Москва сдалась ей без боя. Ведущие театральные вузы столицы распахивали перед девочкой из провинции свои двери. В двадцать лет она стала звездой советского экрана. Она считалась одной из самых красивых актрис в стране. Главные роли в театре и в кино, толпы поклонников. А потом ее имя исчезло из репертуарных планов на долгие девять лет. Но зрители помнят Людмилу Нильскую по фильмам “Государственная граница”, “Петровка, 38”, “Мелодия на два голоса”, “Гардемарины, вперед!”, “Исповедь содержанки”.
— Все-таки интересно, как девочка из Александрова поступила в Школу-студию МХАТ?
— Случайно. Поехала с подружкой за компанию. Я поступила, а она нет. Но после первого курса меня выгнали из-за истории КПСС. У меня был конфликт с педагогом: я не могла запомнить ни одной даты, ни одной фамилии — ничего. Меня вызвал ректор, и я забрала документы. А в Щукинском как раз набирала курс Алла Казанская, актриса театра имени Вахтангова. Правда, диплом я получила только через два года после окончания, когда уже работала в театре имени Маяковского: никак не могла сдать экзамен по научному коммунизму.
— С вами на курсе учился Сергей Маковецкий. Уже тогда чувствовалось, что это будущая звезда?
— Ну что такое звезда? Сколько талантливых людей сидит, и никто их не знает. Популярность — дело случая. А Маковецкий был замечательным парнем. Веселым, общительным, непосредственным.
— Ваш счастливый случай называется “Государственная граница” — сериал о непростых буднях советских пограничников, где вы сыграли красивую польскую шпионку Ядвигу. Проснулись знаменитой?
— У меня не было чувства “на следующий день она проснулась знаменитой”. Славу я как-то не ощущала, хотя сразу появилось много поклонников и поклонниц. Вообще я приехала пробоваться на роль жены красноармейца, в которой в результате Аня Каменкова снялась, а режиссер неожиданно предложил мне играть Ядвигу. До меня доходили слухи, что на эту роль сама Чурсина пробовалась. Я долго не соглашалась: студентке в 20 лет превратиться в такую матерую барышню! Как-то я себя не видела в этом качестве, но режиссер настоял. Но я не подозревала, что фильм будет пользоваться таким успехом.
— У вас с Владимиром Новиковым, который играл разведчика, получился потрясающий любовно-шпионский дуэт. Романтические отношения перешли в реальную жизнь?
— У нас с Володей это никуда не перешло. Увлечение закончилось вместе со съемками. Был какой-то флирт, но это естественно, потому что партнер, с которым играешь любовь, должен нравиться. Володя очень приятный, веселый человек. Мы до сих пор перезваниваемся.
— Но с Борисом Щербаковым вас накрыло с головой...
— Ну, что было, то прошло 150 лет назад. Актеры — люди эмоциональные, чувственные. Спросите любую женщину на улице: у всех разве в жизни все гладко было? Я очень рада, что в моей судьбе случилась эта яркая страница.
— Мне кажется, в Бориса Щербакова легко можно было влюбиться. Он и сейчас один из самых красивых артистов нашего кино.
— Он очень был похож на моего папу. Типаж такой — поджарый, мужественный. Папу я обожала, и всегда такого плана мужчины мне нравились. С Борисом мы встретились на съемках в Свердловске. Я не бросалась ему на шею, все само собой произошло. Мне не хочется на эту тему говорить. Зачем травмировать его? И его жене, наверное, неприятно вспоминать эту старую историю.
— Были слухи, что он собирался разводиться с женой и она даже хотела покончить с собой. Это правда?
— Не знаю. Я же не присутствовала при этом моменте. Мне рассказал актер Саша Михайлов, сосед Бориса по дому. Может быть, он просто хотел меня напугать, чтобы я остепенилась, хотя я ни в чем не была виновата.
— Вы человек ревнивый?
— Да. Если что-то серьезное случается, я никогда не прощу.
— Моя бабушка говорила: можно простить измену телом, но нельзя простить измену душой.
— Может быть, с годами и я к этому пришла, но все равно не понимаю, как продолжать отношения с человеком, который совершил измену. Единожды предавший предаст снова. От этого никуда не денешься. Бывает, конечно, какое-то затемнение на день, на вечер, которое можно понять. Но простить? Я бы еще очень подумала…
— С таким бескомпромиссным характером вам, наверное, непросто живется. Как же вы с главным режиссером театра имени Маяковского Гончаровым ладили? Известно, что он был человеком очень крутого нрава.
