Первыми в редакции появились вахтанговцы — Нонна Гришаева с супругом, режиссером Александром Нестеровым, и директором театра Кириллом Кроком, которого мы и спросили о приближающемся 100-летии театра и чего в юбилей ждать зрителям?
— Ожидать 8, 9, 10 и 11 ноября премьеру — «Война и мир» в постановке Римаса Туминаса. А 13-го в нашем театре будет «День тишины», когда с 12 до 7 вечера театр будет открыт для всех желающих. Можно прийти совершенно бесплатно и гулять по театру, слышать голоса актеров, которые когда-либо служили в Вахтанговском, заглянуть в самые тайные уголки, в том числе в кабинет директора и художественного руководителя.
— При этом нужно будет соблюдать тишину? Почему так называется день?
— День тишины, потому что мы не играем спектакли.
— Сегодня вы получаете театральную премию «МК» за спектакль, который идет на вашей сцене. Какое у вас настроение?
— Очень хорошее и позитивное. Я очень рад, что мы достойны премии газеты «Московский комсомолец» — это честная, правдивая премия.
Нонна Гришаева рассказывает, как работала над образом великой Людмилы Гурченко в спектакле «Люся. Признание в любви» — за эту работу она и удостоена премии «МК».
— Я на нее равнялась с детства и всего лишь однажды столкнулась с ней за кулисами — она просто прошла мимо. А я не решилась к ней подойти.
— Какую связь вы чувствуете с великой актрисой?
— Первое пересечение — мы обе с Украины, она из Харькова, я из Одессы. У меня тоже был большой перерыв в кино — я вообще начала сниматься только в 35. И потом, меня всю жизнь преследуют ее роли: мне предлагают сыграть то, что играла Людмила Марковна, — петь Козу-маму, Тамару в «Пяти вечерах» играть, модистку в «Соломенной шляпке».
— Какой ваш любимый фильм с Людмилой Гурченко?
— «Любимая женщина механика Гаврилова», который, кстати, тоже снимался в Одессе.
Елена Санаева получает премию за фантастическую роль в спектакле «Фаина. Эшелон» в театре «Школа современной пьесы».
— Елена Всеволодовна, вы получаете награду за роль в спектакле «Фаина. Эшелон», где вы готовите борщ. Скажите, насколько сложно совмещать игру и процесс готовки?
— Я так и знала, что спросите про борщ. Но дело все в том, что в конце спектакля героиня, о которой я рассказываю, Бронечка, которой на ту пору было 92 года, сварила борщ и угощает им своего племянника и внучатую племянницу. Сама фактура повествования такова, что масло масляное делать не было смысла. Когда рассказываешь буднично, но при этом у тебя душа и сердце наполнены тем, что случилось, — это очень сильно воздействует на зрителя. Сегодня мы отмечены газетой «МК», у нее огромный тираж, огромное количество читателей. И то, что спектакль признан, очень приятно, я рада.
— Насколько сложной была эта роль?
— Здесь ты должен разделить внимание, не упустить зрителей и донести свой рассказ, заинтересовать их. И не проворонить борщ, чтобы он не переварился, чтобы зажарочка не пережарилась. Это помогает, как ни странно. Сложно играть, но шпалы таскать тяжелее.
Владимир Панков, худрук Центра драматургии и режиссуры, приехал на премию с репетиции в Театре Станиславского и Немировича-Данченко, где у него на выпуске опера «Риголетто».
— Вы получаете награду за спектакль, сделанный артистами на грани возможностей. Они танцуют, буквально падая от изнеможения. Насколько сложно актерам было работать?
— Каждый спектакль — это стратегия театра: наша стратегия от современной драматургии к архаичному существованию. И этот спектакль благодаря хореографу Екатерине Кисловой подготовил труппу к следующему этапу. Труппа в прекрасной форме и может очень много чего себе позволить, не только музыкально, они еще и двигаются великолепно. У нас смешанный состав: балетные, драматические артисты, музыканты. Это дорогого стоит. А изнеможение... Вообще все это сложно, конечно.
— Каким будет следующий этап?
— Следующий этап — это обрядовый театр. Большая премьера — проект «Скоморох Памфалон». Это существование в обряде, где игровая форма происходит не снаружи, а внутри самого исполнителя.
Евгений Цыганов, ведущий актер «Мастерской Петра Фоменко», в спектакле «Моцарт «Дон Жуан». Генеральная репетиция» три часа с лишним работает, не снимая силиконовой маски. Спрашиваем:
— Работая с Дмитрием Крымовым, вы могли предположить, что ваш спектакль «Моцарт «Дон Жуан» вызовет такой резонанс?
— Я понимал, что Дмитрий Анатольевич — большой художник и режиссер, что в любом случае это будет интересная работа. А там, где интересная работа, наверное, и возникает такой резонанс. Но мне процесс был интереснее, чем мысли о резонансе.
— Насколько для вас это принципиально новая работа?
— Очевидно, что она принципиально новая, потому что я никогда не работал с маской, никогда не работал с Крымовым. Для меня здесь все открытие, но был и какой-то тревожный момент.
— Спектакль изначально делался в расчете на вас?
