«Если бы я мог предположить хотя бы десять процентов интерпретации, которую сейчас вкладывают в мою работу, я бы ее не только не показывал, но и не делал.
Скульптура «Большая мать» была сделана в 2018 году. Делалась она почти три года и была болезненным изживанием травмы, связанной с расставанием с любимой женой.
Я обнаружил себя в энергетическом тупике, не мог работать. Я всегда был трудоголиком и человеком без тормозов, но вдруг оказался человеком, который затормозил, и надолго. Эта скульптура –– моя исповедь, попытка самоанализа и в каком-то смысле терапия. Мне казалось, это получилось, хотя сегодня у меня возникли сомнения.
Я не делал пародии. Меч, вложенный в руки самой архаичной из Венер, был просто выразительным символом власти. Во время работы он претерпел не одну трансформацию: сначала была плеть, которая сложно связывала всех персонажей, потом возник изогнутый кинжал-ятаган, но он привнес неожиданные смыслы. Прямой меч давал необходимую остроту и законченность композиции, но он, конечно, не отсылал конкретно ни к женщине на баррикадах Делакруа, ни к Вучетичу.
Мою работу можно считать политичной, только если рассматривать гендерные политики, столкновение мужского и женского начал, энергий активных и пассивных. Но и в этом смысле она максимально субъективна и сосредоточена на нашей взаимной безжалостности друг к другу и тотальном отсутствии эмпатии.
Во мне самом как будто живут несколько мужчин, которые тянут в разные стороны и не дают определиться, понять в повседневной жизни, хочу я примирения или столкновения, готов уступить или нет.
В жизни я знал много сильных женщин, начиная с матери, и, как все мальчики, вынужденно считал это нормой, хотя внутренне сопротивлялся. Феминизм и воинствующая «новая этика» особенно остро поставили всех нас, мужчин и женщин, перед сложным выбором, как решать проблему взаимного недовольства, амбиций, взаимного непонимания.
Скульптура – трудный вид искусства, тяготеющий к декоративности или идеологии. Особенно она трудна для передачи сложных психологических состояний и внутренних травм. Однако я видел общечеловеческое содержание в своей работе и был доволен конечной визуализацией собственных интимных переживаний. Именно их интимность так долго не позволяла мне показывать работу публично. Только в 2018 году я решился показать ее на выставке в Москве, в выставочном пространстве «Рихтер».
Неожиданная интерпретация и упрощенная политизация мужской травмы выглядит непониманием задачи, которую я ставил перед собой. Хотя я вынужден согласиться, что в этом есть авторская не проработанность смыслов, некоторая формальная двусмысленность и, главное, невнимательность к текущему политическому контексту.
P.S. Я действительно родился в СССР в городе Киеве, в апреле 1981 переехал в столицу страны Москву и с тех пор живу здесь дома и считаю себя российским художником».
