— Далеко до города еще? — спрашиваю у таксиста, подобравшего меня в аэропорту Волгограда.
— Впервые у нас? Еще полчаса как минимум. Волгоград вытянут вдоль Волги на 100 километров. Основных дорог немного, поэтому движение здесь трудное, заторы постоянные, — начинает экскурсию пожилой мужчина за рулем.
Вообще, по прилете я специально не стал вызывать такси. Хотел сесть к «бомбиле»-кавказцу, как правило, их легче разговорить. Но, обыскав всю привокзальную площадь, убедился, что бомбят здесь только русские. Чуть позже мне расскажут, что «черных», как здесь большинство называет кавказцев, относительно немного, хотя Волгоград и южный город. Здесь они не оседают, предпочитая селиться ближе к Москве.
— Вот здесь лет 10–15 назад был взрыв, — продолжает таксист, назвавшийся Анатолием. — Это воинская часть. Бомбу на дереве закрепили и, когда из бани шел взвод солдат, взорвали. Их всех и покосило.
— А не боитесь, что еще теракты будут?
— Будет, обязательно будет. А толку?
— В смысле толку? — несколько обескураженно говорю я. — Это ведь и с вами, и с вашими родственниками может произойти…
— Ну, раз может, значит, и толку нет бояться, — улыбается он.
Вообще теракты в Волгограде происходят с пугающей регулярностью. Буквально 7 августа этого года у входа в здание батальона ДПС произошел взрыв, никто не пострадал. В этот же день взрывотехники обезвредили бомбу у еще одного полицейского здания. Два года назад сработали бомбы у здания городской ГИБДД и академии МВД. Также без жертв.
■ ■ ■
— Слышали про супругов Шмиц? Они в автобусе находились рядом с шахидкой этой. Жена (Лилия. — Авт.) сидела на сиденье с ребенком, ему год, а муж (Анатолий. — Авт.) стоял. Так вот шахидка прямо за спиной у него была, представляете?! Он, можно сказать, их спас. Сейчас, конечно, он в тяжелом состоянии, но живой, — рассказала врач 15-й больницы скорой помощи Волгограда.
Горожане знают еще много чудесных историй рокового маршрута №29: о выпрыгнувших в окна в момент взрыва, уступивших смертнице место, о вышедших по непонятной причине на остановку раньше и много других. Но если спросить, почему именно Волгоград, а не Москва, куда, по версии следователей, ехала взрываться 30-летняя Наида Асиялова, или почему она выбрала именно этот автобус, версию, отличную от официальной, вам вряд ли сообщат.
А действительно, почему именно Волгоград? Согласно официальному расписанию ежедневного автобуса Махачкала—Москва, Волгоград он проезжает не останавливаясь. Но если прикинуть по времени ближайшую к городу остановку, то получается, что смертница попросила остановить автобус в промежутке между 11.30 и 12.00. Вышла она, к слову, у волгоградской академии МВД. Затем Асиялова несколько часов гуляла по городу, заходила, например, в торговый центр. Непонятно, было ли решение взорвать себя в Волгограде принято ею лично, или она получила такое указание.
Хотя на деле самой правдоподобной является версия о том, что взрывное устройство сработало самопроизвольно. В пользу этого говорит сразу несколько фактов. Во-первых, район остановки «Лесобаза», где произошел взрыв, находится на самой окраине города, где почти нет ни жилых домов, ни даже предприятий. Что ей мешало взорваться у той же академии МВД или в торговом центре? Вполне вероятно, что Асиялова ехала к кому-то или пыталась уйти от возможной слежки. Во-вторых, под днищем автобуса прибывшие на место теракта взрывотехники нашли неразорвавшуюся гранату РГО. Вряд ли она была нужна для усиления действия основного взрывного устройства (массой около 600 граммов тротила) — это нерационально, и террористы обычно так не делают. Скорее ее планировали взорвать в другом месте. В-третьих, множество мелких деталек. Например, Асиялова в битком набитом автобусе села, когда ей уступили место, хотя взрываться с точки зрения количества жертв выгоднее стоя (сиденья погасили взрывную волну и приняли в себя часть поражающих элементов). С паспортом тоже получилась странная штука: зачем, отправляясь на самоподрыв, она взяла его с собой, облегчив работу правоохранителям?
Кстати, после теракта полиция встрепенулась и начала обходить все общественные организации города. В гостиницу, в которой я остановился, пришел участковый, объяснив ситуацию администратору, расспросил о постояльцах, осмотрел помещения и удалился. Напоследок полицейский напомнил о необходимость быть бдительными.
— Вы могли бы приходить хоть каждый день, раз призываете к бдительности, — ответила администратор. — Мы его впервые видим, — добавила она уже мне.
Но серьезного усиления работы полиции я не увидел. За два дня в городе полицейские встретились мне лишь единожды, не считая аэропорта. Конечно, это сугубо мое мнение, но после теракта в крупном городе полицейские должны быть на каждом шагу: проверять документы, заглядывать в каждую урну и бесхозную машину. Видимо, сказывается кадровый голод.
■ ■ ■
— Зачем тебе туда? — зло сверкнув глазами, спрашивает волгоградский таксист-«бомбила» Олег, везущий меня в мусульманский молельный дом, который в ночь после теракта пытались поджечь. — Из-за них вся эта... (нецензурно бранится. — Авт.). Они эту террористку приютили. Может, и бомбу к ней примотали. Ненавижу!
Олегу на вид лет 28, на пальцах левой руки тюремные «перстни», которые мелькают по рулю, когда его «девятка» в очередной раз перестраивается в пробке. Впереди железнодорожный переезд и красный сигнал светофора. Ближе уже не подъехать. Олег глушит двигатель и матерится — не успели.
