В “Жене, Женечке и “катюше” Галина Фигловская снималась после нервного срыва,
а Олег Даль под приговором суда
Неизвестно порой — проклинать судьбу или благодарить. Сними режиссер Владимир Мотыль фильм о декабристе Кюхельбекере, и не было бы его трогательной картины “Женя, Женечка и “катюша”. В секторе кино ЦК КПСС сценарий по “Кюхле” Тынянова посчитали опасным.
Шел 1965 год, хрущевская оттепель осталась позади, вспоминать о мятежниках стало не время. К тому же чиновники усомнились: не еврей ли Кюхельбекер? От отчаяния Мотыль начал искать сценарий из другого времени, где у главного героя был бы такой же нескладный характер, что у полюбившегося ему декабриста. Родилась идея снять безопасную комедию о Великой Отечественной войне. Вместо друга Пушкина — Кюхли — появился минометчик Женя Колышкин, вместо графини — Женечка Земляникина.
Cъемки начались с шантажа
“Меня не интересовали баталии, — говорит Владимир Мотыль. — Гораздо важней представлялось проникнуть во внутренний мир героев”. Режиссером не случайно были выбраны ракетные части, которые непосредственно в схватках не участвовали. Знаменитые “катюши” значительную часть времени простаивали в тылу. Поступал приказ Верховного Главнокомандующего, ракетные установки ночью с потушенными фарами выдвигались в заданный квадрат, отстреливались и тут же уходили маскироваться в леса. Сверхсекретное оружие тщательно оберегали от посторонних глаз.
С предложением сделать эксцентрическую комедию Мотыль пришел к Булату Окуджаве. “Я обожал этого стойкого, маленького, худенького солдатика, — говорит режиссер. — Помня его обруганную автобиографическую повесть “Будь здоров, школяр”, я был уверен, что тема задуманного фильма ему будет очень близка”. Мотыль нашел Окуджаву в Ленинграде, у поэта и писателя был семейный кризис, он жил тогда у своей будущей жены Ольги Арцимович.
“Сюжеты носятся в воздухе как тополиный пух. Мы с Мотылем, нечего не зная друг о друге, поймали один и тот же сюжет...” — напишет позже Окуджава в коротеньком и остроумном предисловии к сценарию.
“Писали мы сценарий с Булатом в весенней Ялте, в доме писателей, — вспоминает Владимир Яковлевич. — Балконы наших комнат выходили на цветущие сады. Работали отдельно. Я писал сюжет, он вставлял потрясающие диалоги — подлинные и остроумные. Булат отлично знал солдатский быт. Кто-нибудь из нас кричал из окна: “Я готов...”, мы сходились и сводили наши тексты в единый сценарий. Позже я также пытался пройти через некое соавторство, но все потуги кончались полной неудачей, я неизменно просил соавторов уйти с дороги, дав мне полную свободу. С Булатом у нас не было разногласий, работа шла полным ходом. Конечно, мы использовали некоторые автобиографические детали, рассказанные Булатом в его повести, — вспоминает Мотыль. — У него тоже был увлечение связисткой, но не более. Меня всегда удивляло, как иные из критиков и журналистов, не взяв в руки прозу Булата Окуджавы, писали, что фильм “Женя, Женечка и “катюша” — это экранизация повести “Будь здоров, школяр”. Это чушь.
Окуджава, когда писал сценарий, представлял вместо героя себя, Мотыль, когда снимал картину, примерял на роль Колышкина себя... В результате картина получилась совсем не та, что задумывали режиссер и сценарист, она вышла гораздо серьезнее.
Название фильма пришло сразу. Инфантильная история должна была иметь соответствующее название. Озаглавив сценарий “Женя, Женечка и “катюша”, Мотыль считал, что таким игривым названием он усыпит цензуру.
Но непробиваемому по тем временам сценарию был дан зеленый свет только благодаря... шантажу. На одной из конференций в Свердловске Мотыль, возглавлявший тогда Театр юного зрителя, поймал на невежестве первого секретаря обкома комсомола — Филиппа Тимофеевича Ермаша. Перебравшись в Москву, чиновник, ставший завсектором ЦК по кино, не преминул оболгать начинающего режиссера. Ермаш заявил, что выдвинутый на Ленинскую премию фильм “Дети Памира” снят благодаря помощи Льва Кулиджанова, а у последнего уже есть Государственная премия. А Лев лишь прочел сценарий и один раз прилетел на съемки фильма посмотреть уже отснятый материал. Премию Мотылю не дали. На пленуме Союза кинематографистов режиссер пригрозил Ермашу разоблачением. В новой должности скандал был чиновнику не с руки, он решил поддержать режиссера: “Я слышал, у тебя какие-то проблемы с новым сценарием, военная тема, комедия...” Тут же подзывает генерала Востокова — первого человека в Главном политическом управлении армии, отвечающего за искусство: “Тут есть прекрасный сценарий на военную тему”. Вызвал он к себе и Киселева — директора студии “Ленфильм”: “Ты что, такой сценарий маринуешь?” Тот тут же соврал: “Так уже приказ есть о запуске”.
