Утром 26 февраля я собирала вещи в киевской гостинице: готовилась к отъезду в Москву. Внезапно позвонили из редакции: надо срочно ехать в Крым! Включила телевизор: там шла прямая трансляция из Симферополя, с площади перед Верховным Советом. Крымские татары тупо выдавливали с площади пророссийских активистов. Мелькали сжатые в руках палки, в воздух взлетали бутылки с водой и предметы обуви, взметались серые облака газа из баллончиков. Я помчалась на вокзал менять билет.
Поезд был вечером, и я еще успела побывать на пресс-конференции Правого сектора, который потом был запрещен в России, и взять интервью у одного из его представителей. На Майдане кое-где еще дымились шины, здание, где проходила пресс-конференция, было исписано нацистской символикой, по улицам Киева бродили патрули из бойцов майдановских «сотен» в касках, с битами в руках. В местах гибели людей лежали горы цветов и горели свечи.
Ночью, в почти пустом поезде, я думала о том, что в Крыму мне придется стать свидетельницей финального акта трагедии: Правый сектор при поддержке крымских татар штурмом возьмет Верховный Совет, разгонит депутатов, объявив их членами «банды Януковича». Власть перейдет в руки комиссаров Евромайдана. Наиболее харизматичных русских активистов убьют, кого-то посадят, кого-то купят. Затем новая киевская власть изгонит из Крыма Черноморский флот. Казалось, все предрешено.
И вот раннее утро в Симферополе. Кучки растерянных людей перед милицейским оцеплением: к Верховному Совету не пропускают, но все видят развевающийся над ним российский флаг! Ночью, говорят, его кто-то захватил, но кто? Сейчас даже смешно вспоминать, но тогда многие в толпе говорили, что это провокация и правительственные здания захватил Правый сектор.
Потом я увидела тех, кто захватил правительственные здания в Симферополе. Такие же люди в камуфляже без опознавательных знаков встали вокруг всех украинских воинских частей. Безукоризненно вежливые, доброжелательные и загадочные. Один раз мне все же удалось их разговорить, и они признались, что являются морпехами Черноморского флота.
«Ага!» — воскликнут в этом месте представители прогрессивной общественности. Но не торопитесь злорадствовать. Важно не то, кем были «вежливые люди», а то, что их функции ограничивались исключительно обеспечением безопасности жителей Крыма и созданием условий для их свободного волеизъявления. Если бы не они, в Крыму произошло бы то, что позднее произошло в Одессе, Славянске, Мариуполе, Донецке. Я могу засвидетельствовать, что крымчане голосовали на референдуме абсолютно свободно. Не было на участках никаких автоматчиков, и я не встретила там ни одного человека, который выступал бы против России. Вот в Донецке многие до начала войны высказывались за то, чтобы остаться в составе Украины в качестве субъекта федерации, а в Крыму таких практически не было.
Главным мотивом, побудившим крымчан столь резко рубить швартовы с Киевом, был страх, родившийся в результате наблюдения за бесчинствами радикалов в центре Киева. Оттуда привезли множество раненых крымских силовиков. Правосеки сожгли автобусы с возвращавшимися из Киева крымчанами, сторонниками Антимайдана. Многих избили, покалечили. Во время столкновения с татарами 26 февраля погибли еще два человека. После этого вопрос о жизни в составе единой Украины для крымчан был закрыт.
Да, у крымских татар было другое мнение по этому вопросу. За редким исключением они не голосовали. Но повлиять на исход голосования это все равно не могло.
