Книги о Гарри Поттере с первого дня появления пользовались совершенно сумасшедшей популярностью. Почему? Связано ли это с особенностями языка, личностью автора или популярностью жанра?
К кому обратиться с такими вопросами, как не к одному из самых загадочных писателей нашего времени МАКСУ ФРАЮ! Долго скрывавшаяся под этим псевдонимом художник и прозаик Светлана МАРТЫНЧИК вот уже три года живет в Литве, бывая в Москве лишь наездами. В одном из уютных столичных кафе в перерыве между программой «Свободный вход», которую она ведет на одном российском радио, и очередным поездом, уходящим куда-то далеко, ее и поймала корреспондент «ДЛ» Ксения Корнеева.
«ДЛ»: Как утверждают исследователи российского книжного рынка, вообще книги жанра фэнтези сравнялись по популярности с детективами. Откуда такой спрос на фэнтези?
Макс Фрай: Для начала все-таки следует заметить, что когда говорят о жанре фэнтези, речь может идти о самых разных текстах, которые очень условно объединены этим красивым нерусским словом. На какие-то из них спрос был всегда, на какие-то нет. Что же касается популярности «Гарри Поттера», с моей точки зрения, это тот редкий случай, когда справедливость восторжествовала. Эта популярность более чем заслуженна. Даже когда читаешь эти книжки в дрянном русском переводе, включив своего внутреннего ребенка, он верещит от счастья и требовательно спрашивает: «Что дальше?» А взрослый человек, который стоит за этим внутренним ребенком, прекрасно понимает: если бы я в свои восемь-девять лет прочитала сказку про мальчика из волшебной школы, где, в частности, говорится, что для развитого сознания смерть – это просто начало нового приключения, мне было бы гораздо легче жить дальше и взрослеть. Эти слова в конце первого тома говорит Гарри Поттеру директор волшебной школы Дамблдор. Мне кажется, что Джоанна Роулинг сделала чрезвычайно полезное дело: она большому количеству детей простым человеческим языком объяснила множество мудрых, полезных и своевременных вещей, которые в устах сказочника звучат гораздо авторитетнее, чем в устах педагогов и родителей, потому хотя бы, что сказочник бескорыстен, ему «хорошее поведение» читателя ни к чему, так что сказочник никому ничего не навязывает, он нас развлекает. В старой советской комедии «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» есть эпизод, где главный герой хочет усыпить собаку и фарширует колбасу таблетками снотворного. В этом фильме все закончилось печально: собака колбасу съела, а таблетки выплюнула. Но собака – это глупый, ледащий читатель. Такому чем ни нафаршируй сказку, он коллизиями сюжета худо-бедно развлечется, а полезную начинку не съест. Зато нормальный читатель, а тем более ребенок, для которого всякая минута жизни, каждый шаг на земле – обучение, съедает эту «колбасу» вместе с положенной туда начинкой. Так вот, Джоанна Роулинг положила в свою хорошую, вкусную, прекрасную колбасу очень много правильной начинки. Мне бы хотелось вырасти на ее книгах.
«ДЛ»: Книги Джоанны Роулинг относят к жанру фэнтези, что, с моей точки зрения, вполне оправданно. Вы, говоря о ней, все время употребляете слово «сказка». Получается, что фэнтези – это сказка?
М.Ф.: Я, честно говоря, не вижу различий между фэнтези и авторской сказкой. В обоих случаях важно, что автор сперва формулирует собственные правила игры (я имею в виду в первую очередь обстоятельства места и времени действия), а уже потом по этим правилам играет. Он может описывать совершенно иной мир или же преобразить знакомую читателю реальность. Так, например, сделал Нил Гейман в романе «Задверье» – описанный там «Подлондон» придает настоящему живому городу Лондону дополнительный смысл и глубину. Я, кстати, знаю множество русских читателей, которые теперь рвутся в Лондон на экскурсию по геймановским местам. Прекрасно их понимаю.
Ну вот. Конечно, нельзя сравнивать фэнтези с фольклорной сказкой, где всегда существует некий коллективный автор, так называемый народ, а правила игры созданы задолго до нашего рождения. Создатель же авторской сказки всегда действует на свой страх и риск: что придумал, то и правильно, как скажешь, так и будет. В этом огромное достоинство жанра фэнтези, и в этом же – глобальная опасность, потому что, честно говоря, мало кто умеет качественно создавать новую реальность. Придумать и рассказать историю про людей, которые живут на этой земле, в конкретном месте, в известный момент времени, все-таки много проще.
