— Садитесь на автобус и езжайте в роддом, — сказали москвичке Наталье Знаменской врачи из женской консультации, когда не обнаружили признаков жизни у ее плода. Если смерть констатируют у них — хлопот не оберешься...
...Лишь в 41 год у Натальи появился реальный шанс родить. И это было чудо: в таком возрасте, да еще с отрицательным резусом, да после двух выкидышей! Стоит ли говорить, как она ждала этого ребенка?
На ее беременность нужно было молиться. Но врачи не сделали ничего, чтобы ребенок выжил. И это — не бездоказательный наезд на медиков. Это удалось доказать в суде, который длился почти четыре года. Людей в белых халатах признали виновными. За лишение женщины ребенка и последней надежды обзавестись потомством три медучреждения заплатят 75 тысяч рублей. А не 2 миллиона, как просила истица.
Этот случай — редчайший в нашей судебной практике, связанной с “делами врачей”.
И откуда ты такая на нашу консультацию?
Каждая будущая мама хочет, чтобы в женской консультации следили за ее здоровьем, прислушивались к жалобам. Но не каждая в курсе, что есть стандарты наблюдения за беременными в консультациях Москвы: тот минимум, который врачи обязаны выполнять в полном объеме. Да и Наталья узнала об этом, когда было уже поздно.
Доктор Сергеева из консультации при поликлинике №82 ЮАО Москвы поставила Наталью на учет в марте 1997 года (хотя впервые та обратилась к ней в январе) и отнесла беременную к группе высокого риска. По закону таким беременным требуется особое наблюдение, причем совместно с заведующей, — в третьем триместре беременности один, а то и два раза в неделю. Но на редкие приемы (например, 17 июля Сергеева назначила следующий прием на 12 августа) заведующая к Знаменской не заходила. И вообще, пациентку вниманием не баловали. Не назначали обследований на инфекции и вирусы...
— У меня врач даже не попросила выписку из амбулаторной карты из поликлиники по месту жительства, — говорит Знаменская.
В конце беременности Наталью не оставляло чувство, что с ребенком что-то не так. И она говорила об этом врачам. Но — что беременная женщина себе не нафантазирует! Первый “звонок” раздался, когда Наталью госпитализировали в роддом при 7-й горбольнице. УЗИ с допплером (прибором для изучения кровотока) от 27.06.97 показало “гемодинамические нарушения в системе “мать—плацента—плод” 1А степени”. То есть проблемы с плацентарным кровообращением, из-за чего ребенок не получал достаточно кислорода и питания.
Врачи назначили контроль УЗИ с допплером через семь дней. Но 5 июля Знаменскую выписали без обследования. Уже 8 июля ей пришлось вернуться с той же проблемой — отеками. Но через неделю ее выписали: и опять без УЗИ, допплера и других обследований плода.
УЗИ от 26 июля из женской консультации показало уже угрозу прерывания беременности. Это ЧП, требующее срочной госпитализации. Но Знаменской сказали: иди домой, расслабься. Приходи 19 августа, положим тебя в роддом. Но будущая мама пришла в консультацию 28 июля. Хотела пожаловаться на плохое шевеление плода, да не удалось: врач Овсепьян ее не приняла, так как медсестра... не нашла карту.
30 июля женщину продолжало беспокоить плохое шевеление ребенка. Но врач ее не приняла. На ходу бросила: “Пей валерьянку”.
Вечером 31 июля Знаменская “поймала” шевеления и пошла спать. А наутро шевелений не было. И женщина поехала в консультацию.
— В кабинете УЗИ врач Подхомутникова определила, что сердцебиения у плода нет. Побежала к заведующей минут на 40, — говорит Знаменская.
Что такое смерть плода в женской консультации? Катастрофа! Врачи не могли ее допустить. Они отправили женщину в 4-й роддом со словами “доедете на автобусе”. В направлении даже не написали, что ребенок мертв. Упомянули лишь про острую гипоксию.
— И откуда ты такая взялась на нашу консультацию? — со вздохом проводили они женщину с мертвым ребенком в утробе.
Согласно 430-му приказу Минздрава, при смерти плода в утробе требуется срочная госпитализация в спецроддом, где извлекают мертвых детей. Однако суд никак не отреагировал на то, что врачи отправили женщину без “скорой”.
Никто не хотел помогать
Из заявления Знаменской Н.В. Чертановскому межрайонному прокурору: “Дело имеет особое общественное значение, поскольку охрана детства и материнства в условиях сложной демографической обстановки в России приобрела острую актуальность. В действиях врача Сергеевой И.М., по моему мнению, есть признаки причинения смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения профессиональных обязанностей, т.е. преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 109 УК РФ, и фальсификации доказательств по гражданскому делу, т.е. преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 303 УК РФ”.
— Когда я вышла из консультации, думала броситься под машину, — продолжает Наталья. — Остановила надежда: вдруг ребенок все-таки жив?
