— Времена для всех непростые. Как выживает «Мосфильм»? Не рухнет ли в ближайшее время отечественное кинопроизводство из-за нехватки современной импортной техники?
— Пока у нас стабильная ситуация, хотя российская промышленность, к сожалению, ничего практически не производит, в отличие от советской, которая производила, в общем, всё. «Мосфильм» недавно модернизирован, оборудование у нас очень современное. Если у тебя есть пульт для перезаписи, то он будет работать 10–20 лет. Камеры быстрее обновляются, но у нас они тоже все современные. Мы продолжаем что-то закупать. Как и откуда нам привозят оборудование, я не знаю. Проблемы, конечно, есть. Например, с нашего рынка полностью ушел «Долби». У нас есть студия «Долби Атмос». Она еще может работать, поскольку отменить лицензию невозможно. Она выдана на определенный срок. Но в принципе в России «Долби Атмос» увял. Кинотеатры не могут его использовать, а соответственно, и студии. Свою новую картину «Хитровка. Знак четырех» я делал в «Долби Атмос», но выпускал уже в формате 6.1. То есть и другой, более современный вариант, но он оказался не нужен.
— А какие перспективы у молодых кинематографистов? Многие растеряны, не знают, о чем снимать, как осмыслить новую реальность.
— Это такое тонкое дело, что никто тебе в голову не вложит, что и как снимать. Все зависит от тебя самого. Честно говоря, не знаю, как приходят идеи, но как-то приходят. Лично я постоянно нахожусь в поиске темы, того, что может зажечь. Для меня важно, чтобы то, что я хочу снять, было бы самым важным в моей жизни на сегодняшний день. Порой тебя осеняет, что можно сделать экранизацию какого-то впечатлившего тебя произведения, и ты понимаешь, как ее осуществить. Бывает, что вдруг возникнет какой-то эпизод, какая-то сцена, и этого достаточно для создания фильма. Сказать однозначно, как и когда это случается, не могу. Это очень индивидуальное дело. Что-то подсказать молодым трудно. Они сами должны к чему-то прийти. Если у них есть внутренний стержень, то они найдут что сказать. А если нет, ну, значит, ничего и не надо. Многое зависит от чутья, от природы человека. Конечно, имеет значение и опыт, но когда ты только начинаешь, какой он у тебя может быть. Имеет ли значение насмотренность? Да, хотя, на мой взгляд, самое последнее. Некоторые молодые режиссеры смотрят все подряд, и их собственное воображение затухает. Они становятся рабами каких-то клише, влияний, веяний. Ведь на человека все действует, и творческий потенциал можно сильно нарушить. Ты, конечно, должен ко всему проявлять интерес, смотреть и знать, но нужен в этом деле баланс. Самое главное — попытаться быть искренним, найти в себе для этого силы. Это легко звучит, но труднодостижимо, потому что когда ты искренний в кино, ты открываешься. А человек, как правило, старается себя закрыть для окружающих. Это обычное дело. Чем больше у тебя способности открыть себя, тем больше возможности сделать что-то стоящее.
— Борис Хлебников на фестивале «Короче» сказал, что кинематографистам сейчас важно наблюдать. А высказаться о том, что происходит в мире, они смогут через какое-то время. Вы согласны с этим?
— Опять-таки все зависит от человека. В принципе такое гигантское событие, свидетелями и участниками которого мы являемся, предполагает некую дистанцию. Все-таки нужно какое-то осмысление. А оно, как правило, наступает тогда, когда существует какая-то конечность и можно проанализировать событие во всей его сложности. Когда ты находишься в самом процессе, это все равно, что ехать в поезде. Ты еще не доехал до конечной станции и не знаешь, что тебя ждет. Многое зависит от меры таланта и еще от избранного кинематографического жанра. Например, у документального кино совсем другая природа, и для него как раз сегодня есть самый важный материал. Именно сегодня! Потом уже многое будет восстановлено в игровом кино. А сегодня время документального кино. К сожалению, я его не вижу и не знаю, почему так происходит. Я понимаю, почему игрового кино нет. Многие зрители, кстати, предъявляют претензии по этому поводу.
— Что говорят?
— Почему ничего не снимаете? Что касается меня, то я снял десять лет назад фильм «Белый тигр» и этим все сказал. Я думаю, там было много сказано того, что имеет прямое отношение к тому, что происходит сейчас. В этом смысле я свою миссию в какой-то степени выполнил. В меру своих возможностей. А документальное кино именно сегодня должно запечатлеть происходящее, быстро реагировать, воплощать эмоцию сегодняшнего дня. Документалистам не обязательно ждать, когда закончатся какие-то события. Пока мы видим репортажи военкоров, а это немного другое, в большей степени журналистика.
