— Лидия, неделю назад ты получила «Звезду театрала» за роль Кручининой в спектакле «Без вины виноватые», которую сыграла в Малом театре. Но на церемонии тебя не было. Почему?
— Потому что я действующая актриса, была на съемках, а съемочный процесс зачастую непредсказуем. Я пыталась, хотела успеть, но, к сожалению, не получилось. Я сейчас снимаюсь в сериале, современная тема, роль большая, но по условиям контракта не могу говорить о съемках подробно. С одной стороны, востребованность, и это радует, а с другой — жалко, что я не вышла на сцену получать награду.
— Если бы ты вышла, что бы сказала?
— В первую очередь я бы поблагодарила всех, кто за меня проголосовал, — это полная неожиданность. И даже тем спасибо, кто за меня не проголосовал. Потом я бы поблагодарила режиссера Владимира Михайловича Бейлиса — благодаря ему я стою на сцене Малого театра. Он не побоялся пригласить со стороны актрису, за что наверняка получал вслед колкие месседжи. Но, как говорится: «О, это театр!». Руководство театра согласилось с его концепцией. И кстати, ведь режиссер пошел вслед за Островским, у которого главная героиня пьесы «Без вины виноватые» Кручинина — заезжая звезда. Вот что, как мне кажется, здесь главное. И коллективу Малого театра я тоже благодарна, потому что любая роль, какой бы она ни была, не получится без партнеров.
— Но все-таки ты воспитанница щукинской школы, а она отличается от щепкинской Малого театра. Пришлось что-то ломать в себе?
— Нет. Я по своей школе всегда была готова к репетициям. Мой мастер Алла Казанская всегда говорила, что, прежде чем ты переступишь порог репетиционного зала, ты должна быть готова к нему, а не просто проводить там время и делать только то, что хочет режиссер, ты должна привнести свое. И в Малом театре у меня не было ощущения, что «вот здесь играют по щепкинской школе, а тут по щукинской». Играла так, как меня научили: у нас в актерской базе нет ужимок и прыжков, всё через себя. Если ты играешь классику, то надо персонаж подать так, чтобы не ты сопереживал, а чтобы в зале сопереживали моей героине.
— В октябре ты ввелась на роль Иокасты в спектакль «Царь Эдип», заменив Людмилу Васильевну Максакову.
— С Иокастой интересная история. Когда Римас Туминас приступал к репетициям, я была распределена на эту роль вместе с Людмилой Васильевной. Я была на читке, на нескольких репетициях, но поскольку выпуск спектакля должен был состояться летом, я постоянно спрашивала у режиссера возможные дни премьеры. Потому что у меня уже были подписаны контракты со съемочными группами. А дата выпуска все не объявлялась. И когда режиссер наконец озвучил ее, было поздно, я уже не могла развести съемки и выпуск спектакля, который к тому же должен был состояться в Греции, в Эпидавре. Римас Владимирович предложил мне вернуться к этому вопросу позже, но я сказала «нет».
— Почему? Такая роль!
— Объясню: у меня есть уважение к Людмиле Васильевне, и, зная, что она не любит вторых составов, я тихонечко отошла в сторону: пусть это будет ее роль. «Жалко, опять с тобой не поработали», — сказал тогда Римас Владимирович, когда они вернулись из Греции, отыграв там премьеру. Но прошло 8 или 9 лет, и Римаса Владимировича уже нет на свете, а роль Иокасты меня настигла. Я всегда говорю: «Все, что суждено, оно тебя догонит». Я не из тех актрис, кто вцепляется в глотку режиссеру, не хожу тенью за ним и не выпрашиваю ролей. Конечно, каждый хочет играть главные роли, быть востребованным, поэтому, не видя свою фамилию в распределении, я не особо огорчаюсь. У меня всегда были съемки, я не была безработной актрисой.
Я всегда себе и другим актрисам говорила: «Надо уважать себя как актрису. Потому что если ты выпрашиваешь, а режиссер тебя не видит, то ты как актриса себя не уважаешь». Я даже отдавала роли, потому что понимала, что эта роль не моя.
— Так не бывает: актриса ни за что не отдаст роль. Всё красивые слова.
— А вот бывает. У нас был дипломный спектакль «Зойкина квартира» в училище, поставил его Гарий Черняховский. Как очень удачный его перенесли на сцену Вахтанговского, а я тогда уже не могла играть, потому что ушла в декрет. Вернувшись в театр, не играла. И вот как-то заболела одна актриса, и Гарий Маркович с Михаилом Александровичем Ульяновым попросили меня сыграть ее роль, поскольку я знала структуру спектакля. Оставалось дело за малым — выучить текст роли.
Выучила, сыграла, принимали хорошо, и после спектакля Ульянов с Черняховским сообщили мне, что приняли решение оставить меня на роли. Я сказала «нет». Они удивились. «Я считаю, что это не моя роль, по всему не моя». И показала на молодую артистку, которая только что поступила в театр, — Марию Аронову.
— И вот ты теперь выходишь царицей Иокастой. Ты вошла в роль Людмилы Васильевны Максаковой, а Людмила Васильевна серьезный авторитет в театре. Это плюс или минус для ввода?
— У меня не было какого-то ощущения вины перед Людмилой Васильевной, как будто я наступаю ей на пятки. Она сама отказалась играть, сказала, что играет до конца прошлого сезона. В июле был ее прощальный выход в «Эдипе», и руководство театра, конечно же, обратилось ко мне, зная, что я была распределена на Иокасту. Я понимала, что роль поставлена на Людмилу Васильевну, и мне главное было не разрушить рисунок, я вошла в него, наполнила собой, как я это видела и понимала. Добавила немножко любви с Эдипом через поцелуй, но очень аккуратно, не нарушая рисунка.
Надо понимать, что ввод означает одно: у тебя ответственности больше, потому что это «пальто» не твоего размера, оно «сшито» на конкретного человека, с учетом всех его особенностей, и тут ты…
— Ты уже успела полюбить свою Иокасту?
— Я ее полюбила еще тогда, когда прочитала пьесу, и была огорчена, что у меня из-за съемок не получилось сыграть ее.
— В этом году у тебя, точнее, в вашей семье, произошло событие — твой сын Владимир Гуськов перешел из Театра Маяковского в Вахтанговский, и, таким образом, семья соединилась. С одной стороны, вроде бы и хорошо, а с другой — ты как мать добавила себе переживаний, да и ему, мне кажется, непросто.
— Володю единственного с курса Римас Туминас брал в театр после показа. Тогда Алексея Геннадиевича Гуськова в театре еще не было — была одна мама. Но Володя отказался, и меня Туминас вызвал к себе в кабинет и с удивлением спросил: «Почему так? Я хочу его взять в театр, он перспективный артист» и так далее. Я сказала, что не могу повлиять на его решение. И я понимаю, почему он отказался: не хотел, чтобы на него показывали пальцем и за его спиной говорили, что он получил ту или иную роль благодаря маме. Правда тогда Володя не до конца закрыл за собой дверь, сказал, что, когда станет артистом, может быть, вернется.
И вот он пришел: сразу ввелся на Евгения Онегина, сейчас вводится в «Повести Пушкина», репетирует в «Тане», в «Блеске и пепле», чему я очень рада, поскольку не прикладывала к этому и не буду прикладывать никаких усилий.
Ему же ведь сложнее, и я это понимаю: папа артист, мама артистка. Детям актеров, особенно известных, очень тяжело — за ними тянется шлейф родителей, и с них сразу спрос другой. Я Володе и младшему сыну всегда говорила: «Выбор только за вами. Ты должен думать и отвечать за свои поступки сам».
— Через неделю Новый год. Что бы ты хотела пожелать зрителям и читателям «Московского комсомольца»?
— Я бы сказала, что нужно быть добрее и спокойнее к своим сложным ситуациям. Чтобы люди научились видеть и слышать друг друга. Потому что время сейчас такое паутинное. Хочется, чтобы относились с теплом друг к другу, без зависти. Чтобы умели протягивать руку помощи без разницы кому — человеку на улице, которому плохо, или своим коллегам, друзьям. Чтобы была чистота внутри тебя самого. Очень много вокруг негатива, паутины. А так как я родилась в Год Огненной Лошади, я хотела бы, чтобы было поменьше разочарований. А чтобы не случилось разочарований, надо уметь себя вести так, чтобы ты не разочаровывал окружающих. И значит, мы возвращаемся к правилам жизни порядочного человека: услышь, помоги, не сделай гадости, так как она вернется к тебе.