Французский город Лион славится своей кухней, поварами и революционным прошлым. Именно здесь лионские ткачи впервые подняли флаг красного цвета, до этого бывший почему-то белым. Но не о ткачах и поварах речь. В Лионе раз в два года проходит самый старый фестиваль спектаклей для детей. В этом году он стал юбилейным — тридцатым по счету. Обозреватель “МК” с удивлением узнал, что с детьми здесь не боятся разговаривать ну очень по-взрослому.
Мальчик-амфибия не выйдет погулять
Никаких сюсюканий, счастливого растирания сказочных соплей не наблюдалось с самого начала. А все началось с оперы Jeremy Fisher (“Иеремея-рыба”) в театре Новой Генерации — большом и красивом здании, попадая в которое понимаешь — здесь особый мир. Уже на входе на вешалках вместо пальто висят бумажные листочки с выдержками из текста спектакля. Дальше — выставка про то, что будет в зале, большом, рассчитанном на 750 зрителей.
А вот и сам спектакль — примерно двадцать мальчишек и девчонок сидят на камушках, как на берегу моря. Дети босы, как и пять музыкантов, расположившихся у правого портала. Плавать или же бегать по берегу воображаемого моря, однако, никто не собирается. Осторожно вступает тревожная музыка, дети тихо напевают… и начинается история — версия человека-амфибии, только в раннем периоде.
В семье рыбака родился мальчик Иеремея. Он — не как все дети, он тоскует по морю, ему плохо на суше. Мальчик становится объектом спекуляций: в дом набегают то ученые-шарлатаны, то папарацци, то дельцы от шоу-бизнеса. Как ни грустно родителям, они отпускают сына в море. Такая жертва во имя его самого: такому нет места на земле.
Современная опера для детей — большая редкость — идет всего лишь час. И как будто соткана из светлой печали и сознательно избегает эффектов, выгодных для данной истории. Похоже, что режиссера Мишеля Дидье страсти по Иеремее мало волнуют. Водная стихия, в которую так стремится душа малыша, представлена скромным круглым аквариумом в его руках. А его рыбья природа обозначена еще скромнее — никаких плавников и жабр: всего лишь одна рука покрыта серебристой чешуей.
Действие не взбадривается музыкальным мажором, не оживляется актерским интерактивом. История рассказана просто и серьезно настолько, что тишина, стоящая в зале, заполненном детьми, пугает и озадачивает — неужели современные дети способны высидеть час, если на сцене нет развлекухи. Оказывается, могут.
Амур для второклашек
Есть или нет табу для детей в театре? Как выясняется, темы жизни, любви и даже смерти здесь не табуированы. Что и демонстрирует итальянская компания “Пикколи Принсипи”, представившая два спектакля. Один про любовь, другой про Буратино, то есть про Пиноккио.
Любовная — “Великолепная история Амура и Психеи”, если верить программке, адресована, однако, второклашкам. А если верить глазам своим, рассчитана явно не на малолеток. В зале на 400 мест ее разыгрывают две актрисы — белокожая и мулатка. На игре черного и белого построено все: от работы художника по свету, текста, до философских ассоциаций светлой и темной сторон любви, на пороге которой стоят две сестры. Правда, этот ч/б свет время от времени нагло портит розово-красный — в девичьей груди закипают страсти..
И не боятся эти итальянцы трогать подсознательное в и без того смутном сознании подростков. Как выяснилось, не боятся и делают ставку на стильность и красоту. Очень стильно и лаконично выполненные декорации в виде песка, в котором валяются красивые девчонки.
В поисках старика Пиноккио
Другой итальянский спектакль — про прародителя нашего Буратино, их Пиноккио, — тоже скорее рассчитан на аудиторию постарше. Вместо длинноносого мальчишки на сцене довольно изящный господин, который очень энергично ведет свое расследование. Как детектив, он ищет следы некоего Карло Коллоди, сомневаясь в том, что тот жил и сочинял. За спиной артиста — экран с живописными итальянскими пейзажами, залитыми солнцем, автомобили, виноградники и никаких деревянных шалопаев и длиннобородых Карабасов, не говоря уже о любителях пиявок и девочках с голубыми волосами.
“Перед глазами Пиноккио” — так называется спектакль — проходит жизнь и человека, похожего на сеньора Коллоди, и самого артиста с его семейством, который делает философский вывод — он сам Пиноккио. Вывод немудрен, но весьма убедителен — в каждом из нас сидит или Пиноккио, или Буратино, мечтающий о заветной дверце в волшебную страну.
Раз, два, три... камень
Самый большой дефицит на любом фестивале — театральный продукт для самых маленьких. Пожалуй, одна из немногих трупп, восполнявшая дефицит на лионском форуме, — “Театр без крыши” из Аржантея, что недалеко от Парижа. Труппа Пьера Блэза показала два спектакля — “Вход в игру” и “Камешки”.
Камешки — голыши и нежно-шероховатые — лежали прямо на лестнице, по которой малышня поднималась в зал, рядом с креслами, про сцену я не говорю — и там булыжников хватало. “Камешки” — спектакль без слов, с тремя артистами и несколькими разрисованными краской камнями, которые в их руках превращаются в смешных людей, живущих смешной бессюжетной жизнью. А сами они с этими булыжниками как Сизифы в труде. “Камешки” обозначены как концерт для марионеток и контрабаса. Именно этот громоздкий инструмент, который стонет и басит на сцене, руководит жизнью каменных героев. Поразительно другое — в детский спектакль приглашен виртуозный музыкант Жан Люк Понтьё, который с удовольствием участвует в этом детском эксперименте с камнями. Однако после спектакля выяснилось, что не камни ворочали артисты, а их искусную имитацию из папье-маше.
Похоже, режиссер Пьер Блэз не ищет легких и банальных путей в искусстве, в том числе и для детей. В его предыдущем спектакле “Ангелы” играет великолепный ансамбль (ударные, саксофон) и задействована огромная деревянная книга, из которой появляются вырезанные из картона главные герои. А сейчас, как сообщил он мне, работает над спектаклем “Последний крик Станиславского”, где Станиславский — кукла, что для нас звучит весьма метафорично, а для Блэза — конкретно: его волнует, насколько высокохудожественно будет выполнена кукла отца-основателя Художественного театра.
Летите, голуби, летите
Неделю Лион, где достаточно бурная культурная жизнь, живет детскими проблемами. Детей группами водят в театр, и на 10—15 человек, как правило, приходится 6 сопровождающих. На детей никто не повышает голоса даже тогда, когда на скучноватом зрелище те ведут себя как шалопаи. А взрослые, что совсем невероятно, готовы выполнить любую прихоть юного зрителя. Когда во время спектакля одна девочка заныла: “Хочу пить”, несколько человек бросились за водой, а одна принялась ее обмахивать платком.
После такого очевидного-невероятного сложно привыкнуть к российской действительности. Аккурат по возвращении из Лиона я попала на детский спектакль в МХТ, где играли “Царевну Несмеяну”. Пока еще не началась сказка, какой-то мальчишка пустил с балкона бумажный самолетик, на что училка, сидевшая внизу, отреагировала незамедлительно: “Козлов, гадина, что ты сделал? Сволочь, я тебе что сказала — прекрати. Гадина” (цитата буквальная). Перепуганный Козлов начал оправдываться: “А я что? Я — ничего… Это не я”. И ради чего или кого лионские ткачи 150 лет назад подняли красное знамя, в этот момент я не поняла.
