В театре, несмотря на свалившееся горе, как-то нет суеты, суматохи, обстановка очень домашняя. А потому — уж не знаю, можно ли так выразиться — прощание с Яковлевым стало самым тонким и трогательным из всех, когда-либо мною виденных. Спокойная, тихая музыка — соло флейты с вкраплениями колокольчика. Посреди сцены — черный постамент, не бросающийся в глаза своей дороговизной гроб. Фрагменты строгих декораций с колоннами дорического ордена. По обе стороны — венки от первых лиц государства. Худрук Римас Туминас и директор Кирилл Крок лично обходят то зал, то сцену, переживая буквально за каждую секунду церемонии...
В 10 пошел народ. Поначалу на скамьях у гроба — лишь некоторые из родственников, здесь же в одиночестве Людмила Максакова, по другую сторону — очень скромный Андрей Мягков. В почетном карауле каждые 10 минут меняется буквально вся труппа, без исключения. И не только вахтанговцы — прощается Эммануил Виторган, за ним — Евгений Герасимов. Зрителей, по счастью, обязали раздеваться в гардеробе. Более того, мужчинам в свитерах осторожно намекнули, что неплохо бы надеть хотя бы пиджак, ведь какие-то рамки приличия быть должны... Сотрудник театра попросил снять весь целлофан с цветов и унес шуршащий ком, ну какие уж тут могут быть букеты.
...Цветами в момент застлали весь постамент; но в качестве распорядителя церемонии на сцену вышел Сергей Маковецкий и три часа лично, без всяких помощников, перекладывал горы цветов от гроба прямо на авансцену, ставшую вмиг как радуга. Мало того — Маковецкий подавал руку чуть не каждой бабушке, шествующей к гробу, показывал, куда класть цветы, куда затем выходить. И делал это мягко, трепетно, сколько сотен поклонников Вахтанговского театра прошли через его внимательные руки! Первый раз на моей памяти народный артист ничуть не смущался скромной ролью провожающего, браво.
В зале — народу все больше, никто не расходится. Равно как и за гробом: здесь и Борис Клюев, и Михаил Швыдкой... В какой-то момент Римас Туминас помог дойти до скамьи выдающейся актрисе Галине Коноваловой (она почти 80 лет работает в театре и лишь недавно вернулась на сцену после болезни). Ширвиндт, Стеблов, Юрский, Лановой, Этуш. И... никаких речей. Совсем. Только тихая музыка и — временами — две непафосные аудиозаписи самого Яковлева:
Мы вспоминаем тихий снег,
Когда из блеска летней ночи
Нам улыбнутся старческие очи
Под тяжестью усталых век.
И, знаете, так тихо он говорит это, будто стоит буквально за дверью с микрофоном и вот-вот выйдет к публике... Подошли родственники в темных очках — дети, внуки. Соболезнования выражают официальные лица, от Минкульта — Григорий Ивлиев и Софья Апфельбаум, от Госдумы поклонился артисту Геннадий Зюганов. Казалось бы, церемония — спокойная, без надрыва, но видно, что многие еле-еле сдерживают слезы. Ровно в час дня допуск публики в зал прекращается. Идут — опять же впервые, вот что значит масштаб артиста — врачи в белых халатах, дежурящие в театре по долгу службы. Предпоследний караул — Максакова, Князев, Лановой. В этот момент поднимаются десятка два капельдинеров в фирменных вахтанговских пиджаках цвета бордо. Низко кланяются. Зал просто готов разрыдаться. Музыка затихает. У гроба — Туминас, Крок, Этуш... начинается совсем не давящая музыкальная тема Miserere, звучащая в спектакле «Пристань», как раз в том фрагменте, где вместе с Лидией Вележевой выходил в последний раз Юрий Яковлев...
— Дружно докажем всему свету, что в русской земле все, что ни есть, от мала до велика, стремится служить тому же, кому все должно служить что ни есть на всей земле, несется туда же к верху, к верховной вечной красоте! — на этих словах замирает голос Юрия Васильевича (гоголевская цитата).
За гробом неожиданно собирается вся труппа. Зал встает. Под Miserere черный задник сцены мягко отодвигается так, что добрый портрет Яковлева оказывается теперь на белом фоне, словно улетая ввысь. Зал уже не сдерживается совсем. Тяжелый бордовый занавес Вахтанговского театра медленно ползет, закрывая от нас сцену, цветы и гроб... артисты, оказавшись вне внимания публики, зарыдали... проходит минута, другая, и под аплодисменты открытый гроб тихо выносят из театра. Труппа едет на Новодевичье, чтоб всего через несколько часов выйти в легендарной «Пристани», теперь уже в память о Юрии Яковлеве.
