Недавно в МГУ — без помпы, почти незамеченным — прошел один юбилей. Исполнилось 10 лет, как руль флагмана образования попал в руки Виктора Антоновича САДОВНИЧЕГО.
— Можно, я задам вам дурацкий вопрос, иначе он меня будет мучить всю беседу... Как вы отбиваетесь от многочисленных просителей, когда начинаются вступительные экзамены?
— В принципе в это время я стараюсь быть недоступен.
— Ректор другого крупного московского вуза признался “МК”, что у них существует так называемый ректорский список. А у вас?
— Конечно, каждый ректор имеет какие-то просьбы, — нельзя это отрицать. Но если он заставляет преподавателей... Я считаю, это недостойно. Преподаватель должен сам поставить оценку. Я ни с одним из преподавателей никогда на эту тему не говорил. Многие просят, чтобы не было необъективности какой-то, я всегда за это, всегда готов проверить. Еще большое поле для ректора — посоветовать. Я интересуюсь, к примеру: как дела с математикой? Если математика дается с трудом, то не надо стремиться поступать на экономический. Выберите факультет без математики, например, философский. Три четверти проблем снимаются благодаря хорошим советам. Такие советы я даю всем обратившимся.
— Когда 10 лет назад в МГУ должны были выбирать нового ректора, мало кто из неуниверситетских ставил на вашу кандидатуру. Были, как сейчас выражаются, фигуры и пораскрученней...
— Несколько ученых, среди которых был и я, попали на прием к Ельцину. Мы обсуждали будущее университета, потому что Советский Союз заканчивался юридически, а Российская Федерация только начиналась. Я подготовил проект указа Президента о Московском университете (в то время В.А.Садовничий уже 10 лет проработал первым проректором. — Л.В.). Борис Николаевич с удовлетворением выслушал, что Московский университет будет теперь университетом Российской Федерации. Анатолий Алексеевич (Логунов — тогдашний ректор. — Л.В.), выходя, сказал Борису Николаевичу: вот мой возможный преемник, и указал на Емельянова. Но жизнь распорядилась по-другому.
— Ваш первый шаг на ректорском посту?
— На следующий день после победы на выборах я провозгласил следующий принцип: любой гражданин мира, который успешно сдаст вступительные экзамены и пройдет по конкурсу, будет учиться в Московском университете на равных правах с другими. Получать стипендию, жить в общежитии. Речь шла о наших соотечественниках в странах СНГ. Их оказалось 20 миллионов, и они не понимали, почему не могут теперь поступать в Московский университет. Здесь сыграл важную роль Указ об автономии, который я начал пробивать еще будучи первым проректором. Его стоит процитировать: “Предоставить МГУ статус самоуправляемого государственного высшего учебного заведения России, осуществляющего свою деятельность на основе законодательства РФ и собственного Устава”. Следующее важное положение — это то, что финансирование Московского университета стало выделяться отдельной строкой в бюджете Российской Федерации. Это — уникальный указ. Здесь я очень благодарен Борису Николаевичу за понимание значения для России Московского университета.
— Я с удивлением услышала историю о том, что, когда вы сами поступали в МГУ, то не знали раздела “Логарифмы” и вывели его свойства самостоятельно прямо на экзамене. Сейчас может поступить ребенок с пробелами в знаниях?
— На мехмат — вполне. Преподаватель на экзамене сумеет определить степень его способностей. Но вот когда будет тест, сделать этого будет нельзя. Вот почему я, в частности, против теста как единственной формы оценки знаний. А при беседе все видно. Хотите, можно провести эксперимент. Будет вступительный экзамен на мехмат, пусть приходит ваш корреспондент, я даю разрешение там поприсутствовать, — и вы увидите, что такое устный экзамен. Студент может ответить даже на один из пяти вопросов — и получить положительную оценку. Почему? Потому что он правильно поставил задачу, начал правильно применять рассуждения... И вовсе не обязательно на все пять вопросов иметь ответ. Кстати, типичная ситуация на мехмате — из шести задач достаточно решить три, чтобы поступить.