— Сначала он меня гнобил. Знаете, как он меня называл? Вахтанговская халда! У него ведь весь ГИТИС в театре, а щукинцев нет почти. Однажды прогон спектакля назначили, а мне еще не успели сшить костюм. “Почему без костюма, вахтанговская халда?” — кричит Гончаров. Я стою: ноль эмоций. Некоторые реагировали на его приступы гнева очень болезненно, но нужно очень сильно постараться, чтобы вывести меня из себя. Он быстро отстал, когда понял, что меня пробить невозможно.
— Вы как-то скоропалительно вышли замуж. Встретили свой типаж?
— Он совершенно не укладывался в мой типаж. Моложе меня на пять лет, а мне нравились мужчины старше. Приятель привел его ко мне в гости. Он влюбился с первого взгляда и начал доставать. Я его и к подружкам своим сватала — все было бесполезно. В общем, взял измором, а потом параллельную историю с Щербаковым мне надо было как-то разрешить.
— Муж работал с вами в театре?
— Раньше он был персональным водителем на “Волге”, пока со мной не встретился. Стал меня возить, и его быстро выгнали оттуда. Тогда я устроила его в наш театр по хозяйственной части.
— Как вы решились уехать в Америку?
— Это была идея мужа, у него там папа жил. Честно говоря, решение это мне нелегко далось. Я думала года два. Но в стране все разваливалось. Магазины пустые, ребенок маленький, в театре 60 человек зрителей, кино не снимают. Казалось, искусство у нас вымерло. Я понимала, что когда-нибудь все возродится, но ждать, когда тебе уже не 20 лет, невозможно.
— И как вам Америка?
— Если б я до этого хоть в гости туда съездила, я бы не поехала. Страна неограниченных возможностей! А вблизи — одноэтажная Америка, очень малонаселенная. Ты можешь ехать сотни километров — и встретить пару заправок и три домика. Эту страну называют концлагерем с усиленным питанием. Вся Америка живет в долг, в кредит. Если ты теряешь работу, ты теряешь все: машину, медицину, дом. Ты никогда не можешь чувствовать себя спокойно. Сосед купил “Мерседес”, вдруг сокращение на производстве, и он после 15 лет работы в одной компании оказывается на улице и идет на биржу труда.
— Чем вы собирались там заниматься?
— Думала, найду профессию. Пошла учиться на компьютерные курсы. Потом поняла, что тыкать пальцем с восьми утра до пяти вечера в две кнопки — не для меня. Неделю я поработала в магазине одежды и убежала. Это было рабство. В Америке ведь очень развито стукачество, лишний раз не выйдешь покурить — сразу заложат. Ты не можешь присесть целый рабочий день — некуда. Я, правда, пряталась в примерочной и сидела там на лавочке, потому что ноги не выдерживали. Потом я года два возила бабушек русскоговорящих по маршруту магазин—дом—магазин. Когда наши пенсионеры туда приезжают, они попадают на полное соцобеспечение.
— Вам, наверное, не хотелось, чтобы вас узнавали. За темными очками прятались?
— Русская община не такая большая, все друг друга знают, и слух о моем приезде разнесся быстро. Так что очки бы не спасли. Люди, конечно, узнавали и относились с уважением. Лишь однажды мне попалась высокомерная бабуля, которая всячески пыталась мне дать понять, что я теперь никто. Я у нее больше двух дней не проработала.
— А в актерской профессии не пробовали себя?
— Когда мы переехали из Калифорнии в Денвер (штат Колорадо), там собралось несколько человек наших, которые имели актерское образование. Мы попытались спектакль сделать, но ничего у нас не получилось. Люди оказались очень амбициозными, они мнили себя гениальными режиссерами и актерами. Через год после приезда я встретилась с Еленой Соловей. Она на меня набросилась: “Ты зачем уехала?” А ты зачем уехала?
— А ваш муж себя там нашел?
— Муж себя тоже не нашел, он только истратил все деньги, полученные от продажи моей московской квартиры на Соколе. Он открыл сервис по ремонту автомобилей — ничего не получилось. Никчемный мужик оказался.
— Как вы решили вернуться?
— Муж начал в Москву ездить, заработки какие-то появились, и нашел себе здесь женщину.
— А как вы узнали?
— Он сам признался. Точнее, я его вынудила. В очередной раз приехал из Москвы, и я заметила, что он ведет себя как-то не так. Не по-доброму. Я говорю: “Ну-ка, давай рассказывай, что случилось!” Он мялся-мялся и наконец сказал, что встретил другую. На этом мы решили с ним расстаться.
