Правда, Каштанка-робот обосновалась не на Спартаковской, а в Ермолаевском переулке в ММОМА и называется адресно — «В ученом обществе». Сюда ее привел (и не на поводке) Научно-технологический театр из Сергиева Посада (режиссеры Ира Криворукова и Ваня Заславец). Здесь в абсолютно белое пространство к зрителям на четырех лапах выбегает псина — черная, а не рыжая, как обозначено у Антона Павловича, и то ли железная, то ли в пластике. Да и другие животные хрестоматийного рассказа — гусь, свинья и кот ему под стать — роботизированные, с продвинутыми именами. Так, Иван Иванович, то есть гусь, называется робот doosan A0509s, а свинья Хавронья Ивановна — DIY-робот. На одном механизме женская голова, на другом — шея как бы в виде механической руки, отчего сразу понятно — это Иван Иваныч. И ведут животину не актеры, как по старинке можно подумать, а операторы.
Чеховские роботы общаются, и такая их коммуникация больше похожа не на игру, а на актерские пристройки. Когда партнеры, впервые выйдя на площадку, совместно ищут, как удобнее играть. При этом чеховского текста, знакомого с детства, здесь не услышишь — лишь звуки, когда в «Айфоне» включаем Bluetooth. Сразу не скажешь, какая у такой «Каштанки» целевая аудитория: с одной стороны, зрелище не для маленьких детей, а с другой — некоторые дети в гаджетах более продвинутые, чем взрослые.
Несмотря на всю странность происходящего в белом пространстве, получасовое зрелище удивляло, не давая ни минуты скучать. Механическая героиня Чехова становилась на задние лапы и танцевала, работала как проекционный аппарат. На белых стенах возникал мир собаки-робота, точнее, наш мир, только ее глазами. Потом открывалась стеклянная дверь, а за ней в чугунной ванне сидел живой актер, а не робот, и произносил монолог.
А в это время по сцене Московского театра кукол гуляла совсем другая Каштанка. Огромная, под четыре метра в длину, и занимала точно ее добрую половину. Здесь чеховская собака была рыжая и теплая на вид, почти как живая, потому что выполнена из дерева. Выбор материала продиктован автором: всю жизнь собака, мордой и окрасом походившая на лисичку, провела под верстаком. Такая большая, но не страшная, а очень обаятельная собачка. Все герои узнаваемы, но акценты режиссер (он же художник) Амир Ерманов все-таки сместил. У него выходила даже не жизнь, а сон потерявшейся собаки, с рождения носившей имя Тётка.
И тут еще важна была история гуся Ивана Ивановича, представленного в спектакле выразительной куклой: Иван Иванович тут и по-особенному ходил, и по-особенному разговаривал с помощью охотничьего манка. Даже когда гусь умер, зрители не поверили в его кончину, потому что он уж очень истово и красиво летал.
Третью «Каштанку» из Питера привез театр «Бродячая собачка», и Каштанка у него традиционная марионетка — рыженькая, симпатичная, и ее история понятна маленькому зрителю.
Спрашиваю художественного руководителя Московского театра кукол и фестиваля Бориса Голдовского — не испугался ли он взять на фестиваль, где много кукол разных технологий и живого плана, роботов? Не отпугнет ли это целевую аудиторию кукольного театра?
— Нет, конечно. Тем более на фестивале чеховских пьес, где у нас три «Каштанки», по два «Вишневых сада», несколько «Медведей» и «Предложений». Фестивали для того и устраиваются, чтобы попытаться увидеть будущее, рассмотреть прорывные возможности кукольного театра, что будет в нем через три-пять лет. Так, несколько лет назад мы провели фестиваль новых технологий «Гефест». Потом «Достоевский_Фест» — Федора Михайловича в театрах кукол много и интересно ставили, было что показать. А на этот раз мне захотелось объединить две темы — тему технологий и Чехова. Ведь именно герои Антона Павловича много рассуждают о том, что будет через сто, двести лет? Самое главное, чтобы показывать не какой-то один путь, а разные возможности для театра и попытаться понять будущее. Как говорил писатель-фантаст Уильям Гибсон: «Будущее уже наступило, только оно неравномерно распределено». Для Африки оно одно, для Латинской Америки другое, а для нас третье.
Замечательный был спектакль из Рязанского театра кукол с романтическим названием «Снился мне сад в подвенечном уборе» (режиссер Олег Жюгжда), в котором собрались персонажи из четырех чеховских рассказов — «Загадочная натура», «Драма», «Предложение» и «Медведь». Разнообразные по технике куклы и актеры (профессионально называемые странно — живой план), удивительно свободные в игре с куклами и меж собой, небольшой оркестр и шутки подарили столичной публике прелестный водевиль.
А вот «Чайка», что прилетела из Белгорода, почему-то была сделана в духе гангстерской комедии, где за «кадром» все время стреляли, Нина Заречная с Костей Треплевым лупили друг друга стульями, а между делом на сцену являлись здоровенные птицы (разумеется, актеры в костюмах), правда, больше похожие на откормленных пингвинов, чем на чаек, и валились навзничь, задрав желтые когтистые лапы. Этим и запомнился спектакль в постановке Александра Борока.
Особняком от всех кукольных спектаклей стоял моноспектакль Григория Гольдмана из Ставрополя «Чехов. Послушайте!», где не было кукол, но зато сошлись мысли и чеховских героев, и самих пьес. Задача не из простых, если не из невозможных, оказалась талантливо составлена как бисер на нитке повествования. Из цитат, в том числе исторических постановок МХАТа, авторских песен-комментариев, которые украсили бы любой актерский капустник, и нескольких финалов. Не могу не процитировать: «С точностью до тысячных и сотых/Отхлебнув из фляжечки глоток/Дядя Ваня щелкает на счетах,/Подбивая жизненный итог» и так далее. И это ради того, чтобы попытаться постичь невозможное — понять, зачем мы живем.
