Таких, как Олег Ярыгин, за колючей проволокой называют “машками”. Людей нетрадиционной сексуальной ориентации в российских тюрьмах, мягко говоря, не жалуют.
Их место — у параши.
Попадая за решетку — не важно, за какие прегрешения, — гомосексуалисты должны выложить сокамерникам всю подноготную о себе. Тогда, может быть, с ними обойдутся достаточно мягко, “по любви”.
Иначе, если дознаются, жестоко “опустят” — всей камерой.
Человек, “отправивший” Олега на нары, возможно, хотел именно этого...
— В начале нашего знакомства Директор мне совсем не понравился, — вспоминает Олег Ярыгин. — Прошло уже почти десять лет с момента первой встречи, а я до сих пор помню его тонкие губы, голубые глаза и белесые волосы. Терпеть не могу блондинов…
Наивным провинциалом приехал 24-летний Олег с Крайнего Севера на учебу в Москву. К тому времени его жизненный опыт включал в себя неудачный брак и трехмесячную дочку. Стоя ночью у ее кроватки, он понял, что так и проживет жизнь: ругаясь с женой и перемешивая снег с грязью в родном городке. Когда-нибудь его подросшая дочь возьмет и скажет: “Дурак, что не пытался пожить иначе…”
Там, где огни праздничной рекламы растворяются в блеске дорогих зеркальных витрин. Где настоящая страсть не признает половых различий.
Скверик у Большого театра. Плешка. Александровский сад.
Привычные места встреч московских гомосексуалистов.
Здесь не задают лишних вопросов. Здесь узнают друг друга интуитивно. По легкому аромату непохожести, заинтересованному взгляду искоса...
Первого московского друга Олега звали Иван. Но тот предпочитал, чтобы его называли Игорем — так красивее. Игорю было 36 лет, но в душе он оставался сущим мальчишкой. “Что-то без конца фантазировал и сам в это верил, — говорит Олег. — Натуралы ошибочно сортируют нашего брата на пассивных и активных. Так вот, Игорь получал удовольствие абсолютно от всего. Я прожил с ним полтора месяца, во время учебной сессии. В один день он играл передо мной в крутого мачо, а назавтра представал барышней на грани самоубийства…”
Игорь жил в Перове, на улице с поэтичным названием Утренняя. Он и познакомил Олега со своим соседом по дому, Директором.
— Директор руководил одной из школ с английским уклоном в Восточном округе Москвы, — вспоминает Олег. — Ничего не могу сказать: он — прекрасный организатор. Однако любил повторять: “Советчиков много, а директор — я один!” — его любимая присказка. И все же он легко вскружил мне голову, как, вероятно, прежде Игорю. Он мог произвести впечатление. У нас было все: прогулки под луной, признания... Такая романтика была только в 18 лет с одной милой девочкой. Я ушел в армию, а она вышла замуж — боже, как я страдал…
В перерывах между сессиями Олег уезжал на родину: “Наше знакомство продолжалось в письмах и его бесконечных телефонных звонках. Этот человек, несмотря на свой жесткий и властный характер, научил меня любить. А когда мы любим, то не замечаем недостатков любимого…”
— Тебе следует приехать в Москву ко мне, — Директор сказал это так, будто для себя этот вопрос давно решил.
— А как же работа? У меня крыши над головой нет... — Олег попытался спустить дело на тормозах. Директор настаивал.
В начале сентября 94-го года Ярыгин поселился на Утренней. Для знакомых Директора он быстро превратился в его племянника — бедного мальчика, которому очень нужно помочь. Трудоустроиться оказалось несложно: школе, которой руководил Директор, требовались разнорабочие.
С получением прописки, правда, вышла загвоздка.
Фиктивный брак с одной из знакомых Директора быстро распался: дамочка влюбилась в другого. “Признаюсь, я был очень эгоистичен в отношениях с Директором. Наш “медовый месяц” мы провели в Адлере, — говорит Олег. — Я как губка впитывал его представления о жизни, его знания, его стиль. Жить в этом жестоком городе и оставаться рафинированным приезжим мальчиком — нельзя. Только одного я не взял от него: способа, как разбивать чужие судьбы…”
Хуже всего в этой ситуации пришлось “третьему лишнему” — Игорю. Все чаще тот устраивал истерики и грозился покончить с собой, если его бросят.