— Вы в днях открытых дверей участвуете?
— Я их провожу. Все до единого. Десять лет я провожу дни открытых дверей два раза в год. Приходят 3 тысячи человек — абитуриентов и их родителей, — я три часа перед ними стою. Свободная форма вопроса-ответа. Задают вопрос: правда ли, что надо заплатить преподавателю? На что я отвечаю: неправда, у нас 60 процентов иногородних. Мехмат, физфак, химфак, биофак, геологи, географы — три четверти университета. Там ведь, если ты не способен, учиться не сможешь. Неделю продержишься. Конечно, есть репетиторство. Оно, кстати, было и при царе, и в советское время, и сейчас есть. Оно будет всегда. Потому что есть разрыв уровня школы и требований вуза. И второе — это надежда родителей превзойти при подготовке ребенка в конкуренции других. Как в спорте. Конечно, репетиторство создает социальное неравенство, я в принципе его не люблю, не являюсь его сторонником.
— Может, репетиторство неистребимо так же, как и проституция?
— Может быть. Потому что родители часто считают: мы должны заплатить за своего ребенка, чтобы подготовить его к вступительным экзаменам наилучшим образом. Тем более, это не запрещено законом.
— Вас одно время СМИ позиционировали как противника реформы образования.
— А я очень удивлен, что у нас с абсолютной настойчивостью пытаются сказать, что все уже хорошо. Да, у нас идет эксперимент. Надо обсуждать его результаты. Но заранее говорить, что это выход, я до сих пор не согласен. Считаю, что абсолютно неправильна придумка с ГИФО (государственные именные финансовые обязательства. — Л.В.) Что такое ваучер в образовании? Это значит: ты сдал единый экзамен, получил баллы и соответственно этим баллам — ваучер. Он имеет какую-то цену, допустим, 10 тысяч рублей. Это нарушает права молодого человека, потому что один день, три часа в этот день решают его судьбу на всю жизнь: поступит ли он, будет ли он платный, бесплатный или полуплатный студент. Во-вторых, это понижает бюджеты вузов в несколько раз, это уже подсчитано. В-третьих, эта система нигде в мире не прижилась. Что касается единого экзамена, он принят в некоторых странах, хотя и вызывает серьезную критику. Но даже там это часто не тест, а настоящий письменный экзамен. К тому же он не всегда является единственным критерием для поступления. Эксперимент по внедрению в нашу систему заимствованных форм должен быть абсолютно чистый, что для России пока очень трудно. Я призываю еще раз изучить мировой опыт.
— Из чего складывается плата за обучение для студента МГУ?
— Прежде всего, хочу отметить, что подавляющее число студентов учится в МГУ бесплатно. Мы ни на одного человека не уменьшим прием бюджетных студентов по сравнению с тем планом приема, который существовал еще в советское время. Более того, за счет собственных средств мы этот “план перевыполняем”. Расчет же стоимости обучения контрактных студентов проводится примерно следующим образом. Берется бюджет госвуза, его расходы на коммунальные услуги, на поддержание, и это делится на количество обучаемых. У нас по МГУ эта сумма, 1500 у.е., минимальная. Издан приказ: ниже ее нельзя брать, потому что тогда мы работаем в убыток государству. На ряд факультетов — иностранных языков, факультет управления — спрос больше. Тогда ученый совет факультета говорит: да, полторы тысячи — это минимум, но, поскольку рыночное предложение больше, давайте установим плату, скажем, 2,5 тыс. у.е. Таблица стоимости обучения на каждом факультете утверждается ученым советом. Это грубая формула, она более сложная, тут я многое опустил. Сейчас министерство проводит ряд методических совещаний по поводу того, сколько брать за обучение, по какой формуле рассчитывать.
— В стране участились выступления студентов, требующих повышения стипендии и протестующих против повышения платы за обучение. В МГУ пока все вроде тихо...
