Меня хотят вовлечь в спешку, горячку, лихорадку, которой больны все, а я не хочу поддаваться. Не хочу совершать в зачумлении то, что совершают остальные. Не хочу мчать на бешеной скорости непонятно куда, к достижению неизвестно какой цели. Не хочу пропускать встреченные по дороге важные подробности. Не хочу ошибаться сгоряча и не ведать, что творю. А потом жалеть о содеянном и плакать по волосам, когда уже нет потерянной, снятой на бегу головы.
Я думаю, у спешки есть заинтересованные в ней корыстные инициаторы. “Быстрей, быстрей, после разберемся!” Сколько выгодных кому-то решений было таким образом — впопыхах и под напором имеющих свой процент и профит погонял — принято! Я лишь изумлялся: почему не разобраться в ситуации спокойно, не взвесить все “за” и “против”, не прийти к оптимальному варианту? Но я вот именно не понимал: ведь тогда неправильное решение, которого и добиваются хитрованы, не будет протащено! Одобрено. Завизировано. Утверждено. Так что — если вас поторапливают и погоняют — не поддавайтесь, понукание вряд ли продиктовано заботой о вас и вашем благе. Скорее — о чьем-то еще. А вы должны иметь свою голову на плечах!
Россия — цивилизованная страна? Или бессмысленное нагромождение противоречий и беззаконий? В цивилизованных странах почему-то заботятся о том, чтобы в окружающей действительности торжествовала стабильность. Не хотят катаклизмов — нелепое, с точки зрения русского, стремление! Нам надо, чтобы все ходило ходуном, раскачивалось, дрожало, люди летели в бушующий океан через борта кренящейся то вправо, то влево лодки. Таково сознание — не только дремучего, желающего погулять и покуражиться мужика. Это — в полной мере и сознание русского интеллигента. “А он, мятежный, ищет бури...” С симпатией сказано! “Буря, скоро грянет буря!..” Звучит как призыв. “Раззудись, плечо, размахнись, рука...” Вроде о косаре, а на деле — о погромщике. Где-нибудь в Швеции не сломаешь старый дом и не спилишь древнее дерево. Человек, покинувший Стокгольм, должен через три года или десять лет в Стокгольм и вернуться. Узнать свой город и его улицы, обнаружить здания и площади на прежнем месте. В Москве лишь за одну неделю целая улица может преобразиться до неузнаваемости. И вряд ли это будет перемена к лучшему. Нет уважения к прошлому и, соответственно, к будущему. Ни к чему нет уважения. В этом — исток хамства и неразберихи.
О чем пишут братья Стругацкие в романе “Трудно быть богом”? О чем говорит в “Мастере и Маргарите” и “Собачьем сердце” Булгаков? И что становится все очевиднее для нас, живущих в следующем — после появления этих произведений — веке? Существуют два трудно или никак не соприкасающихся мира людей: темная дремучая масса и упрямо ищущие и думающие индивидуалы. Где, на какой почве двум этим половинам сойтись? Какие точки взаимодействия отыскать? Но обе эти силы вынуждены сосуществовать на одной планете, можно сказать, в замкнутом пространстве. Шариков и его сообщники — и профессор Преображенский. Иешуа — и толпа, скандирующая: “Распни!” Изобретатель печатного станка — и серые солдаты — воины мракобесия. Они вроде бы перемешаны и перетасованы, два эти лагеря, но им никогда не соединиться — как не сомкнуться налитым в один сосуд воде и подсолнечному маслу. Проблема в том, что какая-то из этих двух сил рано или поздно, согласно законам человеческой иерархии, выдвинет своего представителя в лидеры — страны, территории, мелкого населенного пункта... Понятна политика, которую будет проводить ставленник “серых”. Ясно и то, что самый смелый прогрессист, оказавшись на вершине пирамиды власти, будет просто вынужден попирать оппонентов не самыми либеральными методами — иначе они его свергнут и растопчут. В точке власти две противоположности сходятся и почти теряют различие. Как же в таком случае выжить целому человечеству? В каком направлении оно должно идти (и уже идет)? Незатихающий спор, похоже, все больше и больше напоминает единое движение по прямой — к обрыву. Сплоченная, нерассуждающая армада уничтожителей крохотного, пригодного для обитания пространства...
Человечество все больше приобретает облик скареда и глупца: накапливает, накапливает мудрость и опыт и никак не желает их использовать и хоть частично потратить. Все — в сундуках и под спудом, пропадает пропадом. В оборот не поступает.
