Русский — как много в этом звуке. Я русский, и это многое объясняет! Да, хоть и еврей. Говорить на русском, думать на русском — какое счастье. Молчать на русском, делать паузы, почти мхатовские…
На русском можно объяснить практически все. Каждое слово таит неимоверное количество смыслов — как обратиться, как посмотреть… По-русски прекрасно читать между строк, и все, все понимать. А как эти слова связываются в предложения — свободно, независимо, многолико. И еще буквы, какие буквы! Ими тоже можно играть, проглатывать (сознательно!), менять одну на другую — и как сразу меняется смысл. Русский — единственное, что мне не изменит.
Много лет назад в первый раз приехал в Израиль. В аэропорту Бен-Гурион ко мне подскочили какие-то местные секьюрити и что-то на своем, на ивритском, потом на английском. Вот ни к кому не подскочили, только ко мне, я, наверное, в те годы очень был похож на молодого бен Ладена. Что говорят — непонятно. «На русском, со мной только на русском!» — неожиданно для самого себя выкрикнул я. Евреи вокруг изумились, сделали большие глаза и таки позвали русскоязычного.
А не так давно на кинофестивале в Одессе (но еще до всех этих страшных событий сжигания живых людей в Доме профсоюзов) ко мне подкатил пьяненький человек. «Я бандеровец, прикинь, — сказал он. И тут же без паузы: — Дай на опохмел, друг». Я дал. Оказался хороший парень: сбежал от своей львовской жены сюда, в этот город Солнца, а когда-то в СССР служил в стройбате на ВДНХ, неподалеку от меня. Он пробовал сначала говорить со мной на мове, запел даже украинский гимн, но я властно его остановил: «По-русски, со мной только по-русски!»… Мы шли вобнимку, пели гимн нашей бывшей общей великой страны, а люди, простые одесские люди, смотрели на нас и радовались. Сказал бы я сейчас то же самое в Одессе — вот уж не знаю. Время изменилось очень быстро.
Совсем не хочу вписаться в русский мир, не очень понимаю, что это такое. У меня мир свой, собственный, а все-таки русский. Хотя и с отдельными отклонениями.
Но русский останется всегда. И русская литература навсегда останется. Которая мне никогда не изменит. Только ею и жив.
Макси, вернись
Сколько там уже нет в ящике Марианны Максимовской? Много. Вместо нее идет программа «Добров в эфире» с ведущим Андреем Добровым. Хороший человек, бывший рокер, недавно провел на РЕН ТВ благотворительный телемарафон «Дальше действовать будем мы…» в помощь больному отцу Виктора Цоя. Хороший человек, но не орел.
Он говорит то же самое, что и его старшие братья по разуму. Поднимается из-за стола, ходит гоголем, как Дмитрий Киселев; такой же в меру упитанный, как Петр Толстой; стальной блеск в глазах, как у Ирады Зейналовой… Нет, до Соловьева он еще не добрался, Соловьев неповторим. Но говорят в эфире эти «ребята из ларца» исключительно одно и то же. Точь-в-точь. Один в один. И я тебе попереключаю!
Они все получают инструкцию из одного места, не будем говорить какого, и транслируют это, каждый в меру своей испорченности. Скукотища! Ты уже заранее знаешь, что будет дальше, какое следующее слово они произнесут. Они все так похожи друг на друга, аж жуть.
Поэтому теперь будет крик души. Марианна, где ты, ау? Вернись, я все прощу. Даже голову Леонтьева на твоей груди, что сфоткал Венедиктов. Без тебя нет политического телевидения, точно. Ты хотя бы давала альтернативу, держалась, как могла, все свои десять отвязанных лет. Ты была той прекрасной фигой в кармане, которую год от года доставали фрондирующие академики, то и дело награждая тебя известной статуэткой.
Теперь, в день, когда пройдет «их ТЭФИ», я зову тебя: возвращайся. Что ты там делаешь в своем банке, перебираешь бумажки? Занимаешься пиаром за хорошие бабки, но разве это профессия?! Плюнь на все бумажки, Макси, ты же такая классная телеведущая! Без тебя тошно.
Понимаю, не ты в этом виновата. Тебя убрали, ведь на ТВ началась Украина. Всех выстроили в ряд, а ты не вписалась. Но что такое канал РЕН ТВ без тебя? Ноль.
Итак, она звалась Марианной. «Без вас мне скучно — я зеваю;/При вас мне грустно — я терплю;/И, мочи нет, сказать желаю,/Мой ангел, как я вас люблю!» (А.С.Пушкин).
Полностью согласен с предыдущим оратором.
Хрусталев, машину!
«В начале был жест», — сказала когда-то Майя Плисецкая в старой-старой «Кинопанораме», которую вел Эльдар Рязанов. И показала, какой это был жест. А разве можно было тогда спорить с великой балериной, указывая ей на Библию. Слово, жест — в принципе это одно и то же. Коммуникация.
…Да, я люблю программу «Вечерний Ургант». Сегодня она номинирована на ТЭФИ и, скорее всего, по праву должна получить свой «приз в студию». Да, там солирует Иван, он же Ваня. Говорит замечательно, шутит, общается с залом, с гостями. Коммуницирует. Вся передача строится практически на нем.
Но есть там роль и второго плана. Дмитрий Хрусталев собственной персоной. Он же Митя. Почти не говорит, лишь подыгрывает, поддакивает, подшучивает. А потом садится на свои качельки и молчит в тряпочку. Потому что его звездный час впереди.
Он ждет гостей. Хотя приходят они исключительно к Урганту. Но как только появляется приглашенный VIP, Митя подскакивает как ошпаренный. Вернее, нет, не так: грациозно встает навстречу. Плавно подходит, выбрасывает руку в неповторимом, очень красивом жесте, подает ее гостю, подхватывает, поддерживает, поднимает по ступенькам. Обнимает, целует, усаживает.
Я все время жду именно этого момента в программе. Потому что Хрусталев делает свою коронку так мастерски, профессионально, но ласково и нежно при этом. В таком жесте есть все: долгожданность, распростертые объятия, приглашение к разговору… И разве нужно здесь что-то говорить? Маэстро, не надо слов!
