Великолепный перформанс, представленный Андреем Бартеневым, наверняка можно назвать одной из самых необычных интерпретаций пьесы «Три сестры» Чехова. О том, как к нему пришло понимание актуальности Антона Палыча, рассказывает сам режиссер:
- Лечу я из Нью-Йорка в Москву. В самолете русские газеты. Открываю «МК»: на полосу статья под названием «Три сестры». О том, как в маленькой деревне возле большой трассы, где гоняют огромные фуры с продуктами в соседний город, на дорогу выходят три сестры. Колхоза уже никакого нет, им нечем себя прокормить, и они на дороге торгуют своим телом для дальнобойщиков. Одна сестра попала в тюрьму, вторая сбежала с водителем. У обеих были дети, и они все бросили на третью, младшую сестру. У младшей корова, коза, дети, а днем она уходила торговать собой. Дети подросли, стали уже спариваться между собой в 12-14 лет… Безумная история. И я понимаю: вот оно! Так и могла сложиться судьба Чехова и его «Трех сестер», если бы он родился в 1990-м году. Я понял, что надо брать три диаметрально противоположных элемента, стыковывать их и в этом увидеть «Трех сестер».
Так и вышло. Спектакль – это семь эпизодов с тремя участниками в каждом, всего задействовано больше 20 человек – молодые актеры и актрисы, одетые в белоснежные кроссовки и красные купальники. Плавки и топики настолько яркие и облегающие, что зритель не понимает: то ли это эротика в чистом виде, то ли китч. Особенно когда в самом начале актеры выстраиваются перед публикой в ряд, но спиной.
Одна из актрис внимательно и с чувством поет: «Умчи меня, олень, в свою страну оленью…» И у Чехова, и у Бартенева сестры, половина из которых – братья, хотят в Москву, а уж какая параллель между Москвой-столицей и «страной оленьей», думаем сами.
Трое юношей, под прекрасную фортепианную музыку (композитор – Феликс Вентурас, США) ведут каждый свою линию. Кого-то «колбасит» по сцене, кто-то крутится на голове, кто-то танцует рэп или выполняет акробатические трюки, и они шепчут: «В Москву, в Москву, в Москву». Три девушки: их эпизод начинается с кредо «человек должен трудиться!», и в танце их трио превращается в совместный скандал, чисто женскую истерику. Еще один великолепный эпизод: рыжий, стройный юноша с синими накрашенными ногтями достает наушники, втыкает их в уши, но наушники никуда не ведут, они не подключены к плееру. Он оттягивает резинку трусов, преспокойно опускает туда провод и погружается в явно танцевальную композицию, слышимую только ему. А двое других ребят разыгрывают целую историю взаимоотношений (возможно, что и любовных). Рыжий мальчик явно рушит партнерство, у него вырывают наушники, начинается драка, они хватают друг друга за волосы…
Интерпретировать постановку Андрея Бартенева трудно. Отсутствие братства? Иллюзия братства, мгновенно саморазрушающаяся от любой мелочи? Бред безумного мира? Дисгармония треугольника в человеческих взаимоотношениях? Это очень красиво, талантливо и, как всегда в его работах, оригинально. Но надо обладать большой широтой ума, чтобы в этих пластических, гротесковых композициях разглядеть Чехова.
- Андрей, как по-вашему, интерпретация классики – единственная возможность для художника, чтобы проникнуться ей по-новому? – обратился «МК» к перформеру.
- Каноны красоты, воспетые в 19 и начале 20 веков в России, пытаются найти свое место в современном, постпостмодернистском мире. Художник предлагает свой путь, чтобы адаптировать эти эталоны прошлого, принципы гуманизма и найти, как им реализоваться сегодня. Моей задачей никогда не было провоцировать и шокировать. Я всегда старался делать то, что мне интересно. Каждый человек – прекрасная живая скульптура, этот перфоманс – спектакль живых скульптур. И Чехов здесь для меня – только повод для оправдания логики их действий.