— Вы говорили ранее в интервью «МК», что век обнулился и нужно все начинать с чистого листа. Это преимущество или дополнительная сложность?
— Это и преимущество, и проблема. С одной стороны, все в твоих руках, а с другой — важно написать первую фразу. Ты не знаешь, как начать историю. Всегда большая проблема что-то начинать, поэтому не могу сказать, что это только преимущество. Действительно, мы находимся на сломе эпох, когда все прошлое заканчивается и наступает что-то новое. Вот эпоха шестидесятников закончилась. Она ушла в прошлое, это уже не актуально. А преимущество сегодня в том, что ты абсолютно свободен в своих оценках и фантазиях. Над тобой ничего не довлеет по большому счету. Хотя, естественно, довлеет, прошлое все равно остается. Но мир, в который мы вступаем, настолько новый, что ты в гораздо большей степени не связан с клише, сложившимися за последние 50–60 лет, а может быть, и 100–200. В этом смысле можно говорить о преимуществе.
— Существует ли сегодня необходимость в крупном национальном фестивале? На лавры почившего «Кинотавра» претендуют и «Дух огня» в Ханты-Мансийске, и обновленный «Короче» в Калининграде, и «Окно в Европу» в Выборге.
— Ну, пока, мне кажется, ни один из фестивалей не может считаться общенациональным. Скорее, потенциал есть у премии типа «Золотого орла». Фестиваль — вообще трудное дело, и важно его правильно сложить. Тут и место проведения имеет значение. Ханты-Мансийск — хорошо, но далеко, это экзотика. Я люблю Выборг, но он слишком северный. Москва — слишком большой город. Я на многих фестивалях бывал и могу сказать, что в крупных городах фестивали не получаются. Выбор Сочи для «Кинотавра» был правильным. Я бы попытался восстановить там фестиваль или где-то еще на юге.
— Что вы думаете о состоянии авторского кино, которое часто именно на фестивалях и показывается?
— Я вообще не понимаю, что такое авторское кино. В 70-е годы и вообще в советском кино о нем и речи не было. Его в 90-е критики придумали. В советское время руководили партийные работники, а потом критики, и до сих пор пытаются руководить. Ведь что такое авторское кино? Это то, где есть личность автора. Правильно? А в нашем кинематографе подразумевается, что гуру — это Тарковский. Молодежи вкладывают в голову, что если снимаешь как он, то должно быть медленно и все как в тумане. А у Тарковского главное не это, а потрясающие образы и стиль. У него есть свой стиль, и в этом смысле он снимал так, как никто другой. И Гайдай снимал как никто другой. И это такое же авторское кино. И Володя Меньшов, и Георгий Данелия в моем понимании снимали авторское кино, такое, что если убрать титры, то все равно поймешь, что снимал вот этот мастер. В этом заключена какая-то мистика. Есть потрясающие режиссеры, например Стивен Спилберг, но у них нет стиля. А у Вуди Аллена он есть. Стиль — это что-то неуловимое, но ты его непременно чувствуешь. У нас же авторское кино превратилось в некий жанр. А это не жанр. Может быть комедия, драма, мелодрама, все что угодно. Вопрос в том, насколько автор обладает своим стилем. Стиль — это искусство. Как он складывается — загадка. Гайдай снимал эксцентрические комедии, и никто не снимал так, как снимал он. Противоречие, которое родилось у нас в связи с авторским кино, губительно сказывается особенно на молодых. Они начинают подражать, но подражают внешним признакам.
— Что бы вы сами еще хотели снять?
— Рад, что сделал картину «Хитровка. Знак четырех». Я хотел снять легкий детектив. Не знаю, что мне захочется еще снять и захочется ли. Я работал в разных жанрах, снимал большие, а значит, сложные картины. Физически это непростое дело. Не знаю, решусь ли еще снимать. Может быть, сделаю что-то камерное. Пока никаких определенных идей нет.
— Новых вам идей!
— Спасибо. Я бы хотел поблагодарить вас за этот разговор. Считаю «Московский комсомолец» лучшей газетой в Российской Федерации. Сам являюсь ее постоянным читателем. Газета очень авторская, у нее свой стиль, что важно, поскольку большинство газет им не обладают. А «МК» обладает.