— Мы сейчас решаем, что надо делать. Новый Налоговый кодекс предполагает, что все расходы на развитие университета, например, покупка научного оборудования, должны облагаться налогом в 24%. Поскольку деньги у казначейства, то это будет происходить автоматически. Возникает вопрос: раз на четверть изымают, давайте на четверть повысим. Но мы не думаем пока повышать оплату, посмотрим. Мы просим изменить этот порядок, уже направили много писем, будем настаивать и дальше.
— На 5-м съезде ректоров вы сказали: пусть первый университет, который будет приватизирован, будет носить имя Чубайса, а МГУ останется имени Ломоносова.
— Это можно считать моим ответом не ему лично, а системе приватизации. Я думаю, что Анатолий Борисович потом понял, что тогдашняя идея приватизировать госуниверситеты была ошибкой. Сначала среди ректоров были разные настроения. Но в том-то и сила российского ректора, что мы единогласно проголосовали против приватизации, то есть фактически против собственной доли участия в капитале. Я считаю это проявлением высокой гражданской позиции российских ректоров.
— Были и неприятные моменты за 10 лет вашего ректорства. Например, финансовая проверка Счетной палаты 1998 года.
— Сама проверка крайне была полезна. Когда все зыбко, когда каждый день меняют законодательство, легко обвинить в нарушениях. Нам было указано на несколько десятков конкретных фактов, мы их устранили. Поэтому я крайне благодарен Счетной палате. К тому же в университете не было найдено ни одного факта, который бы свидетельствовал о том, что кто-то в личных целях что-то сделал. Они проверили зарплаты, автомобили, дачи... Но ничего такого и в помине не было. Если бы что-то нашли, я бы уже не беседовал с вами. Третье. Нас обвинили в нескольких вещах, с которыми я не согласился. Это то, что в МГУ обучаются студенты из стран СНГ, это как бы нецелевое расходование. Но это моя гражданская позиция. Я поднял этот вопрос высоко, дошел до Федерального собрания, меня поддержали. Вопрос был снят. Еще нас обвинили: есть наука в университете, а теперь в университетах ее якобы быть не должно. А у нас она есть. Нужно было стране — открыли институт ядерной физики, институт механики, другие институты. Они же остались у нас, эти 4 тысячи научных работников. Именно они обеспечивают высочайший уровень преподавания в МГУ. И именно поэтому МГУ — лидер. Эта проверка была использована, к сожалению, недоброжелателями в собственных интересах — расшатать обстановку в университете. Оскорбительные несколько публикаций, где обвиняли меня в том, что у меня “Мерседес-600”... А я в жизни не видел “Мерседес-600”...
— На улице-то видели...
— Нет, до тех пор внимания не обращал! Это были грязные публикации. Они пытались расшатать ситуацию в университете, потому что университет — это большой объект собственности, это лидер в политике образования.
Я горжусь поддержкой коллектива университета. На повторных выборах в 1996 году за меня проголосовало 97,5%. А на выборах в третий раз, в прошлом году, — более 98%.
— Я была потрясена вашей статьей, которая помещена в “Справочнике для поступающих в МГУ”. Вы пишете, что по мере развития науки на пути ученого все чаще встают барьеры морально-этического свойства. Надо ли клонировать человека? Весь мир задается этим вопросом. В МГУ в этом году появляется биоинженерный факультет.
— Я вас уверяю: на этом факультете МГУ морально-этические принципы будут блюстись строго. Мы еще ничего не знаем о человеке. Биоинформатика — это самая фундаментальная наука, которая должна изучать живую клетку, живого человека и отвечать на тысячи вопросов.
— Я знаю, что на заседании Комитета по Государственным премиям в ноябре прошлого года ваша работа была среди победителей.
