На сцене папского дворца случился казус. В тот момент, когда ведущий артист Комеди Франсез Дени Подалидес читает проникновенно текст о том, как невозможно жить без Авиньона, на сцену неожиданно выходит рыжая кошка потрепанного вида. Ей плевать на интимную интонацию артиста и его заслуги перед французским театром — наглая животина с невозмутимым видом идет вдоль длинной сцены. Зритель в недоумении — так положено, режиссерская задумка? Как опытный артист Подалидес понимает: что-то происходит, но... Как известно, кошку на сцене еще никто не переиграл — ни французский, ни американский, ни даже русский артист, ко всему привыкший. Ни в Авиньоне, ни в Художественном театре в Москве. Поэтому Подалидес в какой-то момент останавливается.
— Вот я затылком чувствовал, что кто-то на сцене мешается. Кошка? Наверное, это душа Жана Виллара, — пытается шутить артист. И без шуток начинает чтение — с самого начала, а не с прерванного места.
Великий Жан Виллар, еще в 1947 году основавший фестиваль, вряд ли предполагал, что его детище станет долгожителем с общепризнанным мировым авторитетом. Авиньон — престижный и статусный театральный форум, попасть куда почтет за честь любой художник. Как киношник в Канны.
Программа этого, 67-го по счету, составлена по-особенному. Во-первых, из 46 спектаклей только в официальной программе (IN) — 9 из Африки. Такого количества театров с Черного континента здесь никогда не было, но оба директора — Венсан Бодрие и Ортанс Аршамбо — считают, что «именно африканские художники способны устроить интереснейший диалог с европейской меланхолией». Другими словами, встряхнуть старушку Европу своим темпераментом и подпитать энергией. Для чего в помощь призваны крупный театральный деятель из Браззавиля Дьедоне Ниангуна и француз Станислав Норде, известный своей рискованной художественной и политической позицией.
У фестиваля сильный ностальгический момент, и это связано с тем, что нынешний директорат после 10-летнего правления покидает свой пост. Под занавес он призвал под свои знамена всех, кто десять лет с ними тесно работал на фестивале. Сейчас это первый ряд имен мирового театра — Ромео Кастеллуччи, Анатолий Васильев, Важди Муавад, Кетти Митчел, Кшиштоф Варликовский. Кстати, последний своим пятичасовым «Кабаре Варшавски» открыл новую площадку Авиньона — «Фабрику»: она объявлена творческой резиденцией главного французского фестиваля. Здесь можно репетировать новые проекты, здесь же жить — первоклассный комплекс раскинулся между двумя районами города на территории бывшей фабрики.
Но вернусь в папский дворец, который последнюю неделю умывается умильными слезами: ведь в двух спектаклях он, дворец, — главный герой. Первый — «Авиньон навсегда» («Avignon a vi»), тот самый, где кошка погрелась-таки в лучах славы знаменитого Подалидеса, играют в полвторого ночи. А второй — «Почетный двор» («Cour d,Honneur») в постановке бельгийца Жерома Беля идет аккурат перед ним.
Известный хореограф предложил занятную идею — главная и престижная площадка фестиваля глазами зрителей. Да-да, именно 14 зрителей сидят напротив пятитысячного зала и рассказывают ему свои впечатления о том, как впервые попали в папский дворец и какой первый спектакль видели. Для этой акции еще два года назад Жером начал набирать энтузиастов, не будучи уверенным, что кто-то придет на кастинг историй.
— Я бы лично ни за что не пришел, — говорит постановщик, — и страшно удивился, когда желающих оказалось немало. Но я взял только тех, кто не говорил мне: «Я был в почетном папском дворце и хорошо провел вечер». Я взял тех, для кого Авиньон что-то изменил в жизни. Рассказы не пафосные, безыскусные или курьезные: например, как активистка с левыми взглядами в знак протеста не хотела посещать памятник мировой религии, а попав на спектакль Кастеллуччи «Инферно» (кстати, лучший из его триптиха 2009 года), пересмотрела политические убеждения. В это время сам Кастеллуччи — среди зрителей, улыбается: для него это уже прошлое, его волнует работа с участием Валери Древиль в главной роли, которую он теперь представляет. На кого она повлияет?
Идея с живым зеркальным отражением зрителей срабатывает безупречно точно, как выстрел в десятку, потому что попадает лично в каждого и каждый начинает судорожно вспоминать: а как он в первый раз посетил сие великое историческое и театральное место, что смотрел и был ли след? Надо сказать, что сильная эмоциональная составляющая заставляет зрителя извинить и потерю ритма, и неравноценность историй. У Жерома Беля деликатный монтаж документального театра с живым театром в виде фрагментов из спектаклей, которые тут же разыгрываются. И самый эффектный именно из «Инферно» Кастеллуччи: в считаные минуты мужчина субтильного вида, в одних плавках, как кошка, карабкается по стене дворца на самую крышу. У него есть страховка, но никакие специальные держалки для скалолаза в папской резиденции не предусмотрены: он цепляется за выступы, неровности камней, за что попало. Жуткое движение человека-паука восхищает.
