«Ах, как я была влюблена, мой друг / И что теперь? / Я думала это весна, / А это оттепель». Черт возьми, как же привязывается этот припев, как взрывает мозг. В редакции я его пою не переставая. Сначала меня деликатно слушали, а скоро, думаю, уже будут давать в морду. Или, что еще страшнее, пошлют туда, куда любит это делать Регина Марковна.
На самом деле это песня Константина Меладзе на его же слова. Очень хорошая, она как будто взята из шестидесятых. Считалось, что это должен быть рефрен, сквозная нить, но, кажется, сама эта музыка говорит о времени и о себе гораздо больше, чем весь сериал. Тогда что же «Оттепель» — один большой клип?
Сколько споров, раздоров. Так женщины не носили, не те были трусы, не те подвязки. В квартирах таких не жили. Ерунда это всё. Кино — вещь условная, и не надо об этом так уж всерьез. Это лишь мелочи жизни.
Название — отличное! Многомерное, слоеное. Оттепель — как много в этом звуке… И год — 61-й. Тот самый год! Все сошлось, и не было уже почти того тоталитаризма, наследия Сталина, и Гагарин в космосе! Великая страна, мощная, но уже освободившаяся, дышится легко. Идеал, мечта «шестидесятников».
На самом деле это развилка. Чтобы понять, кто мы такие сегодня и как дошли до жизни такой, нужно опуститься именно в тот самый 61-й.
Все умно продумано, через модную сейчас ностальгию. И Валерий Тодоровский в качестве режиссера. Экспериментатор в хорошем смысле. Все, что ни делал в полном метре, точнехонько ложилось в десятку. Пронзительная «Любовь» с молоденьким Женей Мироновым, глубинный, чеховско-достоевский «Любовник» с Сергеем Гармашом и Олегом Янковским; «Мой сводный брат Франкенштейн» с Даниилом Спиваковским — лучший фильм о чеченской войне, где ни капли нет боевых съемок, но все сказано. Захотел боевик — вот вам «Тиски» на высшем уровне. Задумался о мюзикле — ну и пожалуйста, «Стиляги». Теперь решился на сериал.
Вначале хочется рвать и метать: ну быстрее же, быстрее! То, что Тодоровский снял бы в большом кино минут за пять, тут он растягивает на хорошие полчаса. Закон жанра! Или выделяемых денег, чтобы аккуратненько размазать их на все 12 серий? Кто его знает.
Затем наполнение, концентрация, энергетика и… опять провал. Эмоциональный прежде всего. Так и ползет эта синусоида до самого финиша.
Вот сцена с падением с верхотуры режиссера Феди Кривицкого (Михаил Ефремов). Ну видно же, как другой режиссер, настоящий, Тодоровский-мл. договаривается со звездой: «Миша, сыграй тут лицом, потом вверх по лестнице, и бац! Массовка, удивляйтесь, бегите, делайте большие глаза». Уши-то торчат.
Или дождь. Ну да, как будто бы «июльский дождь». Он идет в первых сериях вечно и бесконечно, но мы же понимаем, что это поливальная машина, не более. Опять торчит.
Фильм как пощечина общественному вкусу, из шестидесятых в сегодня. Протест против нашей глупости, пошлости. Но всё на поверхности. Дума запретила всем курить, а мы будем до головокружения, до одури, и пусть весь мир задохнется от этого дыма в глаза. Вы нам матом запрещаете ругаться? Так идите в ту самую ж… (опять Регина Марковна). Вы запрещаете пропаганду гомосексуалов — нате, выньте, получите и распишитесь — настоящий гомик, простой хороший парень. Ну а как еще прикажете бороться против тотальной глупости-2013? Только вот такими намеками — простенько и даже чуть-чуть со вкусом.
Фильм на грани пошленькой мелодрамы. Почти все говорят, что, если их не полюбят, они сделают с собой что-нибудь нехорошее. Почти все герои мужского пола отвешивают смачные пощечины своим женщинам. И много еще красивостей, камера наезжает на глаз, щеку, бородавку… Простите, бородавки у этих прекрасных людей не может быть в принципе. Да, и еще попа… Какая попа у Ани Чиповской — Марьяны, на пять с плюсом!
«Шестидесятники» Марлен Хуциев, Марк Захаров себя здесь никак не узнают. Старческое брюзжание? Но невольно сравниваешь же с «Заставой Ильича», с данелиевским «Я шагаю по Москве», с «Девять дней одного года» Михаила Ромма. Там ведь всё по-другому. Другая атмосфера, другие страсти, другая любовь. Там все настоящее, а ты сопереживаешь героям, будто самым реальным людям.
Здесь тоже многие сопереживают. Зря. Потому что в фильме действуют образы, символы. Оттенки. Игра, какая чудная игра! Здесь всё «как бы», понарошку. Нам подмигивают, но даже не пугают. Следователь прокуратуры (Василий Мищенко) как обобщающая карикатура на систему, совсем не страшная. Отец оператора Хрусталева (Андрей Смирнов) как отраженная в зеркале нотация на вечную тему отцов и детей. Директор киностудии (Владимир Гостюхин) как наше представление о послесталинском партчиновнике, волею судьбы брошенном на киношку, хорошем в принципе мужике, герое Отечественной, но…
Фильм как проекция авторов, их взгляд на «лихие» 60-е из сегодняшнего дня. Важно лишь это понять, выбрать угол обстрела, ракурс, с которого надо смотреть. Я понял, выбрал. И после этого «Оттепель» засверкала фантастическими красками! Не всерьез, ненадолго, просто кино о кино. Привет из нашего тупоумного времени тому, романтическому. И сразу возникает та самая атмосфера, которую так долго искал.
Только эти образы не фантомы. Смотрите, какая Виктория Исакова, самая лучшая в фильме. Игра изнутри, глаза, мимика. Она всегда такая разная, надо только присмотреться. А Евгений Цыганов? Казалось, у него, органичного, всегда естественного, в наличии только одна краска — добродушного пофигиста. Но краска разливается по картине, и в лучшие моменты это уже тончайшая нить высокого накала, вот-вот готовая взорваться, тоска до одури, глубочайшее одиночество.
Михаил Ефремов — отдельная песня, театр одного актера. Вот вам гротеск, узнаваемость, комедия и слезы в одном флаконе. Он ни с кем не сочетается, не стыкуется, сам по себе, но как необходим тут!
Или Нина Дворжецкая, та самая Регина Марковна, посылающая всех по известному адресу. Почему ее так мало в нашем кино, прекрасная же актриса!
Про многих еще можно сказать, да не хватит места.
А атмосфера? Она у каждого своя, и у Тодоровского тоже. Имеет право. Он же все-таки мастер, черт побери.
Заслужил!
«Сначала милицию жестко провоцировали, калечили и душили газом. Потом лидеры протеста зазвали на Майдан бедных студентов и просто оставили их там без какой-либо защиты, как жертву, предусмотренную политтехнологией… Вот кровь и пролилась».
Это уже цитата классика. Классика зовут Дмитрий Киселев. Вторую подряд свою программу «Вести недели» про Украину он зажигает не по-детски. В прошлый раз о мести шведов за Полтаву, про какашку и струю мочи — теперь, казалось, более пристойно. Но «легким движением руки брюки превращаются…» Человек меняет местами два совершенно разных выступления. В ночь с субботы на воскресенье на прошлой неделе силовики разогнали 300 мирных студентов, а уже потом не одна сотня тысяч поднялась на Майдан, и националисты-провокаторы сцепились с «Беркутом». Но г-н Киселев переиначивает оба события, перемешивает их, и вот уже получается, что студенты пострадали не зазря. Да и поделом им!
А что его коллеги по телевизионному цеху?
По поведению Владимира Соловьева на его «Поединке» можно судить о приоритетах высшей власти. Если г-н Соловьев свеж, ироничен, мочит попеременно то одну, то другую дуэлянтскую сторону, значит, эта свобода ему подарена. Вот там он делает что хочет, там он просто лучший. Но если вдруг товарищ Соловьев почему-то прислоняется лишь к одной стороне, и вместе они наезжают на их общего противника, к бабке не ходи — это кремлевские игрушки. В таком случае Владимир спорить уже не имеет права, и его свобода ограничивается лишь количеством наездов на врага. Тогда он становится почему-то очень серьезен. Понятно почему — человек получил задание и просто обязан его выполнять. На последнем «Поединке» к ведущему пришли две красивые женщины — Ирина Хакамада и Вероника Крашенинникова. Соловьев давно дружит с Хакамадой, зато Вероника теперь на новенького. Оказавшись меж двух дам, Соловьев выбрал именно ее.
Ну да, дружба дружбой, а служба… Наверное, после эфира Ирина ему сказала: «Да ладно, Володь, не парься, я же все понимаю, у тебя работа такая». И Володя не парился. Стал подающим для Крашенинниковой, делал ей удобные пасы, и вместе они лихо наезжали на подругу жизни и ее Украину. Вот и Соловьев превратился из журналиста в смелого пропагандиста, а ведь до этого так хорошо держался.
На Первом Петр Толстой у себя в «Политике» тоже был всецело против Майдана, однако сразу в несколько программ подряд приглашал к себе чистую оппозицию, вплоть до Кличко на большом экране. И хотя потомок великого графа-писателя тоже держался стойко, стараясь по возможности заткнуть рот оппонентам, но те как-то не сдавались, как-то озвучивали то, что думают. И абсолютно разные мнения более-менее были-таки произнесены.
Обойма пропагандистов на госТВ очень большая. Они все стараются, но каждый по-своему. Вывод: если ты «родину защищаешь» без границ, берегов и комплексов, нынешние начальники начальников обязательно тебя отметят, поставят в пример и проведут на повышение. Остальные, хотя бы чуть-чуть сомневающиеся, остаются на своих местах. Каждому свое.
