— Поздравляю вас с юбилеем. Какое совпадение: фильму «Влюбленные» — 50 лет, и есть еще дата, имеющая отношение к вашей творческой биографии, — 95 лет со дня смерти Ленина, которого вы сыграли в фильмах Марка Донского.
— Спасибо! Да, с Лениным удивительное совпадение.
— Вы специально приехали на день рождения в Москву?
— Да, хотелось отметить этот день с близкими людьми, на родине. Именно на это время была запланирована запись на телевидении, встречи с друзьями. Были и деловые соображения, связанные с пробиванием моих кинопроектов. Все сошлось одно к одному. Мне хотелось в этот день быть в Москве. Все сложилось так, как я хотел. Сейчас утро, и я не совсем пришел в себя. Сказывается разница во времени — 11 часов. Тяжеловато немного. Я прилетел только три дня назад. Прошу прощения, если буду говорить не так бойко, как хотелось бы.
— Какие мысли вас посещают в юбилейные дни?
— Самое главное, что я особенно остро чувствую необходимость подведения итогов. Я счастлив, что у меня было много главных ролей — интересных, сложных, нашедших живой отклик у зрителей, оставшихся в их памяти. Мне приятно, когда на улице встречаю своих поклонников, и они сердечно меня принимают, говорят теплые слова, признаются в любви, желают всего самого хорошего. Лишь бы хватило душевных и физических сил сделать то, что я наметил — завершить большой картиной свой творческий путь.
— Вы давно не живете в России, но здесь ваши дочери, внуки...
— Как это я давно не живу в России? Я приезжаю сюда каждые полтора-два месяца. Не верьте тому, что пишут. Все это для красного словца, что я редко бываю в России. Я часто бываю и по делам, и просто приезжаю к внукам и дочерям, чтобы встретиться с друзьями. Как только появляется упоминание в прессе, что где-то кто-то меня заметил, становится явным, что я здесь.
— Мы с вами встречались пару лет назад в библиотеке киноискусства, где вы представляли фильм «Влюбленные». Тогда вы приезжали на съемки какого-то фильма. Насколько интенсивна ваша творческая жизнь в России?
— У меня есть несколько сценариев, которые я усиленно пробиваю здесь. В планах — фильм о святителе Иоанне Шанхайском. Это яркая фигура в православном мире и мощный характер. Я уже встречался с разными людьми по этому поводу, с руководством церкви. Для меня это очень важное путешествие. Но, к сожалению, пока проект буксует. Надеюсь, что с божьей помощью он все-таки будет реализован. Когда? Трудно сказать. Но я готов. Сценарий написан. Кроме того, у меня большой проект в Соединенных Штатах, ждущий реализации, — «Вино из одуванчиков» по Рэю Брэдбери. Мы с ним дружили в последние десять лет его жизни.
— Когда-то в театрах по всей стране ставили «Вино из одуванчиков». Очень популярное было произведение.
— У меня же был короткометражный фильм «Вино из одуванчиков» (снят в 1971 году с участием Владимира Зельдина, Махмуда Эсамбаева. — С.Х.). Я и не рассчитывал на то, что буду опять писать сценарий по этому произведению, потому что материал непростой и может не получиться. Но Рэй Брэдбери очень настаивал, говорил: «Ты понимаешь, как надо делать, садись и пиши». И моя жена Наташа сказала: «Перестань сопротивляться, начинай писать, получится — получится, нет — так нет». И я написал первый вариант, который Брэдбери не принял, правда, очень деликатно. Он просто сказал: «Пиши второй вариант». И я написал. Он сказал: «Все! Можешь действовать», дал нам с Наташей благословение. Он очень сердечно к нам относился, всячески помогал. Но вскоре умер, и отложилось по времени. Оказалось, не так просто пробить хороший сценарий, хотя были заинтересованные звезды, готовые участвовать в проекте. Но тем не менее финансирование трудно складывалось. Пока мы бьемся и верим, что все получится.
— Все проекты на религиозную тему трудно реализовать. Наталья Кудряшова мечтает снять фильм о Ксении Петербургской, но переговоры с РПЦ пока ни к чему не привели.
— И у меня есть нюанс: Иоанн Шанхайский практически не жил в России. Он был в Шанхае, учился в Харькове, долгое время жил в Сан-Франциско, во Франции. Найти финансирование сложно еще и потому, что кинопроизводство связано с перелетами в разные страны, с тем, что нужно соблюдать историческую правду. А восстанавливать ее непросто. Да и трудно найти актера, способного перенести на экран духовную высоту героя. Важно, чтобы это был не просто рассказ об интересном человеке, но одухотворенное, глубокое повествование.
— Может, стоит самому сыграть Иоанна Шанхайского?
— Не думал об этом. Хотя мог бы попробовать. Не столь важно мое участие как актера, но как сценариста и режиссера первостепенно безусловно.
— Если вернуться в годы вашей юности, то что произошло тогда, что вы решили после актерского факультета поступить на режиссерский курс к Игорю Таланкину? Стало не хватать одной актерской профессии?
— Да, точно сказано. Я работал с таким мастером, как Марк Донской, на фильмах «Сердце матери» и «Верность матери». Мне было интересно играть Владимира Ильича Ленина и по гриму, и по тому, что я открывал для себя, читая воспоминания о нем, изучая исторические факты. Процесс был очень захватывающий для меня, тогда еще 19–20-летнего человека. Но самое интересное было в том, что Марк Донской, будучи очень пожилым человеком, отнесся ко мне с особым отцовским чувством. Он посвящал меня в свою режиссерскую кухню. Обсуждая какую-то сцену, он говорил: «Вот видишь, я буду снимать отсюда, со стороны пианино, потому что потом я тебя поставлю там... Я не снимаю сейчас, потому что светит солнце, а мне нужна тревожная атмосфера. Надо дождаться, когда нависнут облака, чтобы не только в словах, но и в изображении ощущалось соответствующее состояние. Смотри, у меня есть два дубля: длинный и короткий. Думаешь какой я выберу?» То есть он меня заинтересовал тем, что помимо актерских задач существуют и другие, заставил быть внимательным к тому, что связано с драматургией, изобразительным решением, движением камеры. Донской приоткрыл мне завесу над новой профессией, которая гораздо сложнее и интереснее актерской. И мне уже казалось, что ее недостаточно для того, чтобы выразить свое понимание мира и человеческих отношений.