— Вот так спокойно?
— Не очень спокойно, мы все-таки прожили с ним 20 лет, хоть большой любви с моей стороны и не было. Но к человеку привыкаешь и прирастаешь. Никто не мог предположить, что мой муж окажется таким предателем, способным выкинуть меня с ребенком на улицу. В этой отчаянной ситуации я позвонила своим бывшим друзьям. Они сказали: “Пакуй чемоданы и давай сюда!” — “Мне некуда”. — “Неважно, что-нибудь придумаем”. И я с двумя чемоданами вещей и 300 долларами в кармане, с ребенком под мышкой рванула сюда. Жила два месяца у своей институтской подруги, потом сняла квартиру. Другая подруга помогла устроиться в рекламу. Через некоторое время я стала лицом одной фармацевтической фирмы — рекламировала лекарства. Однокурсник Юра Осипов помог мне устроиться в антрепризу. Я начала ездить со спектаклями. Потом меня стали приглашать сниматься в сериалах. За четыре года заработала на квартиру, правда, в отдаленном районе, но все-таки…
— Я помню вашу Галину Брежневу в сериале “Красная площадь” — точно сыгранная роль, до портретного сходства! Пробы были?
— Нет, я даже не читала сценарий. Мне позвонили: “Тебя утвердили на роль Галины Брежневой. Такого-то числа начинаются съемки”. Конечно, было очень страшно, потому что 9 лет без работы, а кино в России очень сильно изменилось. Раньше так не работали. В первый съемочный день режиссер говорит: “Сюда встанешь, здесь пройдешь, здесь повернешься. Снято!” Без репетиций. Я тряслась как осиновый лист, но здесь надо было выбирать: пан или пропал. Галина Брежнева — личность с необычной, изломанной судьбой. Мне было интересно ее играть. Кого бы ты ни играл, всегда нужно искать оправдание своему герою.
— А мальчик ваш чем занимается?
— Диме 16 лет, он серьезно занимается хоккеем.
— С отцом общается?
— Общается, я не против.
— Муж платит алименты?
— Какие там алименты! Он мне до сих пор должен. Помог машину продать, а деньги так и не могу получить. Купила я собачку ребенку, договорились с бывшим мужем пополам, щенок недешевый: йоркширский терьер. Но собачка уже скоро состарится, а денег так и нет.
— Вы, наверное, не раз пожалели, что связали с ним свою жизнь.
— Что случилось, то случилось. Об одном я не жалею: у меня есть сын. Это единственный плюс нашего брака. Он мне не очень легко дался, у меня было три выкидыша на большом сроке. Я могла бы просто плюнуть на это, будь со мной другой человек, но муж настаивал, романтический период с его стороны длился очень много лет. За это ему спасибо.
— Вы сейчас не замужем?
— Я пока одна, дело в том, что мне не везет: с кем ни познакомлюсь, почему-то начинают доставать! Хочется для души или хотя бы для здоровья, а начинаются напряги: то жениться предлагают, то еще что-то. А я сейчас хочу отдохнуть, пожить для себя, для ребенка. Я не собираюсь выходить замуж просто так, мне нужно встретить человека, который будет по душе. Один раз я уже так сходила замуж.
— А в театр не хотите вернуться?
— В стационарный театр ни за что! Ведь ничего не изменилось с советских времен. Артисты, как и раньше, такие же рабы, подвластные администрации. Работают за смешные деньги. Говорят, во МХАТе или в Ленкоме платят хорошо, но в театре Маяковского, в котором я проработала столько лет, мизер, на это жить нельзя. И на съемки не уедешь. Мне Рома Мадянов рассказывал: “Попросишь при составлении репертуара на следующий месяц не ставить мои спектакли в определенные дни — все делается наоборот”.
— В общем, лучше быть свободным художником. Вы сейчас снимаетесь?
— Через месяц начинаются съемки восьмисерийного фильма, в котором меня утвердили на главную роль. Пока не буду больше ничего говорить, чтобы не сглазить.
— Вы потрясающе выглядите. Что-то делаете с собой?
— Ничего не делаю, только мечтаю об этом. Сижу на диетах иногда. Сегодня съела полгрейпфрута, вчера — один. Обхожусь минимумом. Не ем ни хлеба, ни сахара.
— Хотелось бы что-нибудь вычеркнуть из жизни?
— Отъезд. Я поняла, что могу жить только в России. Когда я прилетела в Москву, села в машину, мы ехали по улицам, и я ничего не узнавала, даже Садовое кольцо. А сейчас такое ощущение, будто и не уезжала никуда.
