Мерзости мордовской колонии, описанные в письме Надежды Толоконниковой, напомнили мне датскую тюрьму, где однажды удалось побывать.
В Дании тюрьмы двух типов — открытые и закрытые. Открытые — для тех, кого у нас отправляют на зоны общего режима, где сидят Pussy Riot. Хулиганы, мошенники, воры и даже убийцы, если у них есть смягчающие обстоятельства.
Закрытые тюрьмы — для тех, кто у нас сидит на строгом. Отъявленные рецидивисты, серийные насильники и прочие исчадия ада.
Я была в открытой тюрьме. Она на самом деле открытая. Ни колючки, ни вышек, ни КПП. Просто несколько строений, про которые и не скажешь, что это тюрьма, если не знать. Административный корпус, производственные помещения, супермаркет и жилые здания, где живут заключенные.
Через территорию тюрьмы проходит трасса. По ней свободно ездят машины. Посреди зоны — автобусная остановка. Ходит рейсовый автобус, на нем можно приехать в зону и уехать. Посетители так и приезжают. А зэки, наоборот, уезжают — на выходные. Потом возвращаются к определенному часу. Потому что, если не вернешься, найдут и переведут в закрытую тюрьму.
На отсидку очередь, мест в тюрьмах не хватает. Осужденный за угон зэк сказал, что ждал восемь месяцев, пока освободится место. Можно было сесть в тюрьму с хорошим спортивным комплексом, но далеко, он туда не хотел. Хотел поближе, чтоб не тратить много времени на поездки домой.
В жилых корпусах — комнаты зэков. У каждого — своя, с отдельным санузлом. Очень маленькая: койка, столик, шкаф да полки. Находиться зэк там может в любое время, ограничений нет.
В конце коридора общая комната — кухня и столовая одновременно. Плита, духовка, микроволновка, посудомоечная машина. Зэки собираются человек по пять-шесть и готовят сами по очереди. За продуктами ходят в магазин — тут же, на зоне.
В каждом корпусе есть надзиратель. Безоружный, конечно. Он просто следит за порядком и в сложных случаях вызывает подкрепление. Питается вместе с зэками — договаривается с какой-то группой и наравне со всеми вносит деньги.
Ходят зэки в своей одежде. Работают по восемь часов. Кто не хочет, тот не работает. Платят им, как на обычном предприятии. В той зоне, где я была, они делали мебель.
Преступники в Дании осуждаются на разные сроки лишения свободы, и именно в этом и состоит их наказание. В том, что они не свободны. Не могут сами решать, где жить, с кем, куда пойти вечером, чем заняться днем. Это тяжелое наказание. Но в отличие от людей, которые совершили преступление в России, оно не превращает их в рабов, с которыми можно делать что угодно.
У нас же мало того, что человека лишают свободы. Пытками и унижениями его еще превращают в дрессированное животное, которое продемонстрирует любой кульбит, лишь бы ему позволили поспать, помыться, согреться.
Чтобы больше не было таких писем, как письмо Толоконниковой, надо это, наконец, официально признать. Признать и внести поправки в УК, изменив «лишение свободы» на «превращение в скотину». На срок от таких-то лет до таких-то.
Название меры наказания тогда будет в точности совпадать с тем, чем она является в реальности. Суд присудил тебе быть два года скотиной — значит, будь. И не вякай, все по закону.
А то у нас в законе одно, на зоне — другое, и, конечно, это дает повод для упреков в несоблюдении прав и нарушении норм. В ответ приходится изворачиваться, врать, посылать якобы комиссии для якобы расследований… А зачем?
Гораздо проще назвать вещи своими именами. Сказать: да, у нас заключенные — скоты. Да и не заключенные — тоже.
И все, больше никаких упреков не будет.
