Пожалуй, ключевое слово, которым можно охарактеризовать спектакль, поставленный дирижером Роберто Тревиньо, режиссером Эдрианом Ноублом и художником Тобиасом Хохайзелем, — это объем. Глубокая перспектива, заявленная в первой же сцене (гигантская анфилада, четкая геометрия линий, ощущение открытого пространства), работает на протяжении четырехчасового представления, меняясь, обретая новые детали и подробности. В том числе и довольно необычные: в Испании выпал мокрый снег. Деревья голы, небольшие сугробы подтаивают. Это, пожалуй, самое депрессивное состояние природы: еще не зима, уже не осень — унылая природа, которая так не соответствует бурлящим страстям и так точно их подчеркивает.
Объемны и характеры персонажей. Казалось бы, в классической опере действующие лица имеют право на однозначность и даже плакатность. Но музыка Верди, к которой чутко, с заслуженным восторгом прислушиваются создатели спектакля, раскрывает психологическую глубину и индивидуальность каждого героя. При этом драматическая убедительность не конвертирует оперу в драму: певцы остаются певцами и применяют актерские технологии, свойственные музыкальному, а не драматическому театру. Поэтому и Дмитрий Белосельский в роли короля Филиппа, и Игорь Головатенко в партии маркиза Позы лепят свои ярчайшие характеры в равной степени вокальными и актерскими средствами, доказывая, что они могут быть неотделимы друг от друга.
Ария короля Филиппа из третьего акта, своеобразный дуэт баса и виолончели — один из величайших шедевров мировой музыкальной культуры — стал замечательным эпизодом спектакля, в котором гармонично совпало все: работа режиссера, сценографа, художника по свету (Жан Кальман) и, конечно, исполнителя Дмитрия Белосельского. Женские партии оказались не менее сильны: у Марии Гулегиной в роли Эболи — мощный и непростой образ, особенно ярко раскрывшийся в ее последней арии. Ну а Вероника Джиоева в партии Елизаветы раскрылась как выдающаяся певица и актриса: женственность в сочетании с духовной силой, красота насыщенного обертонами тембра в синтезе с отличной вокальной техникой — все это буквально завораживает.
Возможно, наименее сильным звеном в связке главных фигур спектакля стал приглашенный итальянский тенор Андреа Каре (Карлос), голос которого часто звучал напряженно и излишне форсировано. Однако и ему удалось создать характер, органично вписавшийся в сложный режиссерский пазл, в котором нет ничего от замучившей «авторской режиссуры». Постановщики как будто просто следуют традиции, но именно эта мнимая простота делает спектакль чрезвычайно интересным, наполняет его подлинными, а не профанными, музыкальными и сценическими событиями. Эдриан Ноубл более десяти лет проработал худруком Королевского Шекспировского театра, и этот опыт читается в решении вердиевского оперного полотна. Одна только сцена с казнью еретиков поражает своей объемностью — драматической, музыкальной, визуальной. Не последнюю роль здесь играют и костюмы Морица Юнге: массовка будто бы сошла с картин фламандских мастеров. Впрочем, хор в этом спектакле массовкой назвать нельзя: грандиозные хоровые сцены — сильнейшая сторона партитуры «Дона Карлоса» — решены безупречно.
Объем отличает и работу оркестра: маэстро Тревиньо исполняет вердиевскую партитуру страстно и невероятно театрально. Яркие контрасты — динамические и тембровые, подвижные темпы, выразительная агогика, эффектные моменты абсолютной тишины — все это дает энергетический завод, возникающий с первых тактов увертюры и не покидающий до финальных аккордов.
Интересно, что, несмотря на протяженность спектакля, зрители не покидают зал. Оказывается, история политических интриг, любви, верности, предательства, долга, стремления к свободе, рассказанная столь «традиционными» средствами, цепляет нас сегодня не по-детски. Потому что сделано все очень талантливо.