В 4-м роддоме поднялся переполох: кто теперь будет отвечать?
— Поеду домой, за вещами, — сказала Наталья заведующей, узнав о предстоящей госпитализации.
— Миленькая, ты что, хочешь, чтобы меня посадили? С тобой может все что угодно случиться, даже умереть можешь, — ответила она.
И это было правдой. Потом, на суде, представители Управления здравоохранения ЮАО Москвы так и сказали: что могло случиться, то не случилось. Что теперь об этом говорить?..
Рожать мертвого сына Наташе пришлось в единственном в Москве отделении инфицированных родов в 36-й больнице, вместе с бомжами и сифилитиками. Такое ей не могло присниться и в кошмарном сне.
В справке о причине смерти плода, которую забрала сестра Натальи в больнице, значилось: “асфиксия и хроническая плацентарная недостаточность”. Ребенок умер от недостатка кислорода.
— У каждой третьей беременной высокой группы риска — плацентарная недостаточность. И это лечится. Но ни в одном медучреждении, где я наблюдалась, мне такого про плаценту не сказали, — утверждает Наталья.
На суде выявились многочисленные ошибки врачей. Например, кровь на антитела у нее взяли лишь раз, при поступлении в стационар, а должны были — дважды в месяц в начале беременности и раз в 10 дней в конце. Кроме того, врачи обязаны были постоянно следить за состоянием плода беременной. Но они плюнули даже на тот факт, что размер головки плода за месяц увеличился лишь на 2 миллиметра, что говорило о задержке развития. В Центре планирования семьи и репродукции №1 (один из ответчиков в суде), где женщина консультировалась трижды, тоже ничего подозрительного не обнаружили. Потому что ограничились визуальным осмотром. Правозащитник Знаменской, заслуженный юрист РФ Игорь Водолазский, даже составил для суда табличку, где видно, что должны были делать врачи и что не делали. Но когда врачей ловили за руку, они продолжали говорить, что в смерти ребенка виноваты лишь мать и он сам.
— В цивилизованном мире за одни такие высказывания медучреждение расплатилось бы миллионами долларов, — говорит Водолазский. — Наталья Васильевна уже почти выносила ребенка — вопреки стараниям врачей. А они не дали ему выжить и лишили женщину последнего шанса родить.
Жизнь ребенка российский суд оценил в 75 тысяч рублей, их заплатят 82-я поликлиника, 7-я ГКБ и ЦПСР №1.
Один свидетель подтвердил показания Знаменской, что за несколько дней до гибели плода врач консультации Овсепьян предлагала ей “организовать хорошие роды в 10-м роддоме за 600, а лучше за 700 долларов США”. Но и это суд во внимание не принял.
Дописки и приписки без риска
— Целую неделю до смерти ребенка я обращалась в женскую консультацию с жалобами на плохое шевеление. Врачи не реагировали. А потом в карте появилась запись, что за день до гибели плода меня осматривал консилиум из двух врачей (Подхомутниковой и Яковлевой). И они предложили мне срочную госпитализацию, от которой я отказалась. Яковлева на суде сказала, что меня не осматривала и подпись не ее. Она там даже не работала с 1996 года, — говорит Знаменская.
Факт фальсификации установила экспертиза, но суд на эту “мелочь” не отреагировал. Как и на другие документы, которые “липачили” врачи перед направлением в суд. О якобы отказах от госпитализации по случаю гестоза, отказах от нескольких других срочных госпитализаций, о выписке беременной из 7-й ГКБ по ее “личной просьбе”...
Кроме того, в карте упоминалось о 10 патронажах и даже стационарах на дому, которые якобы проводили врач Сергеева и акушер Кириллова. Однако дома у Знаменской сии персонажи никогда не были, хотя должны были бывать регулярно. Врач Сергеева на суде путалась. Мол, то была у нее дома, то не была. Потом выкрутилась: заходила к ней, а ее дома никогда не было. Но если Сергеева не знала, сколько комнат в квартире Знаменской, откуда знала о “напряженной обстановке” там, о чем написала в карте? О тяжелом “психоэмоциональном” состоянии беременной по случаю развода с мужем (на самом деле развод был двумя годами раньше)? Тот якобы пил, грозился все поджечь (на самом деле он не то что не пил — даже не курил). Вот, мол, у беременной и развился гестоз, который привел к трагедии...
Кстати, даже если бы у беременной диагностировали гестоз, ей требовалось бы наблюдение в стационаре, постоянный контроль давления, жидкости, веса, исследования, консультации окулиста, терапевта... Но ничего этого сделано не было.
“Вы должны радоваться, что ребенок умер”
— Хотя Чертановский суд и удовлетворил наш иск, он не дал оценки факту фальсификации документов. И это дает медикам возможность фальсифицировать что угодно, — говорит Водолазский. — А ведь по закону “сочинители” могли минимум лишиться работы, максимум — попасть в тюрьму.