Есть еще один важный момент. Иная реальность либо существует в каком-то неведомом, недоступном, непостижимом и неопределенном пространстве и хочет, чтобы о ней рассказали, что ж, тогда, кто первый встал, того и тапки, либо бедный автор сидит, тужится и что-то выдумывает. Придуманное – всегда мертвое. Оно может быть любопытным, забавным, остроумным, но это всегда мертворожденные дети. Живые дети – это вселенные, которые живут и дышат, и совершенно ясно, что так называемый автор в данном случае просто удачливый визионер, которому выпало рассказать про то, что грезилось или снилось большому количеству людей до него.
«ДЛ»: Тем не менее о фэнтези часто говорят, что это «плохо написанные истории про драконов»…
М.Ф.: Ну пусть себе говорят. Красиво жить не запретишь. Вот, в частности, профессор Толкиен – что ж он, бедняга, всю жизнь плохо писал «истории про драконов»? Любопытная концепция. Но, честно говоря, нежизнеспособная. Речь при этом, как все мы понимаем, идет о классике жанра. По-моему, вполне очевидно, что в рамках любого жанра можно создавать тексты разного качества.
«ДЛ»: Но с легкой руки Толкиена пошло понимание фэнтези как жанра, который предусматривает наличие средневековья, деление на добрые и злые магические силы и обязательное наличие хеппи-энда.
М.Ф.: Это, мягко говоря, не совсем правда. Мне кажется, ты сейчас говоришь не о том, как все есть на самом деле, а о том, как многие себе представляют. Ну да, если в условия задачи входит выдумать и описать некую иную реальность, довольно большое количество авторов по школьной привычке экономить усилия пойдут по самому простому пути.
И что может быть проще, чем смена декораций на «средневековые» и простая история об очередной победе бобра над ослом? Но в любом случае это проблема отдельного исполнителя, а не жанра в целом. Очевидно же, что нельзя делать поэта Бродского ответственным за, скажем, Асадова по той лишь причине, что оба писали стихи. Если из ста авторов девяносто восемь придумывают не очень оригинальный и не очень живой мир, это вовсе не делает оставшихся двоих графоманами, которые пишут «плохо написанные истории про драконов».
«ДЛ»: Некоторые критики относят к жанру фэнтези, например, гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Мастера и Маргариту» Булгакова. Что вы думаете о такой классификации?
М.Ф.: «Вечера на хуторе близ Диканьки» вряд ли можно отнести к фэнтези. Это нормальные готические новеллы, выросшие на малороссийской почве. Гоголь не открыл Америки: и до него, и после писались истории о реальном мире, куда вторгаются некоторые мистические силы, давным-давно описанные в мифах, легендах и суевериях местного населения. Гоголь не выдумывал ведьм, русалок и Вия, а слушал, что говорят крестьяне. Его новеллы – это авторские работы на тему и без него существовавших мифов и легенд.
С Булгаковым, на мой взгляд, все несколько сложнее. При большом желании «Мастера и Маргариту» не только фэнтези, а даже альтернативной историей назвать можно. Другой вопрос – зачем это делать? Всегда можно найти более разумное применение собственному интеллекту, мне кажется.
«ДЛ»: Не является ли нынешний огромный спрос на фэнтези отражением попытки читателя уйти от реального мира?
М.Ф.: Для нормального современного горожанина, более-менее мыслящего и обремененного какими-то душевными движениями, вряд ли может быть что-то естественнее, чем желание хотя бы на время уйти от текущей реальности. Странно было бы говорить, что мы живем в идеальном мире. Тем, кто в этом уверен, впору вызывать санитаров. Окружающая нас действительность несовершенна, стремительна и, мягко говоря, не совсем естественна для человека.
Я говорю даже не о политике. Я говорю об укладе, способе жизни, недосыпах и стрессах городского человека, удивительном сочетании некоторого внутреннего свободомыслия и жесткого распорядка, где преобладают команды «надо», «нельзя» и «нет выхода». Если люди таким нехитрым способом, как чтение и просмотр кинофильмов, смогут облегчить свои бесконечные экзистенциальные страдания – ну и прекрасно. Но, кстати, в этом смысле фэнтези ничем не отличается от прочей беллетристики. Человек, читающий романы Агаты Кристи, точно так же с головой погружается в уютный мир тихой спокойной старой Англии, где живет бельгиец Пуаро или мисс Марпл. Все та же волшебная страна, только без драконов.
Единственное – у читателя сказок, или, если угодно, фэнтези, большая свобода выбора. Пока любитель так называемой реалистической литературы выбирает между Москвой, Нью-Йорком, Пекином и прочими Лос-Анджелесами, которые, честно говоря, гораздо увлекательнее посещать живьем и трогать руками, читатель фэнтези получает в свое полное распоряжение вожделенный «другой глобус» – тот самый, из старого анекдота. При желании можно найти книжку, где небо будет зеленым, а вместо драконов будут летать гигантские бабочки. Или неба вовсе не будет, потому что его как раз на днях сожрали голодные духи, вырвавшиеся на волю из местного филиала буддистского ада. И это, как мы понимаем, не предел. Какой уж там Нью-Йорк!
