“Метель” рассказывает не о высших сферах власти и не о жизни столицы, а о простых людях в провинции. Время действия — не то вторая половина XIX века, не то середина XXI… Время мертвого застоя — так сам автор определяет политическую окраску событий повести. Смута уже случилась, государь где-то далеко, в Москве, а настоящая жизнь — тут, между селами и деревнями, в непролазном снегу, в метели.
Начало — типичный “Станционный смотритель” Пушкина или еще десятки романов XIX века, действие в которых начинается с того, что барину нужно ехать, а лошадей нет. Поневоле ждешь: где сорокинский подвох? Где прячутся экскременты, где Пушкина сбросят с корабля современности? Где-где — нигде. Писатель сохранил язык, стилистику и атмосферу Пушкина, Лермонтова, Чехова. И удивительное дело: среди бесконечного гламурно-литературного трепа с женскими трусиками на обложках, которым кормит публику современный книжный бизнес, только такой голос кажется человеческим. Кажется, только он отвечает на вопросы русского бытия, только он, по-лермонтовски говоря, “указывает на болезнь”. Только он не вешает нам лапшу на уши.
Доктору срочно надо в село Долгое — отвезти вакцину против эпидемии чернухи. Эта страшная болезнь, завезенная в Россию из Боливии, поражает захороненные трупы, они вылезают из могил и кусают людей. Срочно надо ехать. Но у смотрителя нет лошадей, и потом — метель! В путь он отправляется на самокате крестьянина Перхуши, запряженном пятью десятками малых лошадей (каждая размером с куропатку). Перхушка — этакий Платон Каратаев, олицетворение простого народа, тихий, миролюбивый, беззлобный, все время улыбается (“Один живешь?” — “Один”. — “Что так?” — “Ускоп пристиг”. “Импотенция…” — понял доктор”). Доктор — типичный русский интеллигент, цель имеет благородную — людей спасти, но телом и духом слаб и безволен. За два-три дня, что крестьянин и интеллигент проплутали в лесу в одуряющей, всеохватной, всепоглощающей метели, Владимир Сорокин провел своего доктора через все испытания для человеческого характера. Получился настоящий психологический портрет: когда человек падает духом, когда теряет над собой контроль, когда бодрится, когда делает низости и как все это себе объясняет. А кто виноват? Доктору надо спешить, надо спасать людей — но он замерз, устал, хочет есть, пить, хочет стакан водки, хочет дородное тело чужой жены, мельничихи, не устоял перед встреченными по пути наркоторговцами. Кто виноват? Метель?..
Кстати, о наркотиках. Выдумка Сорокина, конечно, шикарная: наркоманы нового поколения называются “витаминдеры”. Раньше в ходу были два типа наркотиков: стеклянный куб и шар. Под действием огня они выделяют газ, человек впадает в транс и видит прекрасные райские картины. Только при возвращении в реальность жизнь кажется тусклым адом. А теперь изобрели и пирамиду: доктор от нее увидел, как его варят в кипящем масле. Настоящий ночной кошмар! Но придя в себя, он почувствовал, как прекрасна жизнь. Вот такие вот наркотики, по Сорокину, ждут нас в середине XXI века.
Метель, бесконечная метель… Перхушкин самокат снова ломается: на сей раз из-за того, что въехали в ноздрю огромного мертвого великана, погребенного под снегом. Пришлось топором рубить череп… Печальная картина. Нет, не добраться до Долгого, не спасти людей. Да и забыты они уже, эти туманные люди по ту сторону метели, — тут бы выжить. Доктор и Перхуша ложатся под рогожу, лошадки греют их своим теплом — и они засыпают.
Перхуша замерз во сне. Доктор отморозил ноги, и это самое страшное его наказание. За что? За слабость? Ведь во всем же виновата метель… В России всегда виновата метель.
