В трейлере документального фильма, который показали в тот вечер, он идет среди высокой травы и цветов, вдоль реки Каменки, под стенами древнего Спасо-Евфимиева монастыря в Суздале, где снимался «Андрей Рублев». Поблизости теперь стоит прижизненный памятник, где рядом с Николаем Бурляевым - Андрей Тарковский и его любимый актер Анатолий Солоницын. Спустя годы Бурляев посещает эти места, рассказывает о том, что их выбрал Тарковский, а сам он живет с чувством его постоянного присутствия в душе.
- Забавный эпизод, - говорит уже не с экрана, а со сцены Николай Бурляев о работе. - Я решил к 90-летию со дня рождения Андрея Тарковского сделать фильм, такой, какой только я могу сделать. Это будет моя исповедь перед Андреем и Андрея через меня перед вами. Это фильм о духовной и религиозной составляющей сути Андрея Тарковского. Я пришел за господдержкой в Минкультуры, как положено. Нужно было пройти питчинг, как там это полуприлично именуют. Все коверкают. Креативная индустрия! Питчинг! Полная катастрофа! Я его прошел, был уверен в себе. Мы с оператором и режиссером Дмитрием Чернецовым, а он лауреат Госпремии, один из лучших документалистов России, быстро сделали трейлер и показали его в Минкультуре. У меня было пятиминутное выступление. Я защитил свой проект, думал, что фильму о Тарковском все дадут. Через семь дней узнал, что он не прошел конкурс на господдержку. Посмотрел, кто же эксперты. Кое-кого из них я бы близко не подпустил к экспертизе, потому что знаю этих людей. Но 15 человек из 30 я совсем не знал. Оказалось, Минкультуры отобрало блогеров и интернет-портальщиков. Я позвонил директору департамента кино Максимченко и спросил: «Кого вы понабрали в эксперты? Они что-то понимают в кино? Как они могли зарубить фильм о Тарковском?» Она ответила: «Мы все равно вам дадим». Деньги дали, и мы снимаем.
Мы празднуем 90-летие планетарного гения. В Завражье Андрей родился. Эти места услышали первый его крик. Теперь это Костромская область. Рядом - Юрьевец, куда переправилась через Волгу семья Тарковских. Там он провел свои детские военные годы. Это Ивановская область. Я говорил губернаторам этих областей и по телевидению, что Тарковский - это все равно что Толстой и Пушкин для России, Гете для Германии, Данте для Италии, Шекспир для Англии. Тарковский – пока единственный человек на планете, который через свои фильмы был проводником Создателя, которого он чувствовал интуитивно.
Параллельно работе над фильмом Николай Бурляев написал целый труд о Тарковском.
- Я собрал книгу о духовной и религиозной составляющей жизни Андрея Арсеньевича. Сам написал. Это огромное эссе на 33 страницы, практически исследование, - рассказывает Николай Бурляев.
А началось все со случайной встречи. В 1959 году Коля, возвращаясь домой из школы, встретил на улице Горького незнакомого ему тогда Андрея Кончаловского, который сказал: «Иди сюда, мальчик». Он искал для своей курсовой работы «Мальчик и голубь» примерно такого же подростка. А потом был просмотр фильма, на котором присутствовал Андрей Тарковский с женой Ириной. Она сыграет маму Ивана в «Ивановом детстве». Ирина обратила внимание на сидящего позади Колю и позднее напомнила ему: «Помнишь, мы пришли на просмотр к Андрону, и я все время оглядывалась на тебя. Ты спросил: «Что вы на меня все время смотрите?». Я ответила: «Ты мне понравился». На что ты сказал: «И вы мне тоже».
- Я не понимал, что и этот приход Тарковского не был случаен, - рассуждает теперь Николай Бурляев. – Ему еще не предлагали снимать «Иваново детство», но он увидел «этого мальчика». И вспомнил о нем, когда предложили этот гиблый проект, который запорол до него другой режиссер, израсходовав половину средств и пленки. Уже не оставалось времени до конца года. Начали судорожно искать того, кто спасет 5 тысяч сотрудников «Мосфильма», не оставит их без премии. И нашли молодого режиссера Тарковского.
Тарковский, если полагаться на слова Николая Бурляева и интервью, данное журналисту в Латвии, согласился на «Иваново детство», потому что «у него был Коля Бурляев».
