Работающие на “земле” люди всегда уважаемы в милицейских кругах — в основном их руками раскрываются преступления. В них стреляют головорезы-разбойники, которым нечего терять. Наглые борсеточники при задержании на машине пытаются сбить оперов. Этим милиционерам мало платят. У них серьезные проблемы с семьями из-за постоянного отсутствия дома. Казалось бы, все можно закончить в одно мгновение — простым рапортом об увольнении. Но нет, их жизнь — романтика. Да, вот такая странная, но по-своему веселая романтика, от которой они не в силах отказаться. Циничность сотрудников почти всегда граничит с бескорыстным, искренним желанием помочь человеку. Психологи называют это деформацией личности сотрудника ОВД и даже пишут на эти темы диссертации. А в распоряжение “МК” попал дневник дознавателя одного из столичных отделений милиции. Его мы и публикуем по случаю профессионального праздника — с небольшими купюрами.
Ночью мне опять снилась работа. Кабинет с грудами просроченных материалов (не только по моей вине — то картридж в принтере иссяк, то бумага закончилась), стопки уголовных дел в сейфе, разрывающийся телефонный аппарат, россыпь патронов под диваном, недопитые бутылки коньяка и свертки с наркотиками (вещественные доказательства). Каждое дело — это чья-то судьба, чья-то проблема… Знать бы только чья, потому как в хаосе трудно понять, какие улики из какого дела. В такой обстановке невольно вспоминаются строки из песни, скачанной в Интернете: “Если где-то человек попал в беду, со своей бедой пускай идет в пи…”
Дознаватель, коим я и являюсь по долгу службы, занимается расследованием преступлений небольшой и средней тяжести, наказание за которые не может превышать 5 лет лишения свободы. Большая часть дел — “висяки”: возбуждены, но не раскрыты.
Почему их сложно раскрывать? Из-за лжи. Почти каждый входящий в кабинет, будь то потерпевший или подозреваемый, врет. Чаще всего врет со смыслом, преследуя свои интересы, когда — квартирные, иногда материальные. Но иногда “лепит горбатого” просто для очернения обидчика или из любви к искусству. Часто приходилось прекращать уголовное преследование за примирением сторон, за что получаешь нагоняи от прокурора и руководства… Статистику портить негоже.
По большей части мне приходится расследовать “кастрюльные разборки” — угрозы убийством, хулиганства на почве совместного проживания граждан в коммуналках, а также бои местного значения между родственниками. Немудрено, что в углу кабинета скопилась груда кухонной утвари — впору магазин бытовой техники открывать. Все аккуратно упаковано и скреплено печатью дознавателя. Это орудия преступлений: кухонные ножи, топорики, скалки, вилки, труба от пылесоса, гантель, лопата с мясорубкой.
Если утром, зайдя в кабинет, оказываешься в секс-шопе — значит, твоему коллеге посчастливилось расследовать “организацию притона для занятия проституцией”. Тогда день проходит веселей. Особенно забавно описывать изъятые из домов терпимости вещдоки — различные приспособления для сексуальных утех.
А вот допросы проституток самые утомительные. Жрицы любви выматывают не только морально, но и физически (не подумайте плохого). Эти катюши масловы буквально выжимают все соки, уверяя на голубом глазу, что стали путанами по воле злого случая.
* * *
08.00. Подхожу к зданию родного ОВД. Через полчаса “развод”, а перед ним нужно успеть вооружиться.
— Доброе утро, Санек! 7208, — это я назвал дежурному по ОВД номер табельного пистолета системы Макарова, чтобы облегчить коллеге поиск в оружейном шкафу.
Протягиваю карточку-заместитель (без нее ствол не получишь).
— Утро добрым не бывает, Андрюха! — с ироничной улыбкой отвечает мне лысоватый, упитанный парень в форме.