Органическая грубость воюющей связистки
В период работы над сценарием Мотыль и Окуджава признавались друг другу, что, будучи в юные годы худыми, длинными и нескладными, испытывали тягу к крепким, властным девушкам, которые разговаривали небрежно, а порой и насмехались над ними... Мотыль подбирал Женю Земляникину по своему вкусу. Позже оказалось, что и Булат выбрал бы именно ее. Но сначала руководителями “Ленфильма”, худсоветом и парткомом режиссеру была навязана актриса Наталья Кустинская.
“Она хорошая актриса... в опереточно-водевильном плане, — смеется Мотыль. — Мне понравилось, как она сыграла в паре с Натальей Фатеевой в фильме “Три плюс два”. Но она была бесконечно далека от задуманной мною фронтовички. Кустинская не могла с ходу отшить неугодного кавалера, в ней не было органической грубости воюющей связистки. Отсняв всю летнюю натуру, я категорически заявил: “Или я убираю Кустинскую, или не снимаю картину”. Пришлось Кустю — так ее звали в съемочной группе — снять с роли”. Но на общих планах в фильме она все-таки осталась.
Картина была приостановлена. Поиски новой главной героини ни к чему не привели. Просмотрев многих питерских актрис, режиссер поехал в Москву. Побывав во многих театрах, от отчаяния он зашел в “Щуку”. Считалось, что в этом театральном училище учатся самые сексуальные студентки. Педагоги предпочитали отбирать среди талантливых девиц тех, кто может “с пол-оборота завести” мужскую половину зала, намертво приковав к себе ее внимание.
Мотыль с ходу взял в оборот руководство училища: “Назовите среди ваших учениц трех-четырех самых талантливых за последние два-три года, у которых не сложилась актерская судьба”. Удивительно, но такую актрису тут же вспомнили, правда, следы ее потерялись. Ни в одном из театров Москвы она не работала. Режиссеру пришлось разыскивать свою будущую героиню с помощью МВД и чекистов. Нашел он ее аж в Подольске. Галя Фигловская работала тогда на одном из оборонных заводов по первой своей специальности. В “Щуке” она была самой старшей на курсе. И, что называется, подавала надежды, ее замечали. Считали очень талантливой и пророчили большое будущее.
После тяжелой неудачи в личной жизни девушка попала в больницу с нервным срывом. А потом и вовсе ушла со сцены.
“Первое, на что я обратил внимание, когда Галина предстала передо мной, — рассказывает Владимир Мотыль, — на ее чувственную нижнюю губу. Я представил, как она не просто поцелует нашего солдатика, а прямо проглотит целиком... Я понял, что близок к цели: “Вот вам сценарий, подготовьте вот этот кусок текста для пробы”. Она согласилась. Прочла сценарий. История чистой любви связистки и минометчика ее зацепила...
Булат был очень доволен, говорил: “Мою роль ты не угадал, а девушка — точная фронтовичка”.
В связистку Женю Земляникину в фильме все немного влюблены. В кадре минометчик Женя Колышкин заикался и робел перед белокурой красавицей, а та, насмехаясь, кричала ему: “А ты еще малявка, да?” Но как только прекращались съемки, они тут же менялись ролями. Олег всячески подтрунивал над Галей, не упускал случая назвать ее Фигой.
“В съемочной группе многие симпатизировали актрисе. У Гали был необыкновенно красивый низкий голос, — вспоминает Михаил Кокшенов. — Но романы у наших мужиков случались только на стороне”. Гасли софиты, и влюбленная Женечка снова становилась сдержанной и серьезной.
После того как фильм пустили в прокат, Галину Фигловскую пригласил в свой театр Георгий Товстоногов. Великий режиссер очень ценил женскую красоту.
“Определенный тип женщин на него производил неизгладимое впечатление, — поясняет Мотыль. — Он считал Галю суперсексуальной актрисой. На самом деле она была абсолютно холодной женщиной. Постепенно Товстоногов перестал давать ей роли в спектаклях”.
