«В „Ленфильм“ надо воткнуть иглу с адреналином»
— Мы встречаемся с вами в какие-то безумные для вашего родного города Санкт-Петербурга дни. Предъявляются ультимативные требования со стороны так и не установленной группы граждан деятелям культуры...
— Скорее всего это бред сумасшедших людей. После обвинений в пропаганде педофилии в адрес авторов спектакля «Лолита» наезжают на Эрмитаж, якобы из-за пропаганды фашизма и промелькнувшей на выставке современного искусства свастики. Сознательно атакуют актера Мозгового. Понятно, что это абсурд. Но проблема в том, что глупость начинает определять жизнь великого города. Питер всегда был для страны камертоном. Мы все знали и знаем, что у нас в стране есть культурная столица. А теперь получается, что агрессивное невежество и мракобесие определяют нашу жизнь.
— Москва вам не представляется в столь страшном свете?
— Москва меньше испугана. Здесь проводится хоть какая-то адекватная культурная политика. Все-таки не Москва — инициатор маразматических законов, недавно принятых в Санкт-Петербурге, где идет насаждение представлений малообразованных чиновников о том, как должна жить наша родина. Бесконечные скандалы в культурной сфере, попытка нелепой театральной реформы, да масса вещей, носящих характер бреда, — все это происходит в моем родном городе. Почему его культурная политика существует отдельно от деятелей культуры? Если у меня приятель Дмитрий Месхиев, то я его и назначаю на руководящий пост, управлять культурой. Что за подход? В результате Месхиев через восемь месяцев уходит со скандалом, и никто не несет ответственности. А в принципе в таких случаях надо снимать все руководство.
— Казалось бы, пришел руководить культурой творческий человек, известный кинорежиссер, а ничего не складывается...
— Приход Дмитрия Месхиева вопреки мнению большинства значимых для города людей был ошибкой и спровоцировал невероятное количество скандалов, которые еще будут продолжаться. Вместо того чтобы заниматься городскими делами, власти Петербурга зачем-то борются с гомосексуалистами и магами, принимают маразматические законы о тишине. Но при этом здание Инженерного замка покрашено только с трех сторон. Так и стоит в течение нескольких лет. Покрасьте, не позорьтесь!
Питер превратился в абсолютный анекдот. Все пересказывают нелепые питерские законы как что-то, о чем не очень ловко говорить. Про топот котов, про пакеты с молоком. У нас что, проблем других нет? На самом деле это очень опасный для страны вектор развития, при котором власть теряет авторитет. Можно иметь любые политические убеждения, но надо понимать, что власть в России должна быть крепкой. Иначе мы, сами того не замечая, вползем в революцию, а революции в России — всегда кровь.
«Я не вижу в Федоре Бондарчуке желания сделать плохо»
— Вы стали членом совета директоров «Ленфильма», который возглавил Федор Бондарчук. Вы пошли туда вслед за Александром Сокуровым?
— Я вошел после того, как узнал, что Сокуров принял решение войти в совет директоров. Притом я, как и многие другие, считаю, что концепция развития «Ленфильма» Пичугина — лучше, чем концепция, предложенная продюсером Сигле и Сокуровым. Она менее архаична и лучше проработана. Поэтому 11 сентября в Москве на слушаниях по этому вопросу и победила, на мой взгляд, более конструктивная концепция.
Не знаю, что смогу сам, но у меня есть понимание того, что надо сделать. Можно построить пять или даже тридцать павильонов, закупить новейшее оборудование, натереть до блеска металлические покрытия. Но кто-то же должен снимать что-то талантливое. Для этого надо впустить молодых, дать им возможность развиваться. У нас в стране миллион киношкол, в том числе платных. Чаще всего там плохо готовят специалистов. Должно быть место, где талантливый человек с образованием или без него мог бы на максимально льготных условиях войти в профессию.
Киностудия должна заниматься производственной практикой, чтобы студенты набирались опыта на серьезных проектах у мэтров. Засунуть туда иглу с адреналином, чтобы сердце забилось. Пока оно не забьется, ничего не будет.
— А вы с Федором Бондарчуком люди одной группы крови? Как будете вместе работать?
— Не очень понимаю те опасения, которые возникают в связи с этим назначением. Мы давно знаем друг друга. Я не вижу в Федоре желания сделать плохо, украсть, решать все самому или ничего не делать. Абсолютно правильно сказал мой отец: «Почему все питерское да питерское?» Никто же за эти годы не готов был взять на себя ответственность.
— Вы делаете ставку исключительно на молодых, а что делать таким людям, как Лопушанский, Сорокин, Мамин?
— Я не делаю ставки на молодых, а говорю о необходимости обновления. Это не означает, что других надо взять и выкинуть. Откуда этот постоянный страх русских режиссеров и продюсеров по поводу того, что их выжмут? Эти же опасения и ко мне имеют отношение. А вдруг придут и нас сметут? Никто же не говорит, что одни должны уйти, а другие прийти. Ну, не может быть университета, где всем ученым за сорок. Тогда не будет открытий. Должна же быть преемственность.
— А вам что до всего этого? Снимали бы кино.
— Я никогда себя никуда не делегировал, никому не предлагал свою кандидатуру, не мыслил так: а войду-ка я в совет директоров «Ленфильма»! В отличие от многих своих коллег я не писал скрытых писем министру и не требовал, чтобы куда-то назначили моих товарищей. Если получится создать среду, пространство, где есть жизнь, то это уже будет большое дело.
«Ценность представляют только головы»
— Я спросила не потому, что считаю вас самовыдвиженцем, а просто почувствовала в вас общественный темперамент.
— Мне кажется, что проблема, допустим, «Мосфильма» в том, что там начали и закончили инфраструктурой. В современном мире решают все кадры, а техника устаревает. Ценность представляют только головы, ну, может быть, еще павильоны. Находиться на «Ленфильме» должно быть круто. Необходимы лектории, мастерские, этаж для молодых, которые платят минимальную арендную плату. Главное, чтобы это не превратилось в алкоголическое общежитие. Как-то так надо идти. Иначе скучно.
— А КиноСоюз — это сегодня тоже скучно?
— Я приостановил свое членство в КиноСоюзе. У меня была серия предложений для него, которые я и предоставил в письменном виде всем его членам. Они состояли в следующем. КиноСоюз должен заниматься профсоюзной защитой своих членов, максимально широко открыть двери молодым, то есть впускать свежую кровь. Его решения должны приниматься коллегиально и открыто. Не понимаю формат правления, которое не делится информацией со своими членами. Сайт должен быть не маловнятной новостной лентой, а правильно функционирующим инструментом, чтобы там были образцы договоров, консультации юристов. КиноСоюз должен агрессивнее отстаивать интересы кинематографистов, говорить о корневых интересах людей. Меня один раз проигнорировали, второй и третий. Я не хочу быть болтуном. Больше всего в жизни не люблю опаздывать, не сдерживать обещаний и быть болтуном.
— Почему же так происходит? Вроде благие намерения были?
— Не знаю. У меня другое понимание жизни. Я не Эйнштейн, не промышленник Форд. У меня небольшой набор идей по поводу того, как сделать лучше. К Союзу кинематографистов — те же претензии. По большому счету ничего не происходило много лет и только сейчас его руководство намерено обращаться в Минкультуры за 400 миллионами рублей на поддержку дебютов. Идея правильная, но каковы критерии отбора молодых? Поддержат ли лучших или тех, кто будет приятен начальству? Или опять будут идеологические критерии? И в результате выиграют не талантливые, а более хитрые. А как же Российское общество правообладателей? Или мне кажется, что шли разговоры, что именно они будут поддерживать талантливых людей? В итоге идут почему-то в Минкультуры. А съемки фильмов на патриотическую тематику давно стали для части киношников бизнесом. Деньги выделяются большие, а результат всегда можно объявить прекрасным.
В киноиндустрии есть люди, которые хотят что-то делать и делают. Но киношные профсоюзы, что СК, что КиноСоюз, пока не отвечают вызовам времени. В перспективе должно родиться что-то новое на базе обоих. Либо будет построен с нуля профсоюз, более ориентированный на помощь конкретным людям.
«Я не искал свою Светлану Кармалиту»
— Видели ли вы фильм Антуана Каттина и Павла Костомарова «Трудно быть богом» о вашем отце? Алексей Герман там человек, способный вынуть душу во имя осуществления какой-то идеи. Вы в этом смысле сын своего отца?
— На этот вопрос невозможно ответить, к тому же фильма я не видел. Между мной и отцом разница в 38 лет. Мы с моей женой Леной стараемся, гробим себя, работая над картиной «Под электрическими облаками». Потому что сложно, тяжело.
— К концу года закончите?
— Закончим только через год. Отсняли 40 процентов картины, сейчас находимся в паузе. Немножко пропустили сезон. Нам нужна весна. Кроме того, надо переформулировать какие-то экономические вещи, поменять партнеров. Это связано с политической нестабильностью, падением инвестиций. У нас кино международное, в котором задействовано три страны — Украина, Россия, Польша. Проект большой, сложный, с участием множество актеров, в том числе молодых, которые вообще до этого не снимались.
— Со временем первоначальная идея как-то трансформировалась?
— Мы растем. Но фильм про вечные темы. Это же не газета. А фильм-газета — самое неинтересное, что в нынешнее время можно делать.
— У вас там какие-то постсоветские рефлексии?
— Да. Это про бедных и богатых, счастливых и не очень. У нас разная жизнь и разные герои из больших и маленьких городов. Мы пытаемся воссоздать картину современности. «Под электрическими облаками» — череда эмоциональных историй, объединенных по принципу случайных встреч, одна большая повесть о судьбах наших современников.
— В прежних своих картинах вы обращались к прошлому. Труднее разобраться в настоящем?
— Вообще все тяжелее с точки зрения изобразительного решения, вхождения в контекст. Если прошлое ты формируешь сам, можешь на что-то опереться, то здесь ничего этого нет. У нас же нет образа современности. Образ большинства наших городов — дешевый евроремонт, который невозможно передать на экране. Мы пытаемся найти какой-то другой способ разговора и изображения нашей современности, непохожий на модные сериалы или формат «Кинотавра». Я имею в виду хорошие фильмы коллег, снятые в основном в провинции. А мы сводим в фильме разные миры, создаем 3D-реальность. Мы смотрим на нашу жизнь глазами, поколения, которое выросло на Достоевском или Довлатове, и того, которое не представляет жизни без IPаd.
— Вы окончательно и бесповоротно заразили свою жену кинематографом?
— Лена лучше, чем я, понимает многие вещи. Я же в какой-то момент начал повторяться, и она сказала мне об этом. У нас долгое время не получались изобразительные вещи. Не буду конкретизировать, чтобы не обижать людей. Многое было фальшиво. Вроде все правильно, а не то, не похоже. Какие-то ряженые в современных одеждах.
А потом мы поняли, что сознание наших работников кино осталось где-то в прошлом. Раньше в художники-постановщики шли лучшие. Сейчас это не совсем так. Но даже лучшим сложно адаптироваться в меняющейся современности. И мы пригласили дизайнеров и модельеров, после чего произошла удивительная вещь: вдруг костюмы зажили, стали стоить в три раза дешевле, чем у кинопрофессионалов. В кино ведь как устроено: я костюмами занимаюсь, а часиками нет, это к реквизиту. Приходят новые люди и делают все. Они ярче мыслят, открыты миру, а не закапсулированы. Лена была права, когда говорила, что надо привлекать людей со стороны. Я этого поначалу не понимал. Вроде бы чувствую себя молодым, но все равно за мной уже тянется возрастная инерция, к сожалению.
— В общем, вы нашли свою Светлану Кармалиту.
— Я не искал свою Светлану Кармалиту или не Светлану Кармалиту. Наверное, просто правильно выбрал жену. Или она меня выбрала. Повезло.
Очень сложно делать у нас кино, современное особенно. Вся система построена так, чтобы делать плохо. Есть небольшое количество профессионалов. Мы катастрофически отстаем по мозгам. Дело не в том, что нет вторых режиссеров или сценаристов. Нет всех. У нас кадровый кризис. Мы искали молодых актеров
Стараемся приглашать лучших. Но у нас четкие требования: работать с полной нагрузкой, не воровать, не хамить артистам. Один из вторых режиссеров говорил мне, что готов уйти, потому что не согласен с тем, что я давлю на людей. Я сказал: «Уходи». Если не можешь обеспечить адекватное производство, то иди назад, занимайся сериалами, на которых можно спать во время работы. Многие отвыкли нормально работать за жирные годы нефтяного безумия. Отрасль привыкла к слишком большим зарплатам и к маленькой ответственности. Девочка, отработавшая на двух сериалах, требует непомерной зарплаты. У нас съемки уже дороже, чем в некоторых регионах США.
— Замечательную картину современного российского кино вы нарисовали!
— Она складывается тогда, когда отрасль нуждается в обновлении. Происходит то же самое, что и с российской космической программой, когда начинают падать ракеты. Старый ресурс иссяк, а новый не родился.
— Такими темпами будете снимать одну картину в пять лет.
— Я довольно быстро снимаю. Просто мы сейчас стоим. Страну с декабря трясло и ничего не происходило. Чувствовался отток капиталов, нервозность бизнеса. Нас зовут на крупнейшие фестивали еще на стадии, когда фильм не готов. Все прекрасно. Но потом ты возвращаешься и понимаешь, что тебе надо починить водопровод, крышу. В наших небольших комнатках на «Ленфильме», с грибком на стенах, ремонта не было с 1985 года. Но это нормально. Мы с продюсером фильма Артемом Васильевым стараемся все средства вкладывать в кино.
— Когда будет закончен фильм вашего отца «Трудно быть богом»?
— Через год. Картина почти готова. Заканчивается озвучание, потом перезапись — и все. Отец вышел из больницы. Все дается тяжело. Каждую последующую веху брать все труднее. Ты вбрасываешь в фильм энергию, отдаешь что-то от себя. Иначе невозможно. Иначе тяп-ляп.