— К сожалению, у нас ставка делается на поддержку псевдопатриотических и спортивных блокбастеров, и только. Танки — наше все. Более сложные материи чиновников мало интересуют.
— Мне сложно об этом судить. Пусть поддерживают все что возможно. Конечно, времена изменились, и многие вещи я уже не схватываю. Но вижу, что у кого-то что-то получается легко, даже если внимание привлекают не самые интересные объекты, что-то по-режиссерски и сценарно поспешно сделанное. Поиски финансирования — очень болезненная тема, а я не очень владею техникой выбивания денег. Я слышал о проекте о Ксении Петербургской.
— Там дело даже не в деньгах, а в самой возможности согласования с РПЦ. Даже небольшое отклонение от канона не поощряется.
— По-моему, и Николай Бурляев с трудом пробивает проект, посвященный Сергию Радонежскому, хотя он — известный актер.
— Зато анимационные блокбастеры религиозного толка находят понимание.
— Я бы с удовольствием и такого рода техникой воспользовался, чтобы сделать духовный и сильный фильм.
— Взялись бы за мультфильм?
— Безусловно. Духовные вещи могут передаваться любым способом. Они все равно проникают в душу. Надо использовать все технические и творческие возможности, лишь бы они воздействовали на душу и сердце. А это дорогого стоит.
— Кино вам дало то, о чем вы когда-то мечтали?
— Трудно сказать. Сейчас мечтаю о том, чтобы хватило сил сделать картину так, как я хочу. Иногда обстоятельства мешают преодолеть сложности, и наступает разочарование. Легко потерять энтузиазм, растеряться перед трудностями. Но надо верить и молиться Богу, чтобы все сложилось как надо.
— У вас была такая сложная жизнь, военное детство, столько потерь, связанных с близкими людьми, особенно в ранние годы. Наверное, после этого уже ничего не страшит?
— Да, вы правы. Что может быть страшного, если ты выполняешь благородную задачу? «Московский комсомолец» — достойная газета, и я надеюсь, что вместе с вами мы до кого-то достучимся, и будет найдено решение, связанное с поддержкой моих проектов.
— Марлен Хуциев благодаря публикации в нашей газете получил деньги на завершение своего фильма «Невечерняя».
— Здорово! Дай бог ему здоровья! Когда-то я прошелся в его фильме «Застава Ильича» в маленьком эпизоде. Годы спустя мы встретились на каком-то фестивале, и он спросил: «Ты не забыл, что это я тебя открыл?». На самом деле меня открыл Василий Шукшин. Но и Марлен Хуциев дал мне один из первых шансов работы в кино, и я помню об этом. Очень люблю его фильмы, особенно ранние. Они навсегда останутся в моей памяти.
— Часто ли случайные встречи меняли вашу творческую и человеческую судьбу?
— Для нас с моей женой Наташей важной стала встреча с выдающимся американским писателем Рэем Брэдбери, общение с ним в доверительной и дружеской обстановке. Мы сохраним до конца жизни память о нем, наших встречах и поездках. За ним стоит целая эпоха. Когда мы встречались, то обсуждали новые фильмы и политические события, разговаривали о житейских и фантастических вещах. Не знаю, к чему это в результате приведет и удастся ли снять фильм по его произведению, но для сердца и души наше общение было очень важным. Каждый интересный человек, с которым ты встречаешься, даже случайно пришедший в твою жизнь, может многое изменить в твоей судьбе.
— Позвольте задать вопрос, который лично мне не дает покоя. Почему Вера Глаголева, мама ваших дочек, до последнего, как партизан, молчала и никому не говорила о своей болезни? Сказался стойкий характер?
— Мне трудно ответить на этот вопрос. Я думаю, что это связано с ее характером, ее позицией в этом вопросе. Она не жаловалась никому, активно работала и не хотела, чтобы болезнь негативно сказалась на том, что она делала. Это теперь я знаю, что Вера тяжело болела уже в то время, когда снимала фильм «Две женщины». Еще тогда ей надо было проходить какие-то лечебные процедуры, но она от них отказалась, потому что не хотела прерывать творческий процесс. Почему? Трудно сказать. Наверное, стоит поговорить об этом с детьми, нашими дочерьми, которые находились с ней рядом. Я догадывался о том, что Вера болеет, но мы на эту тему с ней никогда не говорили.
— Есть преимущества в жизни на две страны — в России и США?
— У каждого свой путь. У меня в США — дочка и любимая жена. Не только с кино все связано. Мы ходим в церковь, у нас свой мир близких людей, с которыми мы встречаемся, разговариваем о жизни и наших святых. Нам это интересно. Когда мы приезжаем в Россию, то тоже ходим в церковь, у нас есть свой круг людей и друзей. Мы проводим время с дочерьми, фантазируем, мечтаем, встречаемся и играем с внуками. Они готовят для нас концерты. У Полины есть достижения в танце, у маленького Кирилла — победы в шахматах. Нам это важно. Жизнь продолжается, и это здорово. А вам спасибо за интерес ко мне и память. Надеюсь, что наш разговор произведет должный эффект, и мои проекты осуществятся.