Через несколько лет Галина вышла замуж за Эдгара Дубровского, написавшего сценарий к фильму “Холодное лето 53-го”. Бывший альпинист, сын известного художника сумел растопить сердце тонкой и ранимой Гали и сделать ее счастливой.
“Это была безумная любовь, — вспоминает композитор Исаак Шварц, друг семьи. — Галюша последние годы сильно болела. Она вся высохла, на нее больно было смотреть, одни глаза — те самые глаза Женечки Земляникиной и остались...”
Год назад Галина Фигловская умерла от сильнейшего приступа полиартрита. Во время болезни, когда Галина уже не могла передвигаться сама, муж, инвалид с одной ногой, сам перенесший ряд серьезных операций, носил любимую на руках.
Время, когда Галина снималась в этом фильме, она считала самым ярким в своей жизни. Эдгар Борисович рассказал репортеру “МК”, что, когда показывали по телевизору “Женю, Женечку и “катюшу”, Галя молодела прямо на глазах. На стене их гостиной на самом видном месте до сих пор висят три портрета — Мотыля, Окуджавы и Шварца, который написал божественную музыку к фильму.
Пьяного Даля ставили спиной к камере
Главную роль нелепого интеллигента Жени Колышкина, который постоянно попадает во всякие трагикомичные ситуации, прочили Олегу Далю. Длинная, нескладная, юношеская фигура Даля как нельзя лучше подходила для роли влюбленного минометчика. Но пробы оказались одна неудачнее другой.
“Я совершенно потух, — продолжает вспоминать режиссер. — Мне говорят: “Володя, ты разве не заметил, что Даль “под балдой?” Я подошел к Олегу и сказал: “Ты был не в форме, давай назначим вторую пробу, имей в виду, в таком виде тебя на роль никто не утвердит”. Он приезжает — еще в более сильном подпитии. Я понял, что Олег находился в тяжелом запое. Отдавая должное его таланту, я назначил третью пробу...” У Даля тогда не ладилась семейная жизнь. Его второй брак с актрисой “Современника” Татьяной Лавровой продлился всего полгода. Как ни странно, подействовала в полной мере на него директор картины. Она по-матерински высказала ему: “Олег, ты хороший парень, но ты ушел из “Современника” после очередного скандала, расстался с одной женой, с другой, ты хочешь совсем пропасть?” Как ни удивительно, но увещевания подействовали. На третью пробу Даль приехал в моднейшем вельветовом пиджаке вишневого цвета. С ходу прочитал отрывок, все ахнули — Олег сразу “схватил характер” своего героя, хотя Даль по жизни был ироничным, замкнутым человеком, а его герой — Женя Колышкин — открытый и простодушный.
“В роли инфантильного ракетчика он просто парил, — замечает Мотыль. — Я взял Олега в картину, но предупредил: “Забудь, что задумана эксцентрическая комедия. Все надо делать всерьез. Строго по Станиславскому: “ощущение жанра должно возникать в зрительном зале, но только не у актеров”.
Далю в то время не было еще и двадцати пяти. Слушая режиссера, он был немногословен, в его ответах чувствовалась снисходительная нотка: “Роль неплохая. Ну ладно, попробую...” Он все переводил на свое внутреннее мироощущение. Самолюбивый Даль был уверен, что ему подвластна любая роль...
За время работы над картиной съемочная группа пережила два срыва Олега. “Я был вынужден ставить его спиной к камере, — говорит режиссер, — от выпитого накануне у него было отекшее лицо и мутные глаза. Он же умудрялся при этом еще и шутить, и насмехаться над напарником — Кокшеновым. Олег пускал реплики, которые напрочь сбивали Мишу с толку. Звукооператор — интеллигентная женщина — выскакивала с красными ушами и просила: “Ну, пожалуйста, попросите Даля не выражаться...”
Зимой Олег снова “выпал в осадок”... Как раз нужно было снимать его отсидку на гауптвахте, коронный кусок с потрясающими диалогами, написанными Булатом Окуджавой. Но в гостинице, где жила съемочная группа, грянул жуткий скандал. Даль, будучи “под мухой”, оскорбил дежурную по этажу. Она не давала ему ключи от номера, а ему срочно нужно было туда попасть... Даль сорвался, обматерил ее, она и вызвала наряд милиции. “Олега взяли. Скоропалительный суд припаял ему пятнадцать суток, — рассказывает Мотыль. — Я еду к начальнику милиции, хлопочу за него. Но мне объясняют, что ничего не могут сделать: “Пока мы будет ходатайствовать перед вышестоящим судом, пройдет больше месяца”. Я договорился, что под стражей его будут доставлять к нам на съемочную площадку. Зима заканчивалась, а у нас по сценарию она была в самом разгаре. Кутузка, в которую попал Олег, была для нас просто даром судьбы, ведь достать водку под конвоем было невозможно. Переживший шок от суда, артист внутренне перестроился, более покладистого и понятливого Даля, как в тот период, я не припомню. Когда он сидел после пьянки на “губе” — ему нужного самочувствия не нужно было занимать. Оно уже было. Это оказались лучшие куски в картине”.
