В новой доктрине об этом сказано так: “Российская Федерация оставляет за собой право применить ядерное оружие в ответ на применение против нее и (или) ее союзников ядерного и других видов оружия массового поражения, а также в случае агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства”.
Как видно из текста, понятие “упреждающий”, или “превентивный”, удар, о котором ранее говорил секретарь Совбеза Николай Патрушев, здесь не упоминается. Видимо, таким образом руководство страны отреагировало на ту бурную реакцию, которую вызвало и в стране, и за рубежом заявление Патрушева о возможности такого удара, когда он анонсировал новую доктрину.
Однако мы видим, что некоторый люфт для трактовки ядерного применения — чем, собственно, и силен любой политический документ — все же остается. Россия готова дать ядерный ответ, даже если против нее совершена широкомасштабная агрессия “с применением обычного оружия”. Что ж: что имеем, тем и защищаемся.
Этот тезис многие считают проявлением агрессии “встающей с колен” России, а между тем, по мнению специалистов, именно он свидетельствует о нашей слабости, в том числе и в области стратегических ядерных сил (СЯС). Чтобы понять почему, проанализируем способы применения СЯС. Их существует три.
Первый — ответный удар. Он может применяться в случае, когда страна уже подверглась ракетно-ядерному нападению. Такой способ имел право на существование, к примеру, в СССР, когда наши ядерные силы обладали высоким боевым потенциалом и устойчивостью и были готовы в любой момент нанести решающий ответный удар, который мог определить исход войны. Именно поэтому СССР во всех своих последних военных доктринах спокойно заявлял об отказе от применения ядерного оружия первым.
Второй способ — так называемый ответно-встречный удар. Он возможен, если страна, подвергшаяся ядерному нападению, способна вовремя обнаружить факт запуска баллистических ракет противника и быстро передать эту информацию президенту. После чего тот отдает приказ на ответный пуск, в надежде, что наши ядерные боеголовки, встретившись с неприятельскими где-нибудь в космосе, уничтожат их.
Такое возможно при наличии политической воли применить ядерное оружие, а также при надежной воздушно-космической обороне и системе предупреждения о ракетном нападении. Но если о политической воле еще можно поспорить, то о двух других системах спорить бесполезно — они на сегодня существуют лишь в фантазиях нашего военного руководства.
Третий способ применения СЯС — упреждающий удар. Это означает, что ядерным силам, находящимся в режиме боевого дежурства, спускается команда: такому-то полку в такое-то время нанести удар по такому-то объекту. Получив специальный шифр, они его исполняют. К этому варианту прибегают, когда не могут гарантировать применение СЯС в двух первых.
Говоря о том, что мы готовы применить ядерное оружие, даже когда против нас использовано обычное вооружение, правда, если “под угрозу поставлено само существование государства”, мы признаем тот факт, что не обладаем боеспособными силами, которые могут адекватно противостоять противнику без ядерного оружия. Фактически мы готовы удерживать агрессора, лишь постоянно напоминая ему, что в случае чего готовы нанести по нему ядерный удар. Такое напоминание похоже на угрожающие позы зверя, которыми тот отпугивает приближающегося к нему более сильного соперника.
Причем, утверждает член экспертного совета Комитета Госдумы по безопасности, профессор Академии геополитических проблем ракетчик Петр Белов, так “пугать” потенциального агрессора нам осталось недолго — до 2015—2017 гг. “Наши СЯС деградируют, — говорит Петр Белов, — а возможности национальной трехэшелонированной системы ПРО США только нарастают. Тем количеством ракет — а я полагаю, у нас к тому времени их вряд ли останется более полутора сотен — мы уже не сможем устрашать Штаты, поскольку возможности их национальной системы ПРО по перехвату будут раза в три выше наших”.
Тезис о применении ядерного оружия, который, по мнению многих экспертов, звучит теперь куда мягче, чем в доктрине 2000 года, — это фактически единственный существенный пункт нового документа. Более никаких открытий доктрина не делает, а потому ее можно рассматривать скорее как декларацию о намерениях, обращенную к Западу, нежели руководство для внутреннего пользования. К реальным процессам военного строительства авторов доктрины никто всерьез допускать, похоже, и не собирался. С “новым обликом” армии министр обороны Сердюков разобрался без всяких доктрин, поэтому разделы документа, касающиеся Вооруженных сил, — это лишь бесполезный набор умных слов.
Зато западным политикам наверняка будет интересно узнать, что главная внешняя опасность для России исходит, к примеру, не от Китая, а от НАТО и его расширения на Восток. Впрочем, Западу не стоит принимать близко к сердцу эти декларативные заявления. Политические лозунги — одно, а жизнь — другое. Так, по информации источников “МК”, почти в то же самое время, когда президент Медведев подписал доктрину, где НАТО — наш главный враг, он также дал окончательное “добро” и по нашумевшей сделке — покупке французского вертолетоносца “Мистраль”. Возможно, уже в марте в Париже в его присутствии будет подписан контракт, который оценивается в 500—600 млн. евро.
Согласитесь, когда у “главного врага” за такие деньги покупают оружие, чтобы в дальнейшем делать его уже вместе, то в доктрине куда уместнее было бы этого “врага” упомянуть где-нибудь в разделе “приоритеты политического и военно-технического сотрудничества”.
В целом, как отметил президент Академии геополитических проблем, генерал-полковник Леонид Ивашов, “по содержанию и направленности доктрина ориентирует на оборонительные действия и является развитием доктрины 2000 года. Однако что касается военной составляющей государства, то влияния на эти процессы она иметь не будет, потому что материально ничем не подкреплена. Ее примут, обсудят, похлопают, обмоют — и все. Основой должны были бы все же стать техника и вооружение. Но у нас сегодня нет машиностроительного комплекса, а он является основой ОПК. Если руками там что-то еще могут собрать, то запустить это в серию — уже нет. Более того, у нас нет мобресурса промышленности, чтобы в случае угрозы агрессии мы могли в разы увеличить производство оружия. А значит, все эти разговоры — блеф”.
