить рыбу, и оно не понимает, как это делается...
Конфронтация и обдирание — не лучший путь развития страны в условиях, когда бизнес и власть, работая по одному сценарию и преследуя объективно совпадающие цели, могут сделать в ближайшие три-четыре года мощнейший рывок. И для будущего страны, и для благосостояния населения. Удвоение ВВП — очень значимая цель. Но как бы не получилось, что к концу своего второго срока уже другой ВВП схватится за голову с непередаваемой интонацией сантехника из рекламного ролика: “Е-мое!!! Что мы ж сделали-то?!!”