Еще одна любопытная приписка. На этот раз из карты кабинета невынашивания поликлиники №170 ЮАО — о том, что за два года до трагедии женщина была якобы госпитализирована в 11-ю горбольницу, где у нее и произошел выкидыш (третий). Так вот: это просто ложь. Для чего же врачи ее придумали? Вероятно, чтобы доказать: женщина была не готова к новой беременности, потому и не выносила ребенка. Или что вообще не может его выносить.
Странно повели себя и эксперты из Бюро судмедэкспертизы. В своем заключении они даже не упомянули об отрицательном резусе Знаменской. Зато зачем-то написали, что у нее первичное бесплодие (!). “Поработали” врачи и с заключением о смерти ребенка. Если в первом говорилось об асфиксии плода и плацентарной недостаточности матери, то в последующем писалось о “плаценте при вирусной инфекции”. Впрочем, исследования на инфекции ни плаценты, ни плода не проводилось, и даже если бы инфекция была, гибель ребенка была условно предотвратимой. Таков вывод независимой экспертизы, озвученный еще до выявления фактов фальсификаций...
Воодушевленные медики вообще пытались убедить судей в том, что смерть ребенка была лишь вопросом времени: у женщины в таком возрасте, да еще с “кучей заболеваний” (так сказали эксперты) плод был “глубоко недоношенным” (это двухкилограммовый-то!), страдал от кислородного голодания, был обвит пуповиной.
“Это результат стресса, женщина не всегда режим соблюдала”, — говорила на суде Сергеева. А один эксперт сказал Знаменской: “Вам надо радоваться, что он умер!”
Еще медики пытались убедить суд в том, что ездить на автобусе с мертвым ребенком в утробе — не опасно для жизни. Мол, были такие случаи, что и по три дня женщины не знали о смерти ребенка — и ничего...
И еще. Почему-то врачи не говорили, что Знаменской можно было сделать искусственные роды: жизнеспособен 27—29-недельный плод (в развитых странах давно выхаживают и 22-недельных малышей).
Горькая правда
После трагедии у женщины начались серьезные проблемы со здоровьем. Например, гипертония. В ее амбулаторной карте записей об обращении по поводу высокого давления до беременности нет — есть только после. Но эксперты из Бюро судмедэкспертизы предположили, что сия болезнь — не следствие смерти ребенка. Возможно, она было до и во время беременности. Зато врачи написали, что к смерти ребенка привели в том числе и патологии матери. Например, артроз лучезапястных суставов, которого, кстати, у женщины не было и нет: диагноз в амбулаторной карте стоял под вопросом — и уже после беременности. Но Знаменская все же смогла доказать суду, что получила послеродовой стресс (т.н. синдром потери плода) и ряд хронических заболеваний (холецистит, расстройство иммунной, нервной и эндокринной систем). На что юрист из 82-й поликлиники сказал: “Подумаешь, стресс получила! Покажите мне женщину сорока лет без стресса!”
Бывают люди, на долю которых выпадает очень много испытаний. Говорят, их очень любит Бог, так он закаляет их душу, готовя к вечной жизни на небесах.
Наталью Бог любит...
Через два месяца после смерти ребенка она потеряла его несостоявшегося отца, своего гражданского мужа. Его задушили. Злая усмешка судьбы: в заключении о смерти тоже стояла “асфиксия”.
Сейчас она сидит без работы. Посадила зрение — говорит, много читала медицинской литературы.
— Через два года после беременности я была у тогдашнего главного врача 82-й поликлиники, — завершает она свой рассказ. — “Вы же не одна, у кого дети умерли во время наблюдения. Никто же не пишет жалоб, а вы взяли и написали”, — укорила меня она.
Нет уж: некоторые все же пишут и пытаются добиться справедливости.
— В нашей практике люди обращаются чаще всего именно с проблемами в оказании гинекологической и акушерской помощи, но вести дела против врачей очень сложно, — говорит президент Лиги защитников пациентов Александр Саверский. — Например, дело семьи Бокуняевых-Гришковых, у которых по вине медиков родился ребенок-инвалид, развитие которого в четырехлетнем возрасте оценивается как трехмесячное. Мы пока проиграли их дело в первой инстанции, подали кассационную жалобу в Мосгорсуд. Бурный судебный процесс разворачивается и по 17-му роддому, где было много смертей рожениц и детей (“МК” не раз писал об этом. — Авт.).
Принцип Гиппократа “не навреди” был даже в клятве советского врача. Теперь медики уже не приносят клятву Гиппократа. Они приносят другую, где про “не навреди” ничего не сказано.
...Врачи Сергеева и Овсепьян получили по выговору, завконсультацией Елизаровой сделали замечание. Сергеева с выговором была не согласна:
— Я вела беременность правильно, — сказал она в суде.
Не прошло и года, как выговоры врачам сняли. Сейчас они работают в консультации, Овсепьян даже повысили до врача высшей категории.
Добавить к этому нечего.
