Воспаление хитрости

И рад не врать, да предки вынуждают

  Родителям всегда кажется, что они лучше знают, как надо жить их детям, как лучше поступить в том или ином случае. “Не смей выходить на улицу без шапки — простудишься!”, “Не кури — вредно!”, “Зря своего на день рождения к другу отпустила — точно будет там перед девками хвостом крутить!” — говорят наши сердобольные мамы даже тогда, когда мы уже вышли из нежного возраста. Но выросшие дети все стараются сделать по-своему, нередко прибегая к всяческим хитростям и обману. И толкает их на это не только юношеское упрямство. Что же еще? В этом мы попытались разобраться вместе с психологом Анной ВАЩЕНКО.

Кто горбатого исправит?

     Ольга: — У меня с рождения был жуткий кифосколиоз. Мама с детства пыталась заставить меня делать дурацкую бесполезную зарядку и всегда напоминала: “Не горбись!” А потом и вовсе рукой махнула: все в роду сколиозные... Когда я училась в школе, подруга рассказала мне про хорошего костоправа, который исправил осанку всей ее семье. Я поделилась рассказом про чудесного врача с мамой, но она отказалась обращаться к нему наотрез. Аргумент был железный: все они шарлатаны и мошенники, он сломает тебе позвоночник, свернет шею, и ты всю жизнь будешь лежать парализованная.
     В 16 лет я начала немного зарабатывать и решила, что имею право принимать решения самостоятельно. В общем, ничего не сказав маме и прихватив для храбрости ту самую подругу, я отправилась к врачу. По дороге моей смелости поубавилось. “Кто не рискует...” — успокаивала я себя, но призрак паралича не давал мне покоя.
     “Если меня парализует, то моя мама меня просто убьет”, — сказала я доктору и подставила позвоночник под его удары. Он долго смеялся и уговаривал привести маму, чтобы она сама посмотрела, что ничего опасного в его искусстве нет. А еще он оказался очень добрым и наотрез отказался брать с меня деньги. В общем, мы подружились. Я потом еще много раз заходила к нему подправить осанку и поболтать о жизни — он всегда был готов дать совет. Самое обидное, что на первом приеме врач сказал мне, что, если бы я пришла годика на два пораньше (как раз тогда, когда впервые узнала о нем), мне можно было бы исправить все полностью.
     По прошествии немалого времени моя мама заметила: надо же, мол, в детстве такая косая-горбатая была, а теперь стройная — вот чудеса! Тогда-то я и рассказала, как было дело...
     Психолог: — Положение в этой семье — прямо-таки военное. Подростковый период — самый сложный в жизни. Подросток — всегда революционер, он все делает вопреки. Мама же, будучи взрослым человеком, заняла такую же упрямую позицию: нет, и все. Похоже, у нее есть некая обида: я велела зарядку делать, а тут нашелся какой-то костоправ-самозванец!.. Маме обидно, что кто-то может разобраться с проблемой лучше, чем она. Ребенок для нее — это то пространство, которое она ни с кем не хочет делить.
     Вопросы, связанные с детским здоровьем, требуют повышенного внимания, их нужно решать не дилетантски, а с привлечением специалистов, которые могут помочь профессионально.
     Опасения родителей понятны. Но, конечно, они должны были пойти вместе с ребенком и посмотреть, что это за костоправ.

Эротическое обжорство

     Александра: — Вообще-то у меня родители демократичные. Они сами всегда мне говорили, что одним это надо в 14 лет, другим — в 18. Говорили: мол, у тебя есть своя комната, своя кровать, не делай этого, пожалуйста, в подъезде... Когда мне исполнилось 17, я стала встречаться с Иваном, но привести его в свою комнату, конечно, не рискнула. Зато мой день рождения решили отмечать вместе. Родителям сказала, что намечается небольшая ночная вечеринка — человек 15—20, и уговорила их ретироваться к соседке. Мама перед уходом на ночлег на этаж ниже по доброте душевной наворотила ведро оливье, трехъярусный торт и еще столько всякой закуски, что на одно количество было страшно смотреть.
     Вечером пришел Иван. Он вел себя как настоящий мужчина и ел за пятерых, стойко и самоотверженно, с чувством долга и ответственности. Но на пятнадцатом блюде, не дойдя и до горячего, он сломался. Мне же вообще кусок в горло не лез от страха, что родителям придет в голову подняться, чтобы поздороваться с молодежью...
     Наутро мы перетащили блюда ко мне в комнату, уставив ими весь пол, а рядом водрузили нетронутый торт. Ивана я еще долго скрывала от родителей, а еду пришлось выбросить.
     Наверное, я сама дура была и устроила себе кучу дополнительных проблем. Хотя как можно было поступить по-другому? Не могла же я, в самом деле, напрямую последовать родительскому совету, заявить: мама, сегодня с 8 до 10 я лишаюсь девственности, просьба не стучать и не входить...
     Психолог: — Это скорее страх не перед родителями, а перед ситуацией. Первый сексуальный опыт — это всегда стресс. Страх перед родителями — вторичен.
     Вообще, у каждого человека, будь то ребенок, подросток или взрослый, есть своя собственная, интимная сторона жизни, подробностями которой не стоит делиться ни с друзьями, ни тем более с родителями. Когда моя дочь, например, пытается мне рассказать что-то такое, я сразу пресекаю ее: не стоит переходить эту грань, не нужно мне рассказывать в подробностях, как вы там целуетесь. И родителям ни в коем случае нельзя рассказывать своим детям о том, как у них проходят ночи.
     Стоит положительно отметить демократичность родителей. Нужно уметь говорить со своими детьми открыто, нужно уметь уважать своего ребенка как личность.