Оперативный дежурный на сутках — самый важный человек в конторе после начальника ОВД (по крайней мере он так считает). Этот человек координирует действия всей следственно-оперативной группы, обеспечивает ее прибытие на место преступления, принимает по телефону сообщения о происшествиях, оформляет доставленных. Александр в милиции больше 10 лет. Всегда поможет советом, предупредит о нежданной проверке из главка и, если отлучишься по личным делам, прикроет перед начальством.
— Сегодня кто ответственный от руководства?
— Замполит.
“Замполит” — советское название должности заместителя начальника ОВД по кадровой и воспитательной работе. Основной задачей этого человека является муштра личного состава. Придется надевать “мундир”. Серый цвет полушерстяной формы наводит тоску, но делать нечего — ответственный уж больно строгий сегодня.
Развод начинается. Проталкиваюсь в класс службы. “Рота” (заступающая смена милиционеров патрульно-постовой службы) уже расселась на задних рядах. Перегар висит в воздухе, как топор. Заступающий дежурный монотонно зачитывает под запись телефонограммы о наиболее серьезных преступлениях прошлых суток, под которые можно было бы уснуть. Информация об ограблениях граждан заставляет встрепенуться даже самых сонных — и откуда у людей такие деньги?!
Кульминация “развода” — опрос личного состава по знанию нормативных документов, регламентирующих деятельность милиции. Традиционно вопросы обходят стороной старослужащих и офицеров, за исключением сотрудников, к которым замполит испытывает личную неприязнь.
* * *
Едва ты успел прикурить сигарету, как добрый голос дежурного через “матюгальник” любезно приглашает следственно-оперативную группу собраться на выезд. В отсутствие руководства в здании приглашение дежурного сопровождается не совсем цензурными словами.
Я, дежурный опер Миша и два сотрудника роты ППСМ садимся в старенький “уазик”. Хорошая во всех отношениях машина, на которую вряд ли посягнет угонщик, несмотря на то, что передняя и задняя двери лишены замков. Заботливая рука милиционера-водителя Николая повязала на каждую из ручек по проволочке, которые пассажирам следует держать во время движения, чтобы дверцы не распахнулись сами собой. Тот же Коля деликатно предупреждает пассажиров о крутых поворотах, дабы не растерять их по пути.
Едем в одну из школ района. Только что на “02” позвонил незнакомец и фальцетом заявил, что “альма-матер” вот-вот взлетит на воздух. Детишки спешно покидают школу, радуясь большой перемене. А мы ждем Матильду. Она совсем не похожа на маленькую девочку, влюбленную в сурового киллера Леона в одноименном фильме. Наша Матильда — розыскная дворняга из кинологического центра. Собака устремляется на кухню, куда ее приводит отнюдь не служебное чутье, — из кастрюли пахнет свежеприготовленными котлетами. Пока Матильда с подобострастием обнюхивает пищеблок, мы осматриваем все 3 этажа здания. Взрывных веществ здесь нет! Получаем от кинолога долгожданный “акт обследования помещения с применением служебно-розыскной собаки” и решаем вернуться в контору. Но автомобиля и след простыл.
— Где машина? — спрашиваем у дежурного по мобильнику.
— На территории, — отвечает тот.
* * *
Возвращаемся в контору на своих двоих. В родной берлоге тепло и накурено. На стенах красуются близкие сердцу плакаты: “Не болтай”, “Не пей один”, “Береги оружие”, “С пидорами не пью”. Особняком на самом видном месте в назидание начинающим сотрудникам висит цитата из В.И.Ленина: “Адвоката надо брать ежовыми рукавицами, ставить в осадное положение, ибо эта интеллигентская сволочь часто паскудничает”. Рядом еще одна, неизвестного автора: “Чистосердечное признание — есть венец уголовного процесса”. Открываю дело. Обычно в кипе документов пробивают шилом кто четыре, а кто пять дырок и пропускают через них суровую нить. Вот откуда пошло выражение “дело шьют”.
Из динамика вновь раздался голос дежурного. Нам предстоит выезд на кражу — обнесли, то есть, прости, господи, обокрали храм.
