Кан-кан на лазурном берегу

Позавчера вечером, к вящему восторгу тысяч зевак и сотен теле- и фотокорреспондентов, заполнивших пространства перед каннским Дворцом фестивалей, на знаменитую Красную лестницу выскочили танцовщицы кабаре, с поставленным визгом отплясывавшие канкан. В соответствии с принципами политкорректности они были разных наций и цветов кожи. Вообще-то по Красной каннской лестнице принято ходить чинно. Даже фотографы, снимающие на лестнице звезд, и те обязаны носить душные черные смокинги с бабочками. Но появление задирающих ноги танцовщиц было оправданно.

Как оправданны и заголовки, мелькающие сейчас в мировой прессе: повсюду каламбуры типа Cannes-can, что читается как “канкан”. Дело в том, что на открытии фестиваля был показан долгожданный мюзикл Бэза Лурманна “Мулен Руж”, в котором Николь Кидман и Эван Макгрегор поют своими голосами — сверхпрофессионально, не хуже приличных поп-певцов. Хотя действие происходит якобы в Париже будто бы в 1900 году, поют они песни “Битлз”, “Квин”, Элтона Джона, Мадонны etc. Получился, как заметил сам режиссер Лурманн, “саундтрек твоей мечты”.

Уже после “канканщиц”, к еще большей радости публики, на лестнице появились Кидман и Макгрегор: она выше его (впрочем, на высоченных каблуках), он с герл-френд и короткой стрижкой, похожий не на мачо с признаками интеллектуализма на лице (каков он в последних фильмах, включая “Мулен Руж”), а на шпану с лондонских стадионов. Днем на пресс-конференции (Кидман была в длинном узком платье, подчеркивающем ее осиную талию и фирменно белую кожу) актеров-звезд затмил режиссер Лурманн. Как выяснилось, он не только мастер хулиганских фантазий на темы прошлого и классики (до “Мулен Руж” он снял фильм “Ромео + Джульетта Вильяма Шекспира”, в котором Ромео — Ди Каприо палил из парабеллума), но и большой любитель себя послушать. Будучи, как и Кидман, австралийцем, он рассуждал об особенностях австралийского кино и пр. На лестнице же Кидман отыгралась. Вопреки протоколу то и дело в разных местах подбегала к вопящей публике — раздавала автографы и даже, как некогда президент Горбачев, пожимала протянутые к ней в мольбе (дай дотронуться!) десятки рук.

Сам фильм, безусловно, мало на что похож, но оставляет послевкусие двойственное. Лурманн уверяет, что он сделан в “эстетике красного занавеса” — условно театрализованной манере, в которой делались фильмы с участием “великих див” 40—50-х годов, в частности Марлен Дитрих. Но в реальности это бесстыдно-постмодернистская смесь всего и вся. Париж начала века весь компьютерный: он одновременно сказочный и пародийный, напоминает театральный задник. В нем с неба регулярно сыплются мириады мюзик-холльных звезд-блесток. “Мулен Руж” 1900 года, в котором поет и пляшет кислотный Тулуз-Лотрек, похож на современнейшие ночные техно-клубы с супермашинерией. Макгрегор, однако, играет не Тулуз-Лотрека, а наивного юношу-поэта, который, как Орфей в ад, спускается на это богемное дно, чтобы обрести любовь. И обретает, влюбившись в героиню Кидман — самую известную куртизанку Парижа. Далее начинают перемешиваться уже сюжеты века XIX, вспоминаешь и “Богему”, и “Даму с камелиями” (героиня, о чем заявлено заранее, трагически помирает от чахотки). Но при этом герои все равно продолжают изъясняться фразами из поп-шлягеров на темы любви, сочиненных в веке XX, даже в те редкие моменты, когда говорят прозой (“All I need is love!” — кричит Макгрегор словами Леннона — Маккартни).

Плюсов в “Мулен Руже” три. Первый: запредельная режиссерская фантазия (хотя сверхбыстрый монтаж, перед которым пасует даже монтаж канала MTV, иногда утомляет). Второй: из фарса и пародии вдруг произрастает история действительно трагической любви. Третий: две-три невероятные сцены, в частности, в момент трагической кульминации, изумительно эффектный — так и напишу — “клип”, когда герои исполняют знаменитый мини-реквием группы “Квин” Show must go on. Минусы: неслаженность сюжета и временами чересчур напыщенная эмоциональность, оставляющая равнодушным. Отмечу и холодноватость Кидман, которой драматические сцены удаются куда лучше и любовных, и пародийных.

Со вчерашнего дня начались регулярные просмотры, и фестиваль поймал ритм. “Телец” Сокурова будет показан почти под занавес, в конце следующей недели. Это знак хороший: выходит, что организаторы фестиваля относят Сокурова к фаворитам.

P. S. На церемонии открытия фестиваля, которую вела Шарлотта Ремплинг, наряду с Энди Макдауэлл, Летицией Каста, Френсисом Фордом Копполой засветился и Никита Михалков. А ведь когда-то говорил, что в Канн, где его обидели, он больше ни ногой.* * *Пока суд да дело, пока звездные тела поднимались по красной ковровой дорожке, закулисье жило своей жизнью: охрана, гости, журналисты, организаторы попивали шампанское, и никто при этом не кричал, не нервничал — все чинно и спокойно, как на похоронах. За этим вот нордическим спокойствием и за яркой оберткой праздника жизни стоит титанический труд. Еще бы, ведь подготовка к фестивалю началась около 7 месяцев назад. И что происходит там, в кулуарах, не всякому заметно. А жаль. Впечатляет. Вот хотя бы:

— только в одном отеле “Мажестик” за 12 дней фестиваля шеф-повар приготовит около 24 000 блюд;

— параллельно с показом фильмов идет бойкая торговля кинопродукцией: огромный кинорынок, который мы не видим;

— на этом самом рынке за дни фестиваля должно побывать не менее 20 000 кинопрофессионалов, 4000 журналистов, 800 техников и инженеров, электриков, монтеров и прочего люда.

А взять все тот же “Мажестик”: здесь, в этой роскоши, где номер в сутки стоит 50 000 франков, где плазменные телевизоры и плазменные пульты к ним, где с утра до ночи можно попросить что угодно, здесь о звездах знают многое. Что:

— Катрин Денев берет только номера в пастельных тонах с шикарным видом из окна и требует всегда в номер букеты белых цветов;

— Джессика Ланж терпеть не может цветы (у нее на них аллергия);

— Ким Бэйсингер просит варить чечевицу в минеральной воде;

— Клаудиа Шиффер моет волосы в “Эвиан”, плюс ко всему она вегетарианка;

— Жерар Депардье же не вегетарианец отнюдь, но часто кушает на скорую руку, зато всегда со стаканом вина;

— в этом году два роскошных номера (500 квадратных метров) зарезервированы Летисией Каста и Сильвестром Сталлоне (каждый будет в своем, разумеется).

“Мы знаем о звездах все — так категорично говорят горничные и прочий обслуживающий персонал трех самых шикарных отелей в Каннах. — Мы знаем, что они едят, какие книги читают, какие лекарства пьют и что носят”. Однако рассказывать обо всем этом не торопятся. Хотя журналисты настаивают. Очень настаивают. Канны — это не только и даже не столько кино. Канны — это в первую голову папарацци. Скоро и о Николь Кидман мы будем знать все. Даже то, что она о себе пока не знает.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру