«До того я увлекся охотой с камерой, что сплю и все вижу, поскорей бы опять светозарное утро», — написал в своем дневнике Михаил Пришвин 2 сентября 1930 года. К этому моменту он уже пять лет как «болел» фотографией. Ему было 57 лет — Пришвин освоил камеру, уже будучи сложившейся личностью, опытным писателем. И это чувствуется в каждом кадре — простота, честность и философское восприятие мира, которым пропитаны и его рассказы. Пришвин снимает не как репортер, не как любитель, но как художник. Он думает фотографически, пишет изображение светом.
Выставка Михаила Пришвина, подготовленная МАММ совместно с Литературным музеем (в состав которого входит музей писателя), заняла два этажа. Каждая тема, показанная визуально, сопровождается еще и словом — цитатами из дневников, которые писатель вел с 1905 года до самой смерти. Эти тетради не могли быть опубликованы при жизни Пришвина: даже показать кому-то откровенные записи, многие из которых пронизаны переживанием трагических перемен в стране, было большим риском в советское время. Только спустя десятилетия после смерти Михаила Михайловича они стали достоянием общественности и были признаны одним из самых значительных документов русской философской, литературной и общественной мысли ХХ века. Впрочем, и сегодня найдется немного людей, читавших дневники Пришвина. Возможно, после выставки их станет больше.
Цитаты, озвученные артистом Сергеем Чонишвили, звучат в каждом зале. Кажется, что снимки говорят со зрителем. Вот, например, живописные фотографии природы — лучезарных капель, новорожденных почек, любимой собаки Жульки, крестьян-трудяг из деревни Дунино, где жил Пришвин, или паутины, блестящей на солнце. Смотришь на фото и тут же слышишь мысли Пришвина: «Паук — это артист труда, но он, конечно, не думает о красоте», зато «человек-художник» думает — «отсюда является начало того великого сорадования жизнетворчеству, которое мы называем искусством»… И понимаешь, что это не просто любование красотой — это философия, осознание через природу суть человеческого бытия.
Иное настроение — на другом этаже проекта, где выставлены фото из командировок по стране, в которые писатель ездил от разных журналов. Это Соловки, Дальний Восток, Беломорско-Балтийский канал, Уралмашстрой. Великие стройки и измученные люди, положившие жизни в фундамент новой страны. В этой летописи нет ничего романтического, в отличие от официального искусства того времени, — только трагедия. А больше всего трогают душу страшные снимки, названные самим Пришвиным «Как били колокола».
— Один из первых декретов советской власти был о запрещении колокольного звона, — рассказывает специалист по творчеству Пришвина Яна Гришина. — Каждый колокол живой. И Пришвин пишет, как по-разному они умирали. Один добивал рабочий. Пришвин его спросил: «Русский?» — «Да». — «Православный?» — «Да». — «А не страшно?» — «Нет, я же за старшими шел». После он записал: «Это трагедия обманутых детей…»
Сильный философский импульс, полученный на фотовыставке Михаила Пришвина, не ослабевает на показе проекта «Grand tour: русская версия. Рим». Здесь, к счастью, нет трагизма, а больше любования Вечным городом и мастерством фотографов второй половины ХХ века. Художников из разных стран, чьи работы собраны Павлом и Анастасией Хорошиловыми, тянуло в Рим, к его древним развалинам, музеям, скульптурам, как и сегодня туда тянет сотни туристов со всего мира. Впрочем, на этих старинных фото нет людей, ведь в то время требовалось снимать с длинной выдержкой. И это придает особое обаяние архитектуре древнего города. Итальянскую тему продолжает выставка Михаила Алексеева «Тоскана вне времени». В черно-белых кадрах чувствуется рука современного фотографа, умело обрабатывающего каждый снимок, но от этого обаяние итальянской природы и архитектуры не исчезает.
Выставки организованы при поддержке: Renault, Alcatel One Touch, ЮниКредит Банк.