“Мы не верили, что этот фантазер может что-то сделать, — признается Олег. — В тот день Директор, как обычно, выяснял с ним отношения. Директор пришел ко мне. Через полчаса снова отлучился к Игорю — и тут же взлетел: “Игорь повесился!”
Бесшабашный парень удавился на полотенцесушителе. Затянутый на шее узел, как показало вскрытие, в принципе, мог и не стать смертельным: Игорю просто не повезло.
Прощальной записки он не оставил. Уголовное дело тихо прикрыли. Состава преступления не нашли. Следствие не заинтересовал даже тот факт, что накануне трагедии Игорь-Иван подписал у нотариуса завещание на свою однокомнатную квартиру.
Он оставил ее… Директору.
Обычные семейные неурядицы. Один зарабатывает деньги, все чаще задерживаясь вечером после работы. На другом — домашнее хозяйство и томительное ожидание у окна. Но роль безропотной домохозяйки Олега Ярыгина не очень устраивала.
Впрочем, Директор действительно неплохо относился к “племяннику”.
Иначе зачем бы он предложил оформить на Олега квартиру, завещанную Игорем? Хотя деньги за нее он все же получил.
— Сделку оформили по закону, договором купли-продажи, через нотариуса, — вспоминает Олег. — Таким образом я получил официальную прописку. Сначала, правда, я не мог находиться в ванной, где повесился Игорь: казалось, что там сохранился неприятный сладковатый запах...
Сделали евроремонт, полностью поменяли прежнюю обстановку — даже сломали стены уборной, напоминавшие о печальном прошлом. Но отношения, как рассказывает Олег, вскоре зашли в тупик.
— Я ждал воскресенья, чтобы побыть вдвоем, сходить куда-нибудь или устроить дома маленький праздник. Но Директор предпочитал валяться на диване. Я понимаю, он уставал, — анализирует Олег. — В обычных семьях есть дети, и это связывает. У нас же — ничего общего, кроме привязанности. Но это категория непостоянная. Когда-нибудь наша связь должна была разбиться о быт. Когда к нам в гости приходили его родные, он использовал меня как обычную дурочку-кухарку.
Олег подозревал, что у друга кто-то есть... Ночные походы в известный клуб заканчивались тем, что Директор уходил в одну сторону, а Андрей — в другую.
Пару раз Олег вроде бы даже застукивал своего партнера с другими в дарк-рум — темной комнатке для свиданий. “Я не верил своим глазам. Придумывал любые доводы, лишь бы оправдать его поведение. Иногда Директор затаскивал меня на прием к венерологу. “Я тебе не изменяю. Иначе бы ты это обязательно почувствовал, любящее сердце не обманешь”, — такими присказками он меня кормил”.
Саша ворвался в жизнь Олега внезапно. Они познакомились в том же гей-клубе. К тому времени Олег понял, что совместной жизни с Директором подошел конец.
— Я стал изменять. Назло. Не столько физически, сколько морально, — переживает Олег. — Я был снова разочарован в любви и даже представить себе не мог, что скоро встречу свою настоящую половинку.
Для Александра роман с Олегом был первым.
Крепкий, надежный парень. За такими, как говорят, как за каменной стеной. “Я пришел к гомосексуализму не сопливым мальчишкой, как это сейчас модно, а зрелым человеком, — говорит 32-летний Саша. — Как только я увидел Олега, моя любовь к нему была предрешена”.
Новый роман положил конец старым отношениям.
— Последняя домашняя разборка закончилась снисходительной фразой Директора: “Хорошо, мы расстанемся. А сейчас можешь полежать со мной в последний раз”, — вспоминает Олег. До этих слов я еще надеялся на примирение. А тут как отрезало — я себя не на помойке нашел…
Олег вышел из квартиры Директора и позвонил по ближайшему автомату Саше: “Примешь?”
— Мы встретились у метро. Олег был такой трогательный. Я любил в нем даже рукава от его дубленки, к которой, чтобы не потеряться, были пришиты его варежки, — говорит Саша. — Я привел Олега в родительский дом, объяснив, что парень ушел от жены. Я постелил ему на диване, а себе на раскладушке. Когда родители уснули, я тихонечко перебрался к нему, и так мы спали, обнявшись, до самого утра. Мама быстро обо всем догадалась. Я зову ее “солнышко” — так же, как и Олега. И однажды они оба одновременно обернулись в ответ.