— Это наша совместная работа с Институтом медико-биологических проблем. Мы пытались объяснить всего несколько функций работы человека в космосе. Например, запаздывание зрения. Вот сейчас я перевожу взгляд и вас мгновенно вижу, а в космосе я вас увижу через 3 секунды. Установка зрения на объект будет идти очень медленно. Это приводит к авариям. И второе — мы пытаемся объяснить работу вестибулярного аппарата, есть такие кристаллики, которые всплывают в вестибулярном аппарате при невесомости и создают впечатление дискомфорта. Эти две функции — установка зрения и работа вестибулярного аппарата — реально мешают космонавту. Мы нашли ответы на эти вопросы. Считали каждый ион, который переносит заряд и отвечает за что-то. И указали, как надо избежать возможных аварий, как надо тренироваться, как на земле надо готовить.
— А вы можете в трех словах рассказать, о чем ваш самый знаменитый учебник “Теория операторов”?
— Мы живем в трехмерном пространстве. Посмотрите на угол: эти три ребра называются системой координат. Такова реальность. Но математик может допустить 5, 6, 7, 10, 100 измерений. Для него практически нет разницы. Первым ввел бесконечное число измерений великий математик Давид Гильберт. В честь него и назвали пространство Гильберта. Это перевернуло естествознание. Это расширяет кругозор исследователя: он становится сразу как бы над всем. То, что происходит в трехмерном пространстве, — частный случай. Другой великий математик — Колмогоров — ввел бесконечно-мерные пространства в преподавание на мехмате на третьем курсе. Я получил образование на кафедре функционального анализа и читал этот курс фактически вслед за Колмогоровым. На основе этого курса написал свой учебник. Но включил в него последние достижения, связанные в том числе с работами Келдыша.
— Вы многих сегодняшних студентов знаете по именам?
— Многих — я не могу сказать, но сотни знаю.
— Кто, к примеру, сейчас носит титул “Мисс МГУ”?
— Я с ней, конечно, знаком, как и со всеми предыдущими, и уже сидел несколько раз с ней рядом на всяких шоу, знаю эту девочку. Она с журфака. Хорошая девочка. Но она жалуется, что титул много времени отнимает от занятий. У меня есть курсовики. Только что мой ученик защитил кандидатскую. Три дня назад другой мой ученик защитил докторскую.
— Сколько всего человек под вашим научным руководством защитилось?
— 60 кандидатов и докторов наук.
— Не могу не поинтересоваться вашей версией по поводу странной и пугающей череды нападений на российских ученых...
— Версия — дело сыщиков. Но я больше отношу эти происшествия к разным криминальным обстоятельствам, чем к действиям некой банды, члены которой специально вычисляли жертв. Люди же идут с портфелями, с дипломатами. Мне несколько раз рассказывали про различные нападения. Нужен анализ по городу, что происходит. И я бы хотел увидеть его результаты.
— Виктор Антонович, вы оптимист?
— В Соединенных Штатах была создана национальная комиссия во главе с сенатором — астронавтом Джоном Гленом. Был поставлен вопрос: каково будущее образования в США. Они сделали 100-страничный доклад и назвали его “Пока еще не слишком поздно”. Он о том, что Америка примет вызов и устоит в резко изменившееся время, когда появились и геном, и новые виды материи, и биотехнологии и так далее, при одном условии: если она резко реформирует свое образование в сторону усиления математического и естественно-научного фундаментального образования. Сенат выделил после этого доклада даже большую сумму денег, чем было затребовано учеными. Таким образом, когда мы обсуждаем, сколько нам нужно управленцев, юристов, менеджеров, что обсуждает Америка? Как усилить естественнонаучное, фундаментальное, математическое образование. Этот доклад у нас не был известен. Я его перевел и включил в книгу, которая сейчас выходит, — “Образование, которое мы можем потерять”. Я попросил для этой книги написать статьи нобелевских лауреатов Солженицына, Алферова, академика Никольского и других выдающихся ученых и педагогов. Я хотел этой книгой привлечь внимание к истинным проблемам в реформе образования. Они состоят не в ваучеризации, а в изменении содержания образования, которое углубит и не позволит потерять то, что есть. А оно у нас, кстати, одно из лучших в мире. Это подтверждается тем, что наши выпускники нарасхват и тем, что профессора, которые в свое время уехали работать в другие страны, присылают своих детей учиться к нам, в МГУ.