«ДЛ»: А если сравнить это с теперь уже почти позабытой научной фантастикой, дочкой которой называют фэнтези?
М.Ф.: Во-первых, научная фантастика вовсе не забыта. У этого жанра своя более-менее постоянная аудитория, и я не вижу, с чего бы вдруг эти люди вдруг взяли да и перестали читать.
Что же касается связей научной фантастики и фэнтези, тут, на мой взгляд, об игре в «дочки-матери» речь не идет. Тут мы обнаруживаем два принципиально разных метода, подхода к жизни, если угодно, способа познания мира. Очень грубо и приблизительно можно описать их как «технологический» и «магический». Если человеку в силу некоторых индивидуальных особенностей ближе первый подход, он пишет или читает так называемую научную фантастику, где автор и читатель опираются на торжество и мощь человеческого ума и прогресса. А авторы и соответственно читатели фэнтези по большей части опираются на пресловутое «звездное небо над головой». Причем это вовсе не обязательно ведет к достойному результату. Скорее наоборот. Вот, кстати, еще одно объяснение, почему так много некачественных текстов в этом жанре. Для того чтобы опереться на звездное небо над головой, надо до него как минимум дотянуться. Задача, скажем прямо, не для всех посильная.
«ДЛ»: Советские писатели-фантасты часто не только проповедовали мощь человеческого разума.
Стругацкие в свое время эзоповым языком очень доходчиво рассказывали читателям, что такое советская власть. Современное русское фэнтези способно на что-то подобное?
М.Ф.: Я как-то не очень представляю, что такое «современное русское фэнтези». Но сильно подозреваю, что и в этой сфере нет удручающего единомыслия и единообразия, а есть очень разные авторы, которые пишут очень разные тексты. Поэтому говорить следует, конечно же, не о поколении и не о жанре в целом, а о конкретных людях. Я не читаю современное русское фэнтези, но по отзывам знаю, что некоторые литераторы вовсю учительствуют, а некоторые держат себя в руках. В любом случае, что касается стремления объяснить читателю, что делать и кто виноват, – тут никто выше собственной головы не прыгнет, поэтому результат зачастую печален. А эзопов язык в таком деле нужен всегда, причем даже не для того, чтобы шушукаться за спиной у очередного какого-нибудь правительства, а в первую очередь потому, что серьезный разговор не должен звучать как проповедь. Неназойливость автора – обязательное условие доверия к нему. Что касается Стругацких, в их случае совершенно замечательно, что они взрослели, набирались опыта и понимания на глазах у своей аудитории. У нас на глазах они прошли путь от щенячьего энтузиазма: «сегодня еще не все идеально, зато завтра будет коммунизм, ура, товарищи!» – до искреннего «ой, мужики, как же все плохо-то!» Это было очень честно. Этим, в частности, Стругацкие и подкупают.
«ДЛ»: Джоанна Роулинг заранее предупредила, что в последней книге убьет какого-то очередного героя, и все гадают, не будет ли это сам Гарри Поттер. Вы написали большое количество авторских сказок. У вас не возникало желания закончить серию, убив главного героя?
М.Ф.: Закончить серию можно и не убивая главного героя. Это, как показывает опыт, совсем не сложно. Существует еще один момент, который довольно трудно объяснять вслух, потому что люди, которые сами не пишут книжек, относятся к подобным вещам с большим недоверием. Так вот, на самом деле авторы мало что решают. Когда автор по собственной воле производит какие-то насильственные действия, получается в лучшем случае как с историей о Шерлоке Холмсе.
Конан Дойл решил убить его своей авторской волей. Ну и что дальше? Холмс умирать решительно отказался, и бедняге автору в конце концов пришлось его воскрешать и писать дальше. Зато когда персонаж хочет умереть, авторская воля его не спасет. Вообще персонажи гораздо более самостоятельны, чем можно себе представить.
«ДЛ»: В таком случае история Гарри Поттера должна продолжаться?
М.Ф.: Вовсе не обязательно. Если Джоанна Роулинг говорит, что это конец, ей виднее. Я, честно говоря, совсем не удивлюсь, если выяснится, что в тот самый день, когда Джоанна Роулинг садилась писать первые фрагменты книжки о Гарри Поттере, она уже примерно знала, чем эта история закончится. Очень часто бывает, что автор с самого начала видит всю историю целиком, включая финал. Его дело – в хорошем темпе прийти к этому настоящему, подлинному финалу, не насилуя реальность текста собственными вымыслами. Ни умолкать раньше времени, ни тем более растягивать удовольствие не следует. Впрочем, ни на секунду не сомневаюсь, что Джоанна Роулинг превосходно обойдется и без моих советов.
