Миллионер
Ничего не делал. Кроме денег.
Писатель в старости
Крепнет перо, слабеет рука.
Знакомство
Познакомился Дементий с Деменцией.
Опыт
В первой половине жизни смотрел на окружающих и учился жить. Во второй: смотрел на них же и перенимал умение умирать.
Извращенец
Она была отталкивающа, потому немедленно хотелось с ней сблизиться.
Сильные и слабые
Слабый правитель уходит сам, сильного свергают.
Хлеб
Некто изобрел машину времени. О ней пошумели — и забыли. Слишком много всего понаизобретали в сверхсовременном обществе.
Изобретатель победствовал, поголодал, а потом стал ездить на своем драндулете в социализм, где в столовых бесплатный хлеб.
Запретить!
Некоторым людям надо запретить произнесение словосочетания «я подумал».
Я — за нецензурность!
Если можно говорить забористо, то можно говорить и подзабористо.
Карьера
Вместе с закрытием публичного дома пришел конец его карьере. Некуда стало водить начальство. Звезда баловня закатилась.
Избыток
Гражданин: «Хочу есть!»
Государство: «Я в полной мере обеспечило тебя танками, ракетами и прочим вооружением. Даже в избытке — на душу населения».
Москва в 2064 году
К 12.00 в Кремль стали стекаться деятели руководящего ареопага. Министр транспорта прибыл из Бельгии на спортивном планере. Министр торговли приплыл из Голландии на прогулочной яхте — ему все равно надо было двигаться дальше по Москве-реке на отдых к берегам Ямайки (он всегда добирался туда на личном плавсредстве), вот и пришвартовался близ Васильевского спуска. Премьер-министр, как всегда, опаздывал: из Лос-Анджелеса путь не близкий, но в итоге совещание началось почти вовремя. Сетовали: нельзя управлять старыми методами, пора перейти на дистанционное общение (техника, обеспечивающая связь, оставляла желать лучшего), однако наметили ближайшие планы и определили время встречи в будущем году, после чего разъехались кто куда.
Провал
Он — мыслитель. Не читавший книги Корчака, не знающий подробности его биографии и гибели, вообще не ведающий, кто такой Януш Корчак.
Можно ли что-либо представлять собою сегодня, не зная: Корчак вошел вместе с детьми, своими учениками, в концлагерную камеру смерти? Можно ли рассуждать о чем-либо, не учитывая: была Вторая мировая война? Была Хиросима. А вдобавок — убийства Улофа Пальме, Джона Кеннеди, Джона Леннона... Сколькие события — в подтексте того, что на поверхности, иначе думающему— не на что опираться. Провал.
Но наш мыслитель еще как преуспевал.
Монолог современника
В 1953 году меня снес МАЗ, я на велосипеде поворачивал на Киевское шоссе. Летел 20 метров, перелом позвоночника, икроножная мышца всмятку, под кожей гематомы, сотрясение мозга. От велосипеда осталось переднее колесо, остальное — металлолом. Три месяца валялся в клинике. Переживал: в армию не возьмут. Тогда все боялись, что не возьмут в армию. Но через два года призвали, в Азербайджан. И вот — марш-бросок на горную высоту. 90 километров бежать. В полной выкладке. Выдали зимнюю форму — зимние портянки, шапку. Жара 30 градусов. Всего один километр я не добежал. В ногу вступило. Ребята дотащили. В госпитале оклемался. С тех пор ничего никогда не болело. А два дня назад в ногу вступило. 60 лет ничем не болел.
Польза
Я — ведущий ученый в отсталой стране. Я — выдающийся ученый своей державы. Мои опыты и новейшие технические разработки могут вывести ее в лидеры прогресса. Но мои открытия, озарения, прорывы моей страны попросту непонятны. Моей стране не нужно лидерство. Вернее, нужно — на словах. То, чем занимаюсь, пропало бы в туне, если бы не находило отклика и применения в более сметливых и продвинутых сообществах. Там мои заслуги ценят. И условия труда там лучше. И экспериментаторство поощряется. И дома для проживания — комфортнее. Я люблю свою страну, как любят больного, умственно отсталого ребенка — то удручающе помраченного, то излишне игривого. Но ведь все человечество — за исключением отдельных равных мне по разуму индивидов — делается более и более неполноценным. Просто в некоторых государствах еще не разучились воздавать должное тем, кто приносит пользу, а не вред.
Мировые стандарты
Недавно приятель рассмешил меня до слез. Он сказал: «Мне кажется, в народе закипает гнев».
Пожалуй, лишь оговорка «мне кажется» смягчает его идиотизм.
Я спросил: «Откуда столь смелое предположение?»
Он разгоряченно принялся перечислять: «Митинги и протесты в связи с нечестными выборами… Демонстрации в защиту скверов… И храмов…»
«Это из другой оперы, — счел нужным уточнить я. — И не похоже на волнения студентов в Тайване или «желтых жилетов» во Франции».
«Да, мировым стандартам пока уступаем, — согласился он. — Но первые шаги обнадеживают. Увидишь, что начнется, когда станут резать пенсии, выгонять на улицу обнищавших из их домов, сокращать зарплаты — тут все поднимутся…»
«Естественно… Бездомные… Нищие… Счастливы будут, если их арестуют и станут кормить в тюрьме за госсчет! Чем уже сегодня, кстати, и объясняются, и вызваны массовые выступления. Все хотят жить на госсчет. В скверах. И храмах».
Единственный пассажир
Думали-думали, и снарядили «философский пароход» — по принципу 20-х годов прошлого века — чтобы выслать из России инакомыслящих. Стали подбирать кандидатуры на отправку. Но возникли сложности с принимающей стороной, которая (в отличие от Германии вековой давности) не желала связываться с русской элитой: «Знаем, вас примешь, а потом проблемы: половина окажется членами мафии и начнет разбавлять бензин на заправках, другие — шпионами, и пойдут отравления полонием и «Новичком»!»
Сложные изменения претерпел образ русского беженца за истекший век!
Ну а, во-вторых, не сумели обеспечить заполняемость парохода: слишком многие оппозиционно настроенные инакомыслящие замазаны сотрудничеством с провластными структурами, получали подачки, премии и награды, пировали на правительственных приемах, верноподданически пресмыкались.
Лишь один кандидат оказался безупречен: профессор Травкин, он после кремлевского приема пошел в туалет мыть руки. Это мытье истолковали признаком фронды: раскаялся-де после того, как замарал ладонь пожатием руки руководящего бонзы.
Других, равных Травкину, не нашлось. Так и остался он единственным пассажиром-диссидентом.