- Все было строго. Андрей редко хвалил, - рассказывает Бурляев. - Самая главная его похвала – «Коля, это сыр». Значит, что все хорошо. А если он говорил «это рокфор», значит, гениально. Он не баловал меня. Мы снимали под Киевом в городе Канев. Ехали из гостиницы под горку в пузатом автобусе. Андрей Арсеньевич передо мной. Я сижу с мамой. Мы едем работать в болота. Андрей Арсеньевич смотрит на меня, покусывая ногти, и говорит мне и моей маме: «Ну, какую будку ты отъел. Какой ты мальчик из концлагеря? Поменьше его кормите». Строг был очень. Еще на пробе он сказал: «Учти! У тебя будет самая сложная сцена, когда надо заплакать перед кинокамерой. Не так, как ты плакал у Андрона, нюхая лук. Здесь ты должен без лука плакать». Он мне давал страшные книги, «СС в действии», чтобы я задумался о том, что такое война, что значит потерять родных. Он рассказывал, как работают крупные западные актеры, как Жан Габен, вживаясь в роль, поселился в декорациях, чтобы все стало привычно, все ящички, шкафчики. Я запомнил. На следующий день надо было снимать самую сложную сцену. Я, учитывая опыт Жана Габена, спросил, можно ли прийти за пять часов, пока никого нет, чтобы меня одели, загримировали, оставили одного, и я бы готовился к съемкам. Тарковский разрешил. Пять часов я бегал по пустому павильону, накачивая эмоции. Ноги стали пудовыми, свинцовыми. Ходить я не мог. А плакать не хотел. Вот ведь проблема! Понимаю, что подвожу группу. Вижу, что все готово, все замерли. Вдруг Андрей Арсеньевич резко пошел в мой угол. Думаю: все, сейчас выгонит, скажет: «Бездарь! Я же говорил, что у тебя главная сцена. А ты?». Этого я ждал. А он сделал непредсказуемое - подошел, обнял, погладил по голове, стал утешать. «Бедный ты мой мальчик. Коленька! Как же ты себя мучаешь. Что же ты с собой делаешь? Да я все сейчас отменю. Не мучайся ты так», - говорил он. Я заплакал. Это была естественная реакция. Не знаю, осознанно Тарковский это сделал или нет. Он взял меня за руку, подвел к камере, и мы сделали всего два дубля. Первый пошел в корзину, потому что у меня была истерика - трудно было справиться с эмоциями. На втором дубле я успокоился, и он вошел в фильм.
«Иванову детству» в этом году исполняется 60 лет. Юный Коля Бурляев сыграл 13-летнего подростка, дитя войны, сироту. Это был полнометражный дебют Тарковского. Картина получила награду Венецианского кинофестиваля.
- «Иваново детство» - фильм на все времена. Он о войне. Ее там мало, но посмотрев фильм, ты укрепишься в своем патриотическом чувстве. Пока я рос, я этого не понимал. Мне казалось, что Андрей Арсеньевич взялся за фильм о войне, потому что тогда все о ней снимали, чтобы потом была возможность делать что-то еще. Это была моя ошибка. Андрей Арсеньевич сделал фильм о себе. Ему была в годы войны столько же лет, сколько моему Ивану. Андрей был невероятным патриотом России. При мне он постоянно говорил: «Как бы трудно ни было, мы должны жить и работать в России». Перед отъездом в Италию, куда он был официально отпущен делать фильм, Андрей сказал сестре: «Они меня отсюда не выпихнут».
Меня пригласили в Канны представлять «Иваново детство». Жара. Море. Я купаюсь. Я подумал: «Кто придет? Все на пляже». Зал был заполнен примерно на две трети. Я представил картину и сел, чтобы посмотреть, как люди будут реагировать, будут ли уходить. Что им этот фильм? Это же наша война, наш мальчик-разведчик в рванье. Но никто не ушел, были аплодисменты. А я испытал странное чувство, подумал, как же этот мальчик мог так играть? Сейчас я бы так уже не смог. А все потому, что учителями были Кончаловский и Тарковский. С ними я стал профессионалом, относился к своей актерской работе с полной отдачей, сделал все честно. А фильм будет жить, даже когда нас не будет.
Когда Бурляев решил стать режиссером и пришел к Тарковскому домой за рекомендательным письмом для поступления на режиссерский факультет, Андрей Арсеньевич встретил с уже готовой бумагой, где написал лестные слова в его адрес. Но отдавая письмо, он сказал: «Коль, ну что ты делаешь? Зачем ты туда идешь? Ты же понимаешь, что это Голгофа. Ты же видишь, что они делают со мной? Коля, подумай». Переубедить не удалось. «Он преподал мне урок, что на каждый фильм нужно идти как на последний, как на исповедь», - говорит Николай Бурляев.