Золотая клетка

     Никита: — У моих предков — железная хватка. Они сразу решили, что жизнь у меня одна, и взялись устроить ее так, чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно прожитые годы. В четырнадцать лет я был ужасно похож на актера Калкина из фильма “Один дома” — такой же маленький и головастый, и у меня только-только начал ломаться голос. Пора — решили родители и составили план действий. Согласно этому плану за год мне предстояло закончить три последних школьных класса в экстернате, поступить в МГУ, а также для общего развития выучить шведский. Родители все устроили: экстернат, репетиторы по трем предметам, книги и прочее. Они не учли одно: мои подростковые мозги отказывались понимать должным образом роль лирического героя в поэзии Лермонтова и особенности психологизма в романах Достоевского. Репетиторов мои сочинения ужасно смешили, а родители расстраивались и утраивали время занятий.
     Наконец первая часть плана была реализована: за три месяца я закончил 9-й класс. Мы с одноклассниками решили отметить это по-взрослому — водкой. В метро с моим неокрепшим организмом случилась беда — ну, все знают, как это бывает, не буду вдаваться в подробности... Жалостливые бабульки (“Мальчик плохо себя чувствует!”) вызвали врачей, и меня отвезли в Склифосовского. Врачи привели меня в чувство и, откликнувшись на мои мольбы, обещали не открывать моему крутому папе истинной причины недуга. “Ребенок переучился — от перенапряжения теряет сознание в метро”, — сетовали родители, но график учебы не изменили. Просто на занятия меня стал возить личный водитель, а репетиторы тут же отзванивали моей маме: “Ребенок прибыл” или: “Ребенок убыл”.
     Я так и не рассказал родителям об этой пьянке. А что мне оставалось делать?! Не сообщать же маме с папой, что их самый талантливый и воспитанный ребенок наклюкался до потери сознания!
     Психолог: — Можно наперед предположить, что мальчик абсолютно не приспособлен к самостоятельной жизни. Он относится к группе риска. Он живет в “золотой клетке”, в которую его посадили родители. Но вот появилась щель — и только он просунул в нее нос, как дело дошло до “скорой помощи”. Родители все решили за мальчика. Но я больше чем уверена: они даже не подозревают, чего на самом деле хочет их ребенок. В будущем они наверняка выберут ему невесту и т.п.
     Никиту очень жалко, потому что последствия жизни в “золотой клетке” известны. Вариант первый: он проведет тихую жизнь, не познав ни радостей настоящей любви, ни истинной свободы, ни разу не вздохнет полной грудью. Вариант второй — та самая группа риска. Как только он вырвется, он пустится во все тяжкие. Будет пить-гулять на всю катушку, найдет какую-нибудь распущенную девицу — лишь бы была полной противоположностью ему самому...
     Родителям очень важно позволять ребенку ошибаться, иначе он не сможет ничему научиться. Допустим, не сделал ребенок один раз уроки — получил двойку. Тогда родитель должен объяснить ему, что удел двоечников — мести улицы. Ребенок задумается над тем, что он вообще-то хотел был компьютерщиком, а не дворником. Значит, придется учить математику.
     Научить чему-либо можно только опытом. Запоминается тот опыт, который связан со страхом или болью. Когда человек овладевает чем-то новым, это всегда бывает связано со стрессом, но приобретаемый опыт — позитивен. Разумеется, я имею в виду тот опыт, который может повлечь за собой только исправимые ошибки. Опыт наркоманов, конечно же, в расчет не берется.

