Майе Плисецкой 20 ноября исполнилось бы 100 лет – балерине, которая превратила русский балет в мировую историю искусства. Восьмилетней девочкой она сыграла эпизод в опере «Русалка» и позже вспоминала: «То ли из нашего махрового советского подхалимажа… Я с шиком сыграла свою крошечную роль». Детство оборвалось, когда семью настигли репрессии: в 1937 году расстреляли ее отца, мать сослали в лагерь. Майю воспитала тётя, балерина Суламифь Мессерер.
В Большой театр Плисецкая пришла в 1943 году и почти сразу выделилась своей манерой – жесткой дисциплиной, отточенной техникой и эмоциональной игрой. Она говорила: «Я очень требовательная. И к себе тоже». Её Одетта и Одиллия, «Умирающий лебедь» и «Дон-Кихот» стали эталонами. Несмотря на успех, долгие годы она оставалась невыездной: формального запрета не было, но заграницу ее не выпускали. В 1959-м Хрущёв разрешил участие в гастролях США, и выступления Плисецкой вызвали фурор. Газеты писали об эффекте, сравнимом с культурным прорывом, а критики завершали рецензии фразой: «Спасибо, Никита Сергеевич!».
Её личная жизнь оказалась такой же яркой. С композитором Родионом Щедриным она прожила 57 лет. «Когда рядом есть человек, делящий твое горе и радость пополам, жизнь становится улыбчивее», – говорила Плисецкая. Щедрин отвечал: «До сих пор балетоманом я себя назвать не могу. Я Майяман». Он создавал для неё балеты, а она превращала их в легенду сцены.
Последний раз Плисецкая вышла на сцену Большого в 1990 году, завершив почти полвека в главном театре страны. Она умерла в 2015 году от сердечного приступа. «Действительно ушла эпоха», – сказал тогда директор Большого Владимир Урин. И это, пожалуй, самая точная формула её наследия.