У церквушки нас встречает пономарь. Хранитель алтаря сетует, что вытрясли урну с пожертвованиями. Действительно — скромный замочек вырван с корнем, а в прозрачной коробке гремит лишь мелочь. Также пропали колечки, некогда закрепленные у иконы святой Матроны — эти нехитрые ценности приходу подарили прихожане. Тем временем у ворот сигналит иномарка. Подхожу к назойливому автолюбителю и весьма доступно объясняю, что храм пока закрыт: мол, следственные действия. Из иномарки выходит невысокий мужичок, одетый в кожаную жилетку и брючки. Вкрадчивым голосом шофер поясняет, что он — настоятель (неплохую машинку Бог послал рабу своему). Чувствую себя неловко.
Делюсь с батюшкой своими планами: мол, скоро приедет собачка, дадим ей понюхать ящичек и пустим по следу.
Священнослужитель меняется в лице: “Окстись, служивый, после твоей собачки мне рукоположника просить придется, чтобы храм заново освятил!!!” Убоявшись отлучения от церкви, я прощаюсь. Впрочем, и кинолог объяснил, что ладан церковный отбивает у собак нюх. Фигуранта все же установить удалось — воришкой оказался сторож храма, которого недавно приютил приход. Увы, кроме косвенных улик, “доказухи” собрать не удалось, да и батюшка попросил спустить все на тормозах.
* * *
После визита к Всевышнему мы зашли к оперу Мише, в кабинет на пятом этаже. Это место — самое таинственное в здании ОВД. Здесь ты натыкаешься на большую стальную дверь, а на ней табличка — “Служба криминальной милиции”. Этот мрачный мир можно сравнить с Зазеркальем, где все перевернуто вверх ногами. Из-за дверей кабинетов порой доносятся крики, стоны, плач — результаты эмоциональных переживаний граждан в ходе беседы с операми. Люди как тени бродят возле дверей в ожидании беседы с сыщиками. Кое-кто пристегнут к батарее.
Осень для ментов пора замечательная — в это время в ОВД присылают молодых стажеров и стажерок. И мне, и Михаилу дали на поруки по одному курсанту — они едва закончили среднюю школу милиции. Новички дожидаются в кабинете оперативника. Один расселся на столе. Миха с ходу огрел его папкой, а когда тот рухнул на пол, еще и поддал ногой: “Не знаешь разве, что примета плохая? — возмущается наставник. — Присел на стол — будет квартирная кража, к гадалке не ходи. Чему вас только учат!”
Приметы для “земельных” ментов значат много. Выехал на квартирную кражу с утра — к деньгам или воров поймаешь. Мужской труп с утра — тоже к прибыли. А бросил на служебный стол ключи — денег не будет.
* * *
В час мы решили перекусить в столовой. Едва я поднес ко рту ложку с супом, бодрый голос с небес прокричал: “Дежурная следственно-оперативная группа, срочно, срочно на выезд!” Пожаловал заявитель — у пенсионера похитили старенький “Москвич”. Сработали или подростки, или местный уголовник по кличке Форд. Пропажу мы обнаружили в соседнем квартале. Версия о Форде подтвердилась. Этот гражданин девять раз судим за угоны. Причем суд постоянно выказывал снисхождение рецидивисту, приговаривая его к условным срокам заключения. Форд с молодых лет передвигается на костылях из-за аварии, в которую попал, управляя мотоциклом. Но инвалидность никогда не препятствовала его любви к транспортным средствам. Однажды Форд на спор открыл “шестерку” 10-копеечной монетой. Инвалид спустился к нам и признался, что ему было в тягость дойти до магазина пешком, вот он и угнал первую попавшуюся тачку. Нашего клиента ожидала юбилейная судимость. А благодарный старик аж прослезился.
На волне всеобщей благости позвонил дежурный и вежливо попросил проследовать на несчастный случай. Пешком, разумеется.