Виртуальная дорожка

     Марина: — Я всю жизнь была примерной девочкой: в школе училась только на “хорошо” и “отлично”, потом поступила в институт, сдала первую сессию, устроилась на работу... И вдруг — точно бес попутал. Так увлеклась работой, что не сдала сессию. А потом, пока пыталась погасить задолженности, не сдала следующую. И так все быстро закрутилось, что не успела глазом моргнуть, как меня отчислили. Вот уж чего-чего, а такого жалкого конца родители от меня точно не ждали. Да я и не рассказывала им о своих проблемах. Сначала казалось — подумаешь, один “хвост”, чего зря расстраивать, а потом уже язык не поворачивался взять да заявить, что две сессии не сданы. Я не унывала — думала, восстановлюсь быстренько, и никто ничего не заметит. Но восстановиться не получилось. Вот так уже и живу третий год — хожу каждый день на работу, а родители думают — в институт. Что делать дальше — ума не приложу.
     Все дело в том, что у меня консервативные родители, и для них мое отчисление смерти подобно. Зря, конечно, я надеялась, что смогу сама уладить все проблемы. Теперь понимаю, что говорить надо было все сразу.
     Психолог: — Могу предположить, что личность в этой семье идентифицируется прежде всего с достижениями. Может, там папа — прежде всего не папа, а профессор, и упаси бог разрушить этот образ. Родители создали как бы виртуальный мир, а в этом мире — виртуальную дорожку для девочки: школа, непременно с медалью, институт, разумеется, с красным дипломом. Вообще девочка ведет немного шизоидную жизнь. Она раздвоила свою личность. В реальной жизни она одна, перед родителями – другая, разыгрывает роль.
     Опыт прощения и раскаяния очень важен для человека. Но человек всегда стремится избежать его. Я считаю, что все, что происходит в жизни, хорошо. Нужно только понимать, что с этим делать. Девочке нужно пообщаться с психотерапевтом. Ситуация на самом деле вполне разрешима.

Я беременна — это временно

     Жанна: — В начале 3-го курса события в моей жизни завертелись с сумасшедшей скоростью. Познакомилась с мальчиком — неделю были знакомы, неделю встречались и решили пожениться. Так, интереса ради. Он в общем-то неплохой и зарабатывает тоже неплохо. А я была бы первая замужняя в группе... Пока суд да дело, я оказалась изрядно беременной. Пошла делать аборт, но по дороге передумала. Мы с парнем поселились в бабушкиной квартире, а бабушка переехала к маме. Вскоре устроили скромную свадьбу. Утянули платье на растущем животе — ничего не было заметно. Сейчас уже прошло шесть месяцев, и живот вырос огроменный. К маме я приезжаю в футболках 50-го размера и широченной куртке. Бабушка мою тайну знает, но как сообщить о ней маме — мы пока не придумали. Не имею ни малейшего понятия, что делать дальше...
     Если бы я сразу сказала маме о своих намерениях — она за руку отвела бы меня на аборт. Так что этого делать было нельзя. Но все равно теперь она будет в шоке — не только от самого события, но и от того, что я столько времени его скрывала. Я понимаю, чего она боится, — что мы ребенка не прокормим, что меня отчислят... Каждый день оттягиваю объяснение и с ужасом представляю себе, что сначала бы неплохо “неотложку” вызвать, а потом уж самой входить.
     Психолог: — Девочка абсолютно инфантильна. Она не может жить самостоятельно. Похоже, дочка в маму. Мама, по всей видимости, настолько же незрелый человек. И, кстати, она еще раньше могла бы рассказать дочери, что нужно пользоваться презервативами.
     Вместо того чтобы объективно оценить ситуацию и найти решение проблемы, мама ударяется в эмоции. Что ж, для родителей это вполне естественно, но надо подходить к делу не с истерическим надрывом — он еще ни разу никому не помог, — а со взрослой рассудительностью. Девочке сейчас нужно работать над собой — взрослеть и развиваться. Если мама так и не научилась быть взрослой, то у дочки вся жизнь впереди.
     С мамой можно спокойно поговорить, чтобы расставить все точки над “i”. Девочка могла бы спросить у родительницы: “А как же я получилась? Смотри, какая я большая, — неужели ты меня в капусте нашла?!”
     Что же касается всех этих случаев, то я не хочу обвинять ни детей, ни родителей. Просто напоминаю, что самое важное — это налаженный контакт между поколениями и умение говорить друг с другом. Именно к этому следует постоянно стремиться — и детям, и взрослым.
    

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру