Обладатель премии «Оскар» («Дзета», «Пропавший без вести») и «Золотой пальмовой ветви» («Пропавший без вести») приехал с ретроспективой «Сопротивление» и совсем новым фильмом «Капитал». На церемонии открытия фестиваля он получил награду за вклад в мировой кинематограф.
Записавшись на интервью, я в итоге побеседовала с мэтром спонтанно, встретив его с женой и продюсером Мишель Рэй-Гаврас у входа в кинозал, где показывали его «финансовый триллер» «Капитал». Интересно, что после фильма радикальный украинский журналист напомнит ему о другом «Капитале» с участием Депардье и поинтересуется, почему в фильме не уделено внимания российскому капиталу и капиталу Владимира Путина. Гаврас остроумно ответит: «Я не очень искушен в национальных проблемах и не понимаю, как вы смогли заполучить к себе Депардье. Что же касается Путина, то это же вы его выбрали». Восьмидесятилетний классик совсем не тянет на свой почтенный возраст. Он красив и элегантен, поражает врожденным благородством. Его жена деликатно и быстро удалилась, чтобы не мешать нашему разговору.
— Вспоминали ли вы о Карле Марксе, приступая к работе над фильмом «Капитал»?
— Я даже хотел отказаться от этого названия, чтобы люди не подумали о Марксе. Но все-таки решил сохранить название, поскольку так называется книга, по которой поставлен фильм. Речь идет о современной банковской системе, позволяющей прятать в офшорах миллиарды долларов. Многие проблемы могли бы быть решены, если бы с этих астрономических сумм платились налоги. Прежде чем делать фильм, я разговаривал с солидными банкирами. Это образованные, воспитанные люди, и почти всегда они пытаются казаться не такими, какие есть на самом деле. Поэтому я пригласил на главную роль комедийного актера Гада Эльмалиха.
— Лишний раз убедилась в том, что у вас безупречное чувство стиля. Думаете ли вы о нем, снимая фильм?
— Стиль всякий раз диктуют сама история и персонажи. Не могут разные фильмы иметь один и тот же стиль.
— Каждый раз, рассказывая ту или иную историю, вы наполняете ее социально-политическим смыслом. Чем это объясняется?
— Политика — совсем не то, что мы о ней думаем. Это то поведение, которое мы демонстрируем каждый день по отношению к другим людям, а также власть, которую мы имеем над ними и которую они, в свою очередь, имеют над нами. Для меня политика — использование этой власти. То, как это происходит, напрямую зависит от нашего счастливого и несчастного состояния в жизни.
— Сегодня публика настроена на развлечение. Вы удовлетворены тем, как она смотрит ваше кино?
— Я не думаю о публике, когда делаю фильм. Можно развлекаться и во время представления древнегреческой трагедии или пьесы Шекспира. Но в этот момент происходит и что-то важное. Фильмы не могут быть пустыми, они должны рассказывать о мире, в котором мы живем. Мольер часто развлекал людей, но в то же время рассказывал о своем времени, как и Аристофан, Шекспир, современные авторы.
— Вы давно живете во Франции. Стали ли вы там по-настоящему своим или же по-прежнему являетесь обособленным греком?
— У меня двойная культура. Я живу во Франции, но в то же время обладаю греческим бэкграундом. Во мне уже гораздо больше французского, потому что я жил в Греции только до 19 лет и узнал о ней гораздо больше, уже переехав во Францию. Я происхожу из весьма авторитарной семьи, где не имел особого доступа к культуре. Все, что я узнал в жизни, — этому я обязан Франции.
— Мне кажется, что греки и русские очень похожи. Вы это чувствуете?
— Я тоже так думаю. Нам присущи чувство некой меланхолии и грусти, щедрость и желание творить великие дела.
— Иногда кажется, что греки не всегда помнят, какая великая культура и история стоят за ними.
— Я думаю, что это драма для греков: иметь настолько богатую культуру позади и не всегда ей соответствовать в обычной жизни. Чего только не выпало на долю страны хотя бы за последнюю тысячу лет: турецкое завоевание, навязывание христианской веры, попытки отринуть страну от античной культуры… Все это приводит к двойственной ситуации. И греки не знают, где они сейчас находятся. Я нашел некий баланс, поскольку изучал греческую культуру во Франции. Когда я хотел поступить в киношколу, там был очень жесткий конкурс. Директор сказал мне: «Так как вы недавно во Франции и не очень хорошо знаете французский, мы вас спросим про античный греческий театр». И я понял, что ничего о нем не знаю. Мне пришлось за неделю прочитать на французском языке всю историю греческого театра. И я смог поступить в киношколу. С тех пор все изменилось.
— Вы видите Москву только из окна автомобиля во время этой поездки?
— В основном из машины. Мы с женой с утра отправились на Красную площадь, но она оказалась закрыта. И только под конец нашего там пребывания ее открыли, и мы смогли быстро на нее заскочить и сразу выскочить. Жаль, очень хотелось сохранить ее в памяти. Я впервые побывал в Москве в 1967 году, а потом в 1969-м — приезжал на ваш фестиваль со своими фильмами. А потом вернулся сюда только в 1991-м, и тоже на ММКФ. Каждый раз испытываю сильные впечатления, потому что я был воспитан на русской культуре и литературе, кино, на русской национальной музыке. Я слушаю ее дома. У меня много ее на дисках. Теперь я услышал русскую музыку в исполнении «Бурановских бабушек» — на церемонии открытия. И, конечно, сильное влияние оказало на меня русское кино. Во время учебы в киношколе мы изучали и анализировали русские фильмы, такие как «Иван Грозный» и «Броненосец «Потемкин». Они меня глубоко тронули, благодаря им я понял, что можно заниматься чем-то еще помимо развлечения.
— Часто ли вы смотрите кино? Многие режиссеры намеренно избегают этого, чтобы не засорять сознание, сохранять чистоту восприятия.
— Я смотрю много фильмов, иногда очень плохих. Возможно, для того, чтобы не делать ничего подобного самому.