— Изначально у нас был сговор с Дмитрием Крымовым. В нашем разговоре он сказал, что если я готов в эту работу впрыгнуть, то он готов ее осуществить. Если бы я не захотел, не смог в силу каких-то обстоятельств работать, не знаю, стал ли бы он ее делать. Может быть, и стал. Но изначально был принципиальный разговор: либо мы вдвоем пробуем что-то, либо нет. Насколько я понимаю, Дмитрий Крымов хотел поработать с «Мастерской Петра Фоменко», с так называемыми стариками театра, но обстоятельства сложились иначе. В итоге у нас молодой коллектив, но все довольны и ни о чем не жалеют.
— Вы весь спектакль работаете в маске. Насколько она сужает ваши возможности?
— Не могу в процентном соотношении определить, насколько она их сокращает или дает, но думаю, что насколько сокращает, настолько и дает, и в плане взаимодействия с залом — насколько забирает энергию, настолько и возвращает.
— Но вас же лишили лица. Это все равно что вас бы лишили голоса.
— Был разговор о том, чтобы и голоса отчасти лишить. Оказалось, что в театре и такое возможно.
Александра Ребенок блеснула в спектакле «Дядя Лева» в роли Маргариты Павловны.
— У меня это уже вторая тарелка «МК». Первую получала как начинающая актриса вместе с Театром.doc и Михаилом Угаровым. Сейчас я уже в среднем эшелоне, что приятно, и получила я ее за спектакль «Дядя Лева» в постановке Константина Богомолова. Приятно, что награды «МК» пришли ко мне вместе с моими любимыми режиссерами. Спектакль получился ностальгический. Он как воспоминание, поклон той Бронной, первой любви и молодости, которых уже не вернуть. Константин обратился к пьесе «Покровские ворота» Леонида Зорина, по которой был снят фильм, и мы знаем его наизусть.
— Вы же занимались журналистикой. Можете себе представить, что работали бы в "МК", стали бы нашей коллегой?
— Мне от такой мысли не страшно. Все было бы прекрасно. Мне кажется, что я как журналист теперь всегда беру интервью у своих персонажей. Мне очень нравится эта профессия. Просто для того, чтобы стать в ней успешной, нужно потратить много лет и сил, нужно быть человеком определенного склада. Мне кажется, что у меня таких качеств не совсем хватает. Это точно так, как актриса, которая становится режиссером. Я тоже училась на режиссерском, но считаю, что у режиссера есть определенные качества, которых во мне нет. Все-таки профессия актрисы для меня самая органичная, любимая, мною правильно выбранная.
— Где вас ожидает больше неожиданностей, нестандартных предложений? В театре или в кино?
— В театре, конечно, больше возможностей. Кино диктует визуальное решение, у него больше рамок, которые нужно учитывать. А в театре нет ограничений. Мужчины могут играть женщин, и наоборот, старые играть молодых, и наоборот. В театре все ограничивается только фантазией и умом режиссера.
Евгений Миронов, чтобы успеть на премию в «МК», уехал с репетиции спектакля «Мастер и Маргарита», который в Театре Наций выпускает гений мировой режиссуры Робер Лепаж.
— Вы репетируете в «Мастере и Маргарите». Что в булгаковском Мастере от Евгения Миронова?
— Я играю не только Мастера. У нас там по пять-шесть ролей. В данный момент Робер Лепаж приземляется в Москве. Мы до пандемии уже репетировали с ним в Квебеке, потом в зуме. Тем не менее, как будет выглядеть спектакль, мы не знаем. Я читаю Булгакова, и мне хочется все-таки, чтобы в «Мастере и Маргарите» Булгаков был как персонаж, как герой. А дальше посмотрим.
— В «Горбачеве» очень сложный грим, его приходится менять во время спектакля. Как можно отработать это в зуме, как договориться с гримером?
— Там гениальная придумка Алвиса Херманиса: артисты начинают постепенно входить в персонажей. Это дает возможность ошибаться. Поэтому даже если у меня парик сползет на ухо, зрители прощают, потому что видят: это репетиция. Такой ход дает нам основание достаточно легко обращаться с гримом.
Иосиф Райхельгауз, режиссер и педагог, худрук театра «Школа современной пьесы».
— Потрясающий спектакль «Фаина. Эшелон» создан по дневникам вашей мамы и вместе с вашей дочерью, художницей Марией Трегубовой. Такой «семейный подряд» для вас важная личная история?
— Моя мама не профессиональный писатель. Я просто попросил ее лет десять тому назад зафиксировать факты биографии. И она писала это как письмо ко мне или к моей сестре. Потом это напечатали в журнале, издали книжку. Мама была поражена. Но главное, что не так давно Елена Всеволодовна Санаева сказала: «Я очень хочу это сыграть». Знаете, у меня в жизни не было таких репетиций: она просто говорила текст мамы, а я плакал. Я придумал, что она варит борщ (а моя мама готовила фантастический борщ, который ели Галина Борисовна Волчек, Олег Павлович Табаков, Булат Окуджава, Юрочка Богатырев — все, с кем я работал и в «Современнике», и на Таганке, а потом уже в «Школе современной пьесы».
Форма спектакля нашлась очень быстро, естественно, моя дочь, Маша Трегубова, она давно уже выдающийся сценограф совершенно независимо от меня, придумала совершенно грандиозную сценографию. Так все сложилось, получилась семейная история. Я обычно на третьем, десятом показе начинаю видеть недостатки, начинаю править, изменять. А здесь ничего не делаю, только прихожу и плачу.
Только что вышла моя премьера «Бешеный хворост», где Татьяна Васильева в главной роли. И вот билетов нет до января, зрители прорываются... (к кассе). Пришло время такое, театр понадобился вдруг как место, где живые люди видят и слышат живых.