В “адресе” нас встретил участковый Вася. У фасада дома лежала и кряхтела щуплая старушка, над которой склонились два медбрата. Медики пытались погрузить бабулю на носилки — она только что упала с третьего этажа. Лицо покрыто зачерневшими синяками — точно, следы побоев недельной давности. Вася шепотом сообщил, что скорее всего дама выпала из окна своей квартиры не без помощи дочурки. Это создание — огромное чудище, больше похожее на двухметрового богатыря из былины. Единственное, что указывало на пол, — огромный бюст. Дочь стояла руки в боки и внимательно слушала, что мать говорит врачам. Голова девицы-исполина была в крови, особенно затылок. Первым делом гражданка заявила, что выпавшая мать несколько раз ударила ее топором по голове. Участковый подсказал, что женщина несколько лет стоит на учете в психдиспансере.
Вскоре из больницы сообщили, что старушка скончалась от внутреннего кровотечения. Предыстория семейки оказалась банальной. Дочь систематически избивала матушку на почве бытовых склок, а когда старушка заикнулась в сердцах, что продаст квартиру и уедет в деревню, чтобы не видеть постоянных пьянок дочери, та вытолкнула ее в окно. А потом, видимо, насмотревшись детективов, алкоголичка решила инсценировать самооборону — взяла топор башкой и принялась усердно долбить лезвием по затылку. Позднее на суде убийце матери назначили ПММХ — принудительные меры медицинского характера.
* * *
До работы в милиции я и не подозревал, сколько среди нас живет безумцев. Как-то привели на допрос крадуна магнитол. Обычное, казалось бы, дело — шел по улице, темно, никого нет, разбил стекло “девятки”, достал панельку, сковырнул приемник. Но, если верить моему собеседнику, он шел по улице и вдруг услышал из машины… голос знакомой. Та умоляла ее освободить из салона. Вот мужик и взял кирпич. Потом сказал: мол, обознался. Сначала я решил, что это жалкая попытка избежать ответственности. Ну как перепутать женщину с магнитолой?! Но то, как он ответил на вопрос: “На какой улице вы разбили стекло машины?” — меня слегка озадачило. Он немного подумал, затем повернулся к стене в моем кабинете и спросил: “Сереж, ты не помнишь, где мы стекло разбили?” О присутствии в кабинете Сережи я и не подозревал. Между тем беседа с воображаемым другом затянулась. Пришлось набрать номер неотложной психиатрической помощи, чтобы прервать диалог. Сомнения по поводу душевного состояния моего подопечного развеялись, когда пришел ответ на запрос из лечебницы в Тульской губернии, где тот проживал. Сухим врачебным языком на бумаге сообщалось, что у моего ночного грабителя — шизофрения.
Были на моем веку и вещи, которые хотелось бы забыть. Это и оголодавшие дети при живых родителях-алкоголиках. Таких малышей девчонки из инспекцией по делам несовершеннолетних буквально вырывали из лап нерадивых матерей. У одной малютки четырех лет от роду обнаружили сифилис. К слову, неизменным спутником практически всех гнусных преступлений, связанных с хулиганством, мордобоем и насилием над детьми, что лично мне доводилось расследовать, всегда был алкоголь!
* * *
“Как ты там можешь работать?” — часто спрашивают друзья, наслушавшись моих рассказов. Да нормально. Ведь коллектив дознания очень дружный и в рабочее время, и после — хотя грань между этими периодами весьма условна.
Но при этом ночевать в отделе приходится через день — слишком велик поток преступлений. И слишком мало желающих потрудиться в должности дознавателя. Из положенных по штату 12 сотрудников работают 6, да и то одни болеют, а другие — в отпуске. И те, что еще в строю, пашут, как рабы на галерах, если цитировать нашего экс-президента.
Рассвело. И опять противный голос из дежурки — “СОГ на выезд”. Плетусь по лестнице, сажусь в “уазик” и замечаю — на треснутых механических часах, вмонтированных в панель, 08.42. Усталость сняло как рукой, я спокойно вышел из авто, дошел до дежурной части. “Э, нет, Санек, мое дежурство окончено. Прими-ка пистолетик!”
Такие плакаты украшают кабинеты министров.