Позже Мотыль позовет Олега Даля в “Звезде пленительного счастья” сыграть благородного офицера. “Он тогда уже был очень мрачен и совсем немногословен, — говорит режиссер. — Мы встретились просто как знакомые, как сотрудники, никаких чувств, эмоций, воспоминаний не было. Я знал, что он был в полной завязке
С бодуна артисты опохмелялись манной кашей с вареньем
Интеллигентному, хилому и сутулому Олегу Далю должен был противостоять этакий деревенский крепыш. Миша Кокшенов стал для режиссера просто находкой. Мотыль увидел выпускника Щукинского училища и тут же расплылся в улыбке — именно таким вот — рыжим, большим — они с Окуджавой и выписали в сценарии Захара Косых. Миша предстал перед режиссером в полном соответствии с внешними и внутренними признаками. “Олег весил 69 килограммов, я — 102, — вспоминает Михаил Кокшенов. — Мне никак не могли подобрать форму, костюмерам пришлось перешивать гимнастерку, расставлять галифе, на шапке у меня не сходились завязки...” “Ну ты, будка”, — нередко в шутку кричал ему Даль на съемочной площадке. “Мы с Олегом во время съемок стали настоящими друзьями, — рассказывает Михаил. — Я отправлялся “качаться” в спортзал, он шел со мной за компанию. Сидел и просто смотрел. Напротив гостиницы была диетическая столовая. С бодуна мы неизменно шествовали туда есть манную кашу с вареньем. В военной форме шатались по городу, представлялись матросами — Олег юнгой, я — боцманом. Даль говорил исключительно на французском, такие сцены разыгрывали... Нередко мы отправлялись на рынок. Торговцы жалели служивых — наливали молодого молдавского вина, совали нам связки воблы... Мотыль предупреждал: “Увидите желтую ракету — чтобы мигом были на съемочной площадке”. От вояжа по рынку у нас искры сыпались из глаз... Ракета мерещилась ежеминутно”.
Парочка Даль—Кокшенов доводила своими хохмами всю группу до колик. Ездили актеры на съемки на американском “Виллисе”. Из открытой машины были видны автоматы, военная форма ребят. Город Калининград, где снимали картину, был режимным. Поймавшие кураж актеры патрулю на вопрос: “Кто такие?” могли, вытянувшись, отрапортовать: “Отдельная часть железнодорожного флота” или: “Морская кавалерия...” Им говорили — пройдемте... А им того и надо было. Однажды из притормозившей машины спрыгивает в гимнастерке Олег — расхристанный, без ремня, и бежит через площадь к забору. Кокшенов тут же выскакивает вслед с автоматом, стреляет в воздух и кричит: “Стой... Убью, гад”. Никто не ожидал, что ловить “бандита” кинутся и мирные граждане. Кончилось тем, что Далю чуть все ребра не переломали.
Когда стали озвучивать картину, Миша все говорил Мотылю: “Владимир Яковлевич, что это я все кричу и кричу? Как-то однообразно получается...” Режиссер парировал: “Ты таким однообразным и должен быть”. Высокая, громкая тональность Захару Косых была задана не случайно. Надо отдать должное таланту молодого актера. Михаил был отчасти редактором своей роли. Он любил ходить в самые затрапезные пивнушки и слушать народную речь. Целый ряд этих “пьяных” словечек он вставил в речь своего героя. Позже Михаил Кокшенов рассказывал Мотылю, что часто в житейских ситуациях он пользовался закрепившимся за ним имиджем этакого жлоба и одновременно простолюдина.
Мало кто знает, что в фильме “Женя, Женечка и “катюша” дебютировал известный ныне артист Владимир Ильин. Пацаном он появлялся в сцене со своим отцом — полноватым, усатым командиром. “Отец Владимира — Адольф Ильин — рассказал на съемках удивительную историю, — улыбается режиссер. — Он знал немного немецкий язык и во время войны, когда поймали “языка”, однажды выступил в качестве переводчика. Начал Ильин допрашивать немца, и вдруг оба рассмеялись. Никто ничего понять не может. Оказывается, имя русского переводчика было — Адольф, а пойманного фрица — Иосиф...” Сыграл маленькую роль в фильме Мотыля и Марк Бернес. Его прельстила эта роль, потому что он должен был играть полковника, “похожего на Марка Бернеса из Одессы”. Немцы у Мотыля в фильме были настоящие. Фрицев в картине играли студенты Ленинградского университета из ГДР.
Фильм вышел в свет по милости Косыгина
Фильм “Женя, Женечка и “катюша” весь построен на реальных фактах. Даже история, когда советский солдат попал с посылкой к немцам, — подлинная. Заметка о том, как заблудившийся вояка, выпив с врагами под Новый год шнапса, был перекинут из вражеской траншеи на нейтральную полосу и благополучно добрался до своих, была опубликована в одной из фронтовых газет. В отличие от Жени Колышкина, он скрыл, что был у немцев, это открылось только к концу войны.
А сцена на Балтике, где Земляникина и Колышкин разминулись в трех шагах, так и не встретившись, пришла к режиссеру из воспоминаний детства. “Это отзвук семейной трагедии, — морщит лоб Владимир Яковлевич. — Мой отец был арестован; когда он находился на пересылке в Медвежьегорске, перед отправкой на Соловки, мать — со мной, трехлетним, на руках — пробралась на лесосплав, чтобы с ним встретиться. Мы уезжали, отец понимал, что видит свою жену и сына в последний раз. Ему не разрешили проводить нас на вокзал. Пять километров до поезда мама несла меня на руках, отдыхала, снова шла. По дороге нас подхватила легковушка, до станции мы добрались раньше, чем планировали, зашли в вагон, сели на лавку, и мама разрыдалась. Позже из письма выяснилось, что отец таки вырвался и примчался на вокзал. Прибежал на станцию за несколько минут до отхода поезда, но не зная, в каком мы вагоне, он бегал вдоль состава и кричал. А мать плакала и не слышала его крик”.
Мотыля часто спрашивают, зачем он убил Женечку Земляникину, а потом и Верещагина в “Белом солнце пустыни”. “Выньте мысленно гибель Петрухи и Гюльчатай, — горячится Владимир Яковлевич, — и Абдулла предстанет неким национально-освободительным героем. Убийство, в плане борьбы добра и зла, ставит все на свои места”. Впрочем, гибель связистки была неожиданной для самого Мотыля, не знал о печальной концовке и Булат Окуджава. Идея финала пришла прямо на съемках. “Я хотел показать уродства войны”, — объясняет Мотыль.
Высокие армейские чины из Главного политуправления Советской Армии обещали “стереть создателей этой стряпни в порошок”. Картина попала на широкий экран лишь благодаря морякам Балтийского и Северного флотов. Мотыль не мог смириться с тем, что его детище положили на полку. Захватив лишнюю копию фильма, он отправился в Североморск. “Я знал, что моряки повсеместно пели песни Булата Окуджавы, — вспоминает Владимир Яковлевич. — Не могли они не оценить и нашего совместного сценария”. В Мурманске и на Балтике фильм приняли на “ура”, и везде режиссер просил адмиралов написать официальный отзыв о картине. Собрав целую пачку таких рецензий, Мотыль дал телеграмму премьер-министру Косыгину из трехсот слов. Не надеясь получить ответ, режиссер укатил на юг читать лекции. Вдруг в Гагры на его имя до востребования пришла телеграмма, в которой сообщалось, что вопрос рассмотрен и надо обратиться к председателю Государственного комитета по кинематографии... Неожиданно и из Главного политуправления пришла помощь картине. Замещающий начальника-мракобеса контр-адмирал после просмотра картины, выслушав критические замечания присутствующих генералов, полковников, подполковников, заявил: “Так мы уничтожим всякое искусство... Фильм хороший! Надо показывать”. Так были пущены в прокат триста копий картины.
Судьба артистов, сыгравших в фильме, во многом оказалась трагичной. 39-летний Олег Даль в пьяном угаре умер от сердечного приступа. Его нашли мертвым в гостиничном номере в Киеве, рядом стояла пустая бутылка из-под водки. Артист запил по-черному, наплевав на вшитую “торпеду”. В результате поднялось высокое давление, сосуды не выдержали... Галина Фигловская все годы после фильма сильно болела. Павел Морозенко, сыгравший безнадежно влюбленного в Женечку красавца Лешку Зырянова, в расцвете сил утонул. “Я не снимаю чистых комедий, потому что вся наша жизнь трагикомична”, — говорит Мотыль. И видит Бог, он прав.
