В течение жизни каждому третьему человеку в современном обществе требуется переливание крови. Кровь в любой момент может понадобиться нам и нашим близким. Однако эта процедура совсем не безопасна. Служба крови сегодня не может обеспечить достойное качество донорской крови. В этом уверен профессор из подмосковной Балашихи, доктор биологических наук, заведующий Центральной лабораторией государственного контроля и изучения качества препаратов крови, кровезаменителей и средств парентерального питания гематологического научного центра РАМН, лауреат Государственной премии РФ Александр Карякин. На “кровную тему” с ним поговорил корреспондент “МК”.
— Александр Вадимович, какая сейчас основная проблема учреждений службы крови в нашей стране?
— Это проблема безопасности донорской крови. Два года назад я руководил Центральной лабораторией вирусной безопасности препаратов и компонентов крови и уже тогда поднял этот вопрос. Данная лаборатория сейчас работает над его решением, она входит в состав нашего отдела. Вот на Западе, например, уже давно количественно оценили качество работы службы крови. Для оценки донора у них существует такое понятие, как риск. Это, проще говоря, частота встречаемости присутствия вируса в крови человека. У людей, имеющих риски, не будут брать кровь. Вот поэтому доноры во всем мире — это самая “чистая” часть населения. У нас же донором может быть практически любой человек, пришедший на станцию переливания крови (СПК).
— Как отбирают в доноры? Вообще, любой человек может сдавать кровь?
— Вот стандартная ситуация: человек впервые пришел сдавать кровь. Он — первичный донор. Если это произошло на Западе — во-первых, не факт, что он ее сдаст в этот же день, а во-вторых, не факт, что ее вообще возьмут. Потому что процессу сдачи будет предшествовать сложная процедура проверки. И если будут обнаружены риски в крови, то никто у него забор крови делать не будет. У нас же кровь у человека возьмут, не дожидаясь результата анализов. Конечно, вначале он пройдет обязательный врачебный контроль, где его осмотрят, прослушают, давление померяют, расспросят об инфекциях. На основании этой информации врач принимает решение о допуске донора к сдаче крови. Ну а потом идет стандартная процедура забора крови, в том числе и на анализ. А результат такой, что практически пять доноров из ста отбраковываются после выявления в крови инфекций. Только их наличие выясняется позже. Вот так на ситуацию влияет разница в системе отбора потенциальных доноров. В среднем по России за год отбраковывают 60 тысяч доноров. Их кровь сразу уничтожают. Это для страны колоссальный убыток, и он подсчитан — около двух миллионов долларов в год.
— А каким образом определяется этот убыток?
— Очень просто. Медработник сделала забор крови — истратила пакет, лаборант провела анализы, для которых использовали центрифугу, а это — энергетические затраты, затраты на уборщицу, защитную одежду и т.д. А вся проблема в том, что работники СПК мотивированы на количество забранной крови, т.е. “больше угля народу”. У них от этого зарплата зависит. А должно быть наоборот — платить нужно за качество. Донорство у нас используется нерационально, а ведь процесс забора крови можно оптимизировать. Взять, например, Московскую область.
Существует статистика по заболеваниям в различных городах, количествам операций, необходимости в определенных группах крови. Нужно только составить четкую программу лечения и проинформировать об этом областные СПК. Тогда они уже будут работать по плану. Правда, этим никто заниматься не хочет. Конечно, станциям выгодней продавать излишки компонентов крови, например, в другие регионы или частным лицам, хотя по Закону о донорстве крови и ее компонентов это делать запрещено. Такие операции можно классифицировать и как нецелевое использование государственных средств. И все это происходит на фоне того, что обычная СПК не имеет, например, финансовой возможности провести дорогостоящий анализ крови на наличие скрытой инфекции.
— А если человек, например, заразился вирусом несколько дней назад, об этом еще не знает и пришел сдавать кровь?
— У нас в России население вообще плохо проверено на наличие вирусов. Сам донор даже может не знать, какие у него инфекции. Поэтому самым достойным мотивом агитации на донорство я считаю такой, что человек бесплатно может проверить состояние своего здоровья. Если донор сдает кровь на плазму, ему нужно обязательно прийти на СПК во второй раз через определенный промежуток времени. Обычно через три месяца. Это необходимо для того, чтобы убедиться в отсутствии свежеполученного или скрытого вируса на момент сдачи крови. Это большая моральная ответственность для донора. Только после второй проверки и получения хорошего результата кровь человека, заготовленная ранее, может быть использована. Такая процедура называется карантинизацией. По неофициальным данным, во второй раз не приходят около трети доноров. И вот если человек не явился — он просто толкает работников станции на преступление, потому что в инструкции по карантинизации есть пункт о том, что без повторной проверки кровь можно использовать только в конце срока хранения. Как правило, прикрываясь этим пунктом, работники СПК пускают такую кровь в оборот значительно раньше. Никто не уверен в том, что она безопасна. В прошлом году по России карантинизацию прошло только 25% крови, в этом — около 45%. Проблема нашего государства еще и в том, что с донорами оно никакой работы не проводит.
— Вы имеете в виду агитацию?
— Нет, я имею в виду тот факт, что донор у нас не имеет практически никакой социальной значимости. Для почетных доноров, конечно, оставили какие-то небольшие льготы, но все дело в том, чтобы человек почувствовал, что он нужен и полезен. Вот, например, американский президент в своем обращении к народу всегда говорит, сколько в штатах доноров, и благодарит их.
— А какая сейчас мотивация среди доноров преобладает: безвозмездная или коммерческая?
— Коммерческая. Согласно последним нашим исследованиям, когда человек заинтересован в сдаче крови, риск обнаружения в ней вирусов увеличивается в 3—4 раза. К нам на станцию приходят люди с букетами заболеваний: ВИЧ, гепатитом, сифилисом. Несколько лет назад в отделении у детей, больных гемофилией, была 100-процентная заболеваемость гепатитом С. Заражение произошло за счет постоянного переливания крови, хотя, казалось бы, кровь проверили, и результаты были хорошие. Это значит, что скрытую форму вирусоносительства обычными методами диагностики просто не смогли выявить, а дорогостоящие методики практически не используются.
— Станция переливания крови должна обеспечивать ее безопасность?
— До 1 января 2007 года СПК безопасностью не занималась. Сейчас, после внесения дополнений к Закону о донорстве крови и ее компонентов, СПК должна ее обеспечивать, правда, ответственность за это не ввели. Теперь с начала текущего года суды стали решать вопросы в пользу заболевшего человека. Юридическая основа для этого появилась.
Вот, например, если такое случилось в Московской области, губернатор имеет полномочия закрыть станцию. Если разобраться, то сейчас фактически можно брать и закрывать любую СПК, потому что методы работы не изменились, и станции ежедневно рискуют, но работают по устоявшейся схеме, которая дает худо-бедно какой-то результат. Сейчас службе крови просто необходимо разработать систему, которая бы обеспечивала качество крови. На стадии принятия решения в отборе донора, думаю, нужно привлечь службу, которая была бы заинтересована именно в качестве. В этой роли я вижу СЭС, других вариантов у меня пока нет. Сейчас эта служба контролирует только санитарное состояние станции, а СПК посильно обеспечивает качество.
— Существует ли в России подпольный рынок донорской крови?
— Конечно, нет. Заготовка, переработка крови и ее компонентов — сложный технологический процесс. Где-нибудь в подполье это сделать просто невозможно. Правда, раньше организациям, которые занимались транспортировкой крови, выдавали лицензии на посредническую деятельность. Подобные конторы под видом транспортировки занимались перепродажей крови и ее компонентов, которые получали на СПК. Эту лазейку прикрыли нынешним летом, когда приняли закон о том, что посредник должен обязательно иметь федеральную лицензию на медицинскую деятельность. А такой документ могут получить только государственные структуры.