Начались скитания: по съемным квартирам, по друзьям, дававшим любовникам приют на несколько недель.
Говорят, что трудности сближают. Но иногда их слишком много. К середине весны 99-го года Олег решил продать квартиру на улице Утренней.
— К тому времени я почти не вспоминал о Директоре. Я не держал на него зла. Я знал, что он одинок. Иногда он звонил мне на работу и молчал в трубку.
В свое собственное жилье Ярыгин попал, только вызвав спасателей: Директор поменял замки. Олег предложил ему забрать из комнаты свои вещи. Но Директор проигнорировал эту просьбу.
— Он сказал, что я обязан вернуть ему всю квартиру целиком. С чего бы? Я официально ее приобрел, оплатил ее стоимость, да и за столько лет совместной жизни, мне кажется, я ее просто-напросто заслужил. Я легко нашел новых покупателей. А обстановку, не дождавшись Директора, вывез — не бросать же ее на улице. Я не собирался ее присваивать, просто хотел сохранить, — объясняет Ярыгин.
В Перовскую прокуратуру поступило заявление с требованием возбудить уголовное дело против Ярыгина Олега Витальевича, 69-го года рождения. Директор обвинял Олега в том, что тот тайно похитил его имущество и завладел чужой недвижимостью.
— Следователи не могли не понимать, что события преступления в действиях гражданина Ярыгина не было. Все претензии потерпевшего — это кухонные разборки, поэтому и заявление так долго не принимали, — объясняет Ирина Мамонова, юрист. — Если бы на месте Олега была жена Директора, то о возбуждении уголовного дела и вопрос бы не стоял — делите вилки-ложки, которые сами наживали, в гражданском порядке. Но тут вопрос достаточно щепетильный: вместе довольно долгое время проживали люди одного пола, не состоявшие в кровном родстве. Хотя Семейный кодекс РФ не предусматривает такую ситуацию, она разрешается в гражданском судопроизводстве. Люди имеют равные права на совместно приобретенное и совместно нажитое имущество, независимо от характера их отношений и того, к какому полу они принадлежат.
— Олег Ярыгин никогда не был моим любовником, я даже не знал, что он “голубой”, — заявил Директор. — Мне просто стало жалко парня, поэтому я и оформил на него завещанную мне квартиру, дал работу, поселил у себя дома. Все, что находилось в квартире, записанной на Олега, принадлежит только мне. Я вообще очень добрый и порядочный человек, часто даю денег взаймы и не жду благодарности. Я и Олегу давал крупные суммы. А он расплатился за мою доброту подлостью…
Уголовное дело в отношении гражданина Ярыгина длилось больше трех лет. Первый процесс, завершившийся в ноябре 2002 года в Перовском районном суде, закончился его оправданием. Олега обвиняли в пяти статьях сразу, но суд оставил только одну — самоуправство, статья 330 УК ч. 1 — и приговорил парня к исправительным работам сроком на два года с удержанием в казну государства 20 процентов заработка.
Однако это решение отменили. Началось новое разбирательство. 13 октября 2003 года Олег Ярыгин, как обычно, явился на очередное судебное слушание.
Приговор обрушился на его голову как снег в июле. Три года за кражу — хотя вещи он вывез из своей квартиры, что вообще в суде не оспаривалось. С отбыванием срока в исправительной колонии общего режима. Наказание ниже низшего предела.
Для Олега же оно было равноценно смертной казни.
Его ждала общая камера “Матросской Тишины”.
— Осудили сексуальную ориентацию человека, — уверена Ирина Мамонова. — Олег совершенно не скрывал, что он “голубой”, — ведь это не преступление. Директор же даже принес медицинское освидетельствование от судмедэксперта, что у него не выявлено характерных признаков мужеложства. Хотя такие исследования имеют смысл только при изнасиловании. Конечно, как я думаю, все в Перовском суде отлично понимали истинное положение вещей. К сожалению, писем, документально доказывавших существовавшую любовную связь, не осталось: Олег давно уничтожил их по просьбе Директора.
— Я не могу без Олега жить, понимаешь? Я вытащу его из тюряги, чего бы мне это ни стоило, я поднял на ноги всех своих