Самый известный и загадочный актер из поколения сорокалетних Олег Меньшиков после “Кухни” решил взять банк. Правда, пока не взял, а только держит его. Но в этом хитроумном деле он самый главный внешний и внутренний управляющий. Но речь пойдет не о финансовых олигархах и пирамидах. Сегодня Меньшиков держит банк в Театре им. Моссовета, “Под крышей”, где с утра до ночи репетирует новый спектакль “Игроки” по Гоголю. Обозреватель “МК” стал первым журналистом, кого Олег Евгеньевич пустил на свою театральную кухню.
Двор с собачьим лаем и петушиным криком. Сеновал. Телега. Правее — уездная гостиница с обшарпанным номером. Черепичная крыша, колонны — все это утопает в зелени, вьюнах. Парубки с гарными дивчинами навострили свои дудки, сопелки, скрипочки... Ну просто “тиха украинская ночь” и “вечера на хуторе близ Диканьки”.
— Можем начинать? Девчонки, я имею в виду оркестр, — готовы? — спрашивает Меньшиков.
Девчонки — две скрипочки — появились в сопровождении одного кларнета, кобзы и большого барабана. Двое рабочих втащили сундук из некрашеной фанеры, в который забрался артист Александр Усов.
— Поместится как миленький, — под общий хохот комментирует Меньшиков.
Субтильный Усов, весом не более 50 кг, в круглых очочках — он-то и есть главный герой гоголевской пьесы — карточный шулер высшей квалификации господин Ихарев...
И х а р е в. Вот она, заповедная колодишка — просто перл! За то ж ей и имя дано, да — Аделаида Ивановна. Послужи-ка ты мне, душенька, так, как послужила сестрица твоя, выиграй мне так же восемьдесят тысяч, так я тебе, приехавши в деревню, мраморный памятник поставлю. В Москве закажу.
И покатилась история, как захотел один мастак сделать других, а его самого сделали. Впрочем, история не нова — Москва такими умельцами наводнена чрезвычайно: хочешь наперсточниками, хочешь представителями всевозможных лото и прочих подозрительных игрищ.
— Да чего далеко ходить, — шепчет мне на ухо известный бандит из “Брата” №1 и №2 Виктор Сухоруков , ожидающий в зале своего выхода. — Вот я сегодня бежал на репетицию, а мне какие-то ребята предлагают сыграть в лотерею. Я, как дурак, купил один билет, выиграл, а они обступили меня кружком и склоняют еще деньги выложить. Я было в карман полез под влиянием их речей, а потом спохватился — да это ж, как у Гоголя.
У Гоголя — о!.. Такая разводка, как у классика, никакой уличной шпане не снилась — здесь все на уровне высокого психологического полета и смутного фрейдистского начала.
Я и не заметила, как режиссер Меньшиков, который до этого и так спокойно не сидел у режиссерского столика, стал артистом Меньшиковым — в роли Утешительного — основного и опасного игрока. Вот три головы показались в дверном проеме. Под вальсок выходят: один (Александр Сирин из “Ленкома”) — с кейсом, двое (Горбунов и Меньшиков) — с тросточками, у каждого на левой руке по белой перчатке. Синхронно, как в плавании, — выступили, поклонились Ихареву, один с грохотом уронил чемоданчик, и в такт вальса все сняли перчатки.
И х а р е в. А богат этот Глов?
К р у г е л ь. О! Деньги есть. Кажется, около тысячи душ крестьян.
И х а р е в. Эх, черт возьми, подпоить разве его, шампанского велеть подать?
Ш в о х н е в. В рот не берет.
И х а р е в. Что ж с ним делать? Как подъехать? Но нет, однако ж, все я думаю... ведь игра соблазнительная вещь. Мне кажется, если бы он подсел только к играющим, он бы не утерпел потом.
Ш в о х н е в. Да вот мы попробуем. Мы вот здесь в стороне с Кругелем сделаем самую маленькую игру.
В “Игроках” в основном заняты “кухонные” люди, то есть артисты, которые играют в постановке Меньшикова прошлого сезона “Кухня”. И только двое — новобранцы: Денис Зюркалов в роли Гаврюшки и Виктор Сухоруков сразу в двух ролях. Любопытная история, как он попал в “Игроков”. Прямо по Гоголю.
— Я ушел из петербургского Театра комедии, перебрался в свое родное Орехово-Зуево. И вдруг звонок от Олега. Я говорю ему: “Если бы ты знал, Олежка, как вовремя ты позвонил”.
