«С Рембрандтом контакта уже не будет!»
...Процесс идет полным ходом — с дюжину рабочих белят выровненные стены, скоро за дело возьмутся декораторы и осветители.
— Прежняя конструкция фойе, — говорит «МК» Тереза Дурова, успевая раздать направо-налево указания, — никак не соответствовала уровню самого театра, уровню наших спектаклей: на сцене качество одно, а вне зала уровень комфорта совсем иной. Непорядок.
Вместе с архитекторами Дмитрием Алексеевым и Алексеем Ивановым смотрю эскизы — да, современное искусство приходит в театр, и «Серпуховку» теперь будет явно не узнать: фойе ощутимо расширится, подсветка стен, колонн, классная акустика. Одно снесли, другое возвели.
— Вообще, у самого здания архитектура хорошая, — объясняют архитекторы. — Есть большое фойе, отличный зал, но все это хорошо с точки зрения 70-х годов. Концепция нашего дизайна построена на изменении формы интерьера. Мы изменили гардеробную зону (к ней теперь можно будет подходить с двух сторон, не вставая в длиннющую очередь, которая растягивалась по всему фойе). Между прочим, в туалетах мы изменили пространство так, чтобы тоже спрятать очередь. Главная задача — приватность — заложена и в буфетной зоне.
— А какие материалы вы используете?
— Бетон, который в нашей стране ассоциируется с ужасающими по виду бетонными коробками. На самом деле замечательный материал и недешевый. Просто у нас в стране долгое время с бетоном, если так можно сказать, были не выстроены отношения. В ткань интерьера мы внедряем очень много цвета, и цвет в фойе должен стать главным. Это как на совершенное тело надеть красивую одежду.
— Мы очень довольны нашими дизайнерами и архитекторами, — улыбается Дурова, — ведь они сами не раз были с детьми на наших спектаклях.
— То есть вживались в среду?
— Ну естественно, а не так, что кто-то что-то красивое, но бесполезное нарисовал на бумажке... Ребята отслеживали логистику работы гардероба, буфета: куда и как идет зритель. Такая вещь, как самостоятельный смыв воды в туалете, как это ни покажется странным, сегодня производит впечатление. На дворе XXI век, высокий уровень комфорта необходим. А то прихожу на днях в ГМИИ им. Пушкина, в руках бутылочка с водой — на улице-то жара. А женщина на входе жестко так пресекает: «С водой нельзя!» — «Простите, а куда положить?» — «Не знаю. Я тут при чем?». Она даже не затруднила себя объяснениями: мол, пойдите в камеру хранения, а просто — отстаньте! Я говорю: «Давно бы поставили на входе ящик, как в аэропорту, — бросил бутылку, чтоб никуда не ходить...». Эта реплика повергла ее в ступор. И не понимает она, что мой контакт с Рембрандтом уже не наладится после таких разговоров.
...Для Дуровой вежливость и корректность персонала — на первом месте. В чем особенность ее «Театриума»? Билеты, например, проверяют только перед входом в зал, а само фойе уже лет 15 открывается с утра, так что на улице никто на жаре или морозе не мается. Похоже, теперь и после спектакля зрители не будут спешить домой: разрабатывается специальное детское меню, чтобы ребенка (обычно для семейных походов) не вели в фаст-фудовские точки.
— Я не против ресторанов быстрого питания, просто я могу накормить ребенка вкуснее. Появится новая опция: родители смогут заказать завтрак, обед или ужин в зависимости от того, когда ребенок будет кушать — до спектакля или в антракте. По меню выберете, и вам к определенному часу накроют. Нам по опросам известно, что дети любят бульон, жареную картошку, котлетки, свежие салаты.
Иным худрукам впору поучиться у Дуровой: она, как чувствительный датчик, фиксирует — где и что ей лично в театре мешает? Например, в фойе помимо мужского и женского был отдельный туалет для инвалидов-колясочников, но какой-то огромной очереди там не наблюдалось. И что придумала Дурова? Это гениально: повесить на него дополнительные таблички — «для пап с дочками» и «для мам с сыночками».
— Сам был в такой ситуации — вы даже не представляете, как это актуально...