— Вот скажи, зачем они детей убили? — выключив пацанчика, произносит он как-то грустно.
Молельный дом находится в частном секторе, и его остроконечная башенка с полумесяцем на вершине видна издалека. Ворот нет. Это сыграло на руку поджигателям. Я тоже беспрепятственно прохожу во двор, тяну за ручку железную дверь и захожу внутрь, где меня встречает босой парень.
— Вы по какому делу? — вежливо спрашивает он.
— Я к имаму, из газеты.
— Он через 5 минут освободится, подожди здесь, — подает мне стул босоногий.
Пока жду, слышу разговор из ближайшей комнаты: судя по всему, имам отвечает по телефону на вопросы журналистов — что-то про терроризм без национальности и конфессии и пружину, которую нельзя бесконечно сжимать.
Через несколько минут голос из кабинета прощается с собеседником и имам выходит из-за двери. Молодой мужчина, тридцати с небольшим лет, с бородой, в простой одежде и тапочках. Босоногий представляет меня.
— А вы события объективно будете освещать? — спрашивает имам, пожимая мою руку.
— Да, а в чем дело?
— Просто сегодня по федеральному радио сказали, что у меня нашли схрон с оружием, что мы террористы. Да разве я бы стоял сейчас здесь?! — возмущается собеседник, провожая меня в кабинет. — Вот в прошлую пятницу была у нас проверка. Так даже нелегалов не нашли, не то что оружие.
Рустам Якубов, так его зовут. В молельном доме он не просто служит имамом, но и живет здесь вместе с женой и восемью детьми. Стоило нам сесть за стол, как от входа доносится женский голос. Рустам извиняется и выходит встречать посетительницу.
— Мне нужно допросить вас и признать потерпевшим, — слышится из-за двери.
В кабинет к Рустаму входит девушка в куртке с мехом, присаживается напротив меня за стол, достает документы и просит его поставить подпись. Когда все формальности соблюдены, девушка, оказавшаяся следователем МВД Марией, отдает флешку с просьбой записать видео поджога, снятое камерами наблюдения.
— Сильно вас усилили? — неудачно каламбурю я, пока Рустам перекачивает видео.
— Ну как... Операция «Эдельвейс»: 30 процентов личного состава выходят в ночь, остальные с 8 утра и до 9 вечера. И без выходных, — отвечает Мария.
После ухода следователя поговорить нам снова не удается. На этот раз начавшего было рассказывать о событиях прошлой ночи Рустама перебивает звонок из ФСБ. Там быстро сообразили, что произойдет, если оставить молельный дом на произвол судьбы: тут же прибегут погромщики, которых встретят прихожане, — кровь и с той, и с другой стороны. И в результате на утро после неудавшегося поджога у дома выставили круглосуточный пост полиции.
— Видимо, люди хотели выразить свое негодование, — делает вывод из случившегося Рустам. — Но этот путь ведет в тупик. Кому-то, конечно, выгодно посеять сейчас хаос.
Как его сеют, я увидел на том самом видео с камеры. Действия поджигателя выглядят хладнокровными и четко спланированными. Парень заходит во внутренний двор, подходит к боковым окнам, поджигает на земле две бутылки, разбивает поочередно два окна, в каждое бросает по бутылке. После этого поджигатель убегает вместе с сообщником, стоявшим на шухере за углом.
— Я плохо спал той ночью, — рассказывает Рустам по пути в зал, где был пожар. — В половине четвертого утра я услышал звон разбиваемого стекла. Побежал вниз. Там уже стоял запах горящей пластмассы, и едкий дым тянуло наверх. Я вызвал полицию и пожарных. Но пока они ехали, мы все потушили.
— Вот здесь одна бутылка упала, — он демонстрирует выгоревшее пятно на синтетическом зеленом ковре в зале для молитв. От пятна метра на полтора тянется черный хвост от разлившейся горючей смеси. Со стороны это напоминает комету. — А здесь вторая бутылка упала. Но она, видимо, от удара о колонну потухла.
— А из-под чего были бутылки? — спрашиваю, пытаясь прогнать из головы образ горящей кометы, которая, как считалось в Средние века, предвещает войну.
— Одна темного стекла, как раньше лимонад был, а другая с узким горлышком, из-под пива. Вообще такое ощущение, что человек знаком с мечетью. Он знал, куда окна выходят, что здесь никого нету. Ближе к забору — легче было бы убежать, — отвечает Рустам.
Судя по всему, кто-то действительно воспользоваться терактом, чтобы разжечь межнациональный конфликт. Несмотря на то что в Волгограде несколько мусульманских молельных домов, именно этот выбрали не случайно — он находится ближе остальных к месту теракта, около 15 минут на машине.
■ ■ ■
К участку дороги, где был теракт, всего в 50 метрах от остановки, целый день стекаются люди с цветами. Складывают их рядом с фотографиями погибших. Зажигают свечи. Стоят минуту-две и уходят. Проезжающие мимо водители сигналят. Посередине в песок воткнута табличка от автобуса. Среди цветов и свечей она похожа на надгробие. Тут же детские игрушки и оставленная кем-то сигарета.
— У нас коллега из детской больницы ехала в нем, — говорит одна из трех пожилых женщин, только что положивших розовые гвоздики.
— Сокурсница погибла, Вика Конева, — сухо ответил молодой человек и поспешил к машине.
— У меня никто не погиб. Мы в одном городе живем, мог быть любой из нас, — сказал молодой мужчина кавказской внешности, оставивший две гвоздики.