Теперь Сухоруков живет в гостинице “Минск” и на репетиции ходит через Тверскую. Хотя его “братская” слава однажды перекрыла столичную магистраль. Он ехал в троллейбусе, и какой-то поддатый пассажир признал артиста. Стал кричать: “Брат! Брат!” Водитель остановил машину, вышел в салон и сказал: “Никогда не думал, что буду везти брата. Щас я тебя прокачу”. И погнал троллейбус без остановок от Белорусского к “Минску”.
А между тем на столе гостиничного номера начали метать банк. К моему удивлению, никаких карточных фокусов игроки не демонстрируют — ну ритмично разложили колоды под вкусный гоголевский текст. И это все?
— Ну что в театре фокусы показывать — это на манеже надо делать. А здесь, тем более, малая сцена, — скажет во время перерыва Олег Меньшиков.
— Олег, а вы в карты играете?
— Ну как? Играю, как все. Но не специалист, хотя я азартный.
Вообще, атмосферка на площадке со стороны кажется легкомысленной. Все в текст вплетают фразочки, дают друг другу подзатыльники, пинки. Меньшиков временами ведет себя, как малолеток с последней парты, — смеется над актерскими приколами, сам шуточки отпускает. Это его принцип, который артист усвоил из книжных уроков великого режиссера Эфроса. Тот утверждал, что режиссер на репетиции должен быть в первую очередь веселым. С весельем в “Игроках” дефицита нет.
Музыканты грянули марш, и шулерская компания изображает гусарский поход по авансцене, который заканчивается на сундуке, — трое сидят, двое, Меньшиков и Никита Татаренков, стоят. Все застыли, как на снимке “Всех разбили под Ватерлоо”. Однако Меньшиков торжеством явно недоволен и маршевую проходку повторяют раз десять.
Меньшиков — Татаренкову: Ты рот открываешь, а слов не слышно.
Меньшиков — Усову: Смотри в кадр.
Меньшиков — всем: Не слышно слов.
И тут все как грянут:
Две карты в прикуп,
И ваших — нет.
— Перекур, — объявляет Меньшиков и с силой ставит точку: металлической тростью об пол. Хрясь!
Декорация, в которой разворачивается спарринг расчета и интуиции, по-деревенски уютна, по-киношному подробна. Еще бы — ее автор, художник кино Александр Попов , ставший лидером ресторанного интерьера. Костюмы выполнил Александр Калмык , до этого неизвестный театральному и киномиру. Может, поэтому он стесняется и про свои костюмы говорит, что они простые. Во всяком случае, они не навороченные, но изюминка, точнее, некая чертовщинка в них есть. Так, у Меньшикова из-под серо-серебристого жилета в брусничную крапинку свисают фрачные фалды.
Конечно, по сравнению с крупноформатными “Горем от ума” и “Кухней” “Игроки” не выглядят безумно дорогостоящим проектом. Но, как говорит Олег Меньшиков, без поддержки компании Oki его “Товариществу 814” было бы трудно потянуть “Игроков”.
Но финансовый вопрос накрыла развеселая украинская музыка. Владимир Назаров написал для спектакля музыкальные темы, которые играют музыканты его же ансамбля. Слава Бонцаль — кларнетист — уверяет, что у него нет нот, только темы, а все остальное — импровизация. Кстати, тему лихого гусарского марша музыкантам дал не кто иной, как Меньшиков.
Ихарев—Усов один за столом, перед заветной шкатулочкой. Ее внутренние зеркала дают зловещий блик на его лицо.
— Этак прожить, как дурак проживет, это не штука, но прожить с тонкостью, с искусством, обмануть всех и не быть обманутым самому — вот настоящая задача и цель!
В этот момент не знаешь, на кого смотреть, — то ли на артиста, который произносит монолог, то ли на режиссера, который похож на спринтера на старте: того и гляди сорвется. А он и срывается с места — подбегает к сцене, перегибается через круглый стол и что-то неслышно говорит Усову. Зато лицо Усова, как зеркало, отображает слова Меньшикова. Вот “зеркало” почесало ухо — значит, удивился. Засмеялся — оценил юмор. Закатил глаза — понял прикол. И так масса эмоций на подвижном лице за считанные секунды.
Потом будет музыка, маски и совсем уже финал. Но до конца не дойдут — не уложились по времени. Театральный финал плавно переходит в жизненный: исчезнувший вдруг со сцены Меньшиков является с шампанским и какими-то фирменными пакетами. Оказалось, что в этот день у артиста Галкина , который репетирует во втором составе, день рождения. Все кричат “ура”, но в воздух чепчиков не бросают, поскольку женских ролей в “Игроках” Гоголь не предусмотрел. Зато шампанское лилось по-гусарски.