— А куда папе вести маленькую дочь — в мужской? Теперь для этого мы устроили отдельное пространство. Все просто, и проблемы нет!
«У нас много человеческих детенышей — целая деревня»
...Перемещаемся в зал, артисты уже на сцене, репетируют «Сбор животных на совет: что делать с Маугли, раз он напал на Шерхана?» Кто-то сказал про «Театриум», что он «самый экологически чистый» — здесь всё вживую: и поют, и играют, и дерутся, и чувствуют. Кстати, спектаклем «Маугли» в «Театриуме» продолжается уникальная этнографическая линия, с глубоким погружением в фольклор — Индия, а до этого были Дания, Русь...
— Вообще, мы, окунувшись в индийскую тему, познакомились с очень славными людьми, — шепчет мне Дурова, — с нашими актерами работает великолепный знаток классических индийских танцев Дмитрий Змеев, а еще тренер по тайскому боксу Игорь Радюк. Дирижер Максим Гуткин ищет этнические инструменты, ведь в «Маугли» звучит народная музыка, хотя и аранжированная. Короче, все мы пребываем в колесе сансары!
Пять минут, десять — и для «МК» становится новостью, что Маугли (16-летний актер Арсений Краковский) весь спектакль молчит! Кстати, Арсений вырос в театре, первый раз выйдя на сцену в 2 года. И таких «сынов и дочерей полка» у Дуровой множество — традиция, идущая скорее от циркового искусства, нежели от драмтеатра. «У меня проблем с будущим поколением артистов нет!».
Маугли Дуровой — это борьба за человека, за его исключительность...
— Эта борьба идет сегодня в каждой семье, где есть ребенок. Мы ненавязчиво даем советы — как должны вести себя родители в тех или иных ситуациях. Имеет ли молодой человек право на поступок, право на любовь; можем ли мы указывать ему, как жить? Взгляните на репертуар «Театриума» — у нас все спектакли про мужчин. Ведь что сегодня происходит? Женщине почти некого стало любить. А когда девочки смотрят на правильных мужиков (Солдат из «Огнива», Иван из «Летучего корабля», Принц на пару с Нищим) — я вижу, что они получают невероятное удовольствие.
— А в чем правильность ваших мужчин?
— В чувстве долга. В стремлении пожертвовать собой для того, чтобы защитить слабого. Это все в наших спектаклях есть, и без назиданий. Просто есть выбор.
...Дурова ставит на первое место воспитание скорее не детей, а родителей. Да, ребенок смотрит яркую музыкальную сказку, но важнее для нее — «третий акт», то есть когда родители обсуждают с детьми, о чем спектакль? Статистика — упрямая вещь: в зале 40, а то и 60 процентов публики — это папы. А все почему? Потому что выстраивается правильный эмоциональный контакт, родители втягиваются в процесс последующих вопросов и ответов. «Тем самым они лучше узнают своих же детей, и вот это для меня — главная победа. То есть мы строим настоящий семейный театр. Театр диалога». Хотя на сцене в это время идет совсем другой диалог. Тереза комментирует: «Это кульминация — зарождение любви между Маугли и Анандой...»
— Простите, что-то не припомню в сказке никакой Ананды...
— Успокойтесь, ее там и не было. Это наша версия — она дочка охотника. Вообще у нас много «человеческих детенышей» — целая индийская деревня.
— А сами звери поют?
— Нет. Мне показалось бы это странным: выходит Шерхан, как в мюзикле, и поет: «Здравствуй, здравствуй, я Шерхан! Сейчас на Маугли я нападу!». Смешно же и неестественно. У нас иной формат — выходят певцы, и все это тонко решено... Равно как не говорит у нас Маугли (пластический рисунок таков, что он может и помолчать): его учит говорить Ананда. Еще одна важная вещь — мы особое внимание уделяем «тишине театра»: вон сидит специалист по саунд-дизайну, по всем этим шепотам, шорохам и так далее. Все должно быть подлинно, ребенка невозможно обмануть! Но, кажется, я вам уж все секреты рассказала?
Не все. Архитекторы выдали еще один дизайнерский секрет — к декабрю фойе увеличится еще на 300 метров в глубину за счет сноса стены соседнего помещения. Там появится огромное окно, и фойе станет прозрачным.
