Опишем все подряд, начав с “несущественного”. Во-первых, раздражали здоровые амбалы при входе, фильтрующие назойливых контрамарочников-интеллигентов еще в первых дверях, не пускающие их даже в холл. Вспомнился Кремлевский дворец, унизительная очередь и шмон, которые убивают всякое желание еще раз туда прийти. Надеюсь, “качки” появились разово, из-за визита министра культуры (который, по счастью, ходит в консерваторию нечасто). Позже со сцены Авдеев и нынешний ректор Александр Соколов начали хвалить друг друга за ремонт, не забыв поблагодарить и Лужкова, и Ресина, однако ради приличия могли бы упомянуть и Тиграна Алиханова, прежнего ректора, скромно сидящего в 16-м ряду, — с него сваи-то вбивались…
Далее. Жаль, что убили курилку в межэтажье холла и партера. Где был мужской туалет (и импровизированная курилка) — теперь роскошный длинный буфет. На месте писсуаров — барная стойка. Курить — выходи на улицу. Я сам не курю, но конса — специфическое учреждение, зрители волнуются, переживают, и ради исключения можно было бы курилку оставить, не унифицируя заведение “под европейские стандарты”. Это путь к обезличиванию.
Туалеты теперь только внизу, при входе; самое тут важное — в женском отсеке кабинок стало больше, а потому сократятся очереди в антракте.
Не понравилась в холле странная лестница вниз, словно бы в грот, — нелепое нагромождение ступеней, золотых поручней и зеркал напомнило о турецких отелях. Потом — в холле были фуршет-буфетики, с лотков продавались диски и книги. Это стихийная жизнь, всегда раскрашивающая атмосферу. Где они теперь? Запрещены как киоски у метро?
Шарики, дискотечная иллюминация сцены простительны — праздник (только не надо увлекаться разной подсветкой органа каждые 5 минут, побойтесь бога). Но что крайне раздражает — нелепые гардины на окнах. На кой черт они сдались? Темные, отвлекают на себя внимание, излишне “шикарные”. Отдельное спасибо за витраж св. Цецилии — симпатично, свежо, светло, к месту. Не спасибо — за странные решетки-”солнышки”, как на советских сельпо в холле амфитеатра. Они якобы для безопасности, но смотрятся диковато и незаконченно.
Медальоны-портреты (того же Мендельсона), не вошедшие в основную развеску БЗК, полагаю, еще будут долго гулять в поисках своего места. Тот же исторический гобелен, висящий слева от входа в партер, очень хорош, но там ему не место, блеклое пятно не по размеру просвета. Опять же зря убили копеечные буфетики партера: люди, купив шампанское по 50 руб., легко фланировали взад-вперед, теперь они будут заперты в межэтажье.
Еще — над правым входом сцены было симпатичное деревянное круглое оконце, как из детской сказки, ставшее аутентичным уже по отношению к советской жизни. Кому мешало?
Теперь о “существенном”. Нас немножко обманули, сто раз продекларировав, что зал реконструируется под дату создания — начало XX века. Тут достаточно взять старую фотку и сравнить — это как дважды два. Не с меня эта критика начнется, не мной и закончится: исторического вида на выходе мы не имеем. Во-первых, опять подвесили арлекин — тряпку, закрывающую от зрителя рампу с софитами. До революции ее, конечно, не было. До ремонта была бежевой, теперь зеленая. Что к ней прицепился? Да сцена-то сделана ракушкой, и звуковые отражения работают по определенной “ракушечной” схеме, если одну часть прикрыть арлекином, он обрежет часть высоких частот, они напрочь лишатся тембра, окраски.
Во-вторых, до революции в зале стояли венские стулья не только без материи на попе и спинках, но и спинка-то была не сплошной, а вся в рейках-дырках, чтоб звук свободно проходил. Теперь же (так и было, собственно, до ремонта) в партере получается звуковая гребенка, волна идет иначе. В идеале не стоило столь сильно заботиться о причинном месте зрителя, потерпел бы без тряпки… Говорят, испугались скрипа (если делать целиком деревянные сидушки). А еще эти дешевые золотые ярлычки с нумерацией мест — вообще песня!
В-третьих, изначально в БЗК были боковые ложи под балконами, их не восстановили. По мне — и слава богу, но сторонники историзма упрекнут.
В-четвертых, была заменена на более изящную обкладка карманов справа и слева от органа (туда завозятся рояли и клавесины). Но изначально карманов не было, была видна белая раковина сцены, и органисты пытались добиться, чтоб карманы сняли вовсе: “Кавайе-Колль” зазвучал бы куда лучше. Но послушали рабочих стены, которые бубнили, что им так легче пристраивать крупные инструменты.
Из хорошего — над органом справа и слева сделали дырки в стене, ниже этих дыр проходят окончания знаменитых деревянных 32-футовых органных труб, так отверстия сделали, чтобы дать им как надо зазвучать. Очень правильно!
Теперь — за что боялись более всего — акустика. Наш эксперт сегодня — известный органист Константин Волостнов:
— Хорошо, расчистили красочные слои, теперь мы больше ощущаем сам зал, его объем. Это плюс. Раньше была мягкая, говоря проще, испорченная в советское время акустика.
— А в БЗК не будет подзвучки, как в КЗЧ, временами?
— Думаю, нет. Не знаю, какого качества висят четыре новые белые колонки по бокам сцены, судя по тому, как был отстроен вчера микрофон ведущей, колонки не произвели впечатление хороших. Видимо, это звукорежиссерская задача. Если, скажем, он хитро пустит высокие частоты у скрипача на колоночки…
— Это не зазорно?
— Естественно, это зазорно, и к этому лучше б не прибегать! Это все равно что ты общаешься с шикарной женщиной, а ухо у нее будет электронное… Ты ж сбежишь! Главное — ясно: акустику не испортили. Это на 110%. Даже чуть улучшили. Но выйти на уровень 1901 года не смогли по ряду причин…
…Вторая серия, которая нас всех теперь будет держать в напряжении — реставрация самого органа. Денег нет. Когда, чего — непонятно. Создан при консе спецфонд, цель которого с миру по нитке собрать на орган денег. Приблизительная цена вопроса — 1,5–2 миллиона евро. Пока ясно, что, несмотря на возведение антипылевого саркофага, строительная пыль все же в орган попала, но инструмент не был убит. Когда найдутся деньги, потребуется год, чтобы потихонечку, по-научному его реставрировать, восстанавливая качественные детали, а не засовывая пластмасски. На первом этапе можно будет совершать ремонт без закрытия зала — путем выноса не очень объемных деталей (тех же винлад) в другое место. На финальной стадии, когда придется трогать большие трубы, фасад, конечно, нужно будет лето, закрытие сезона…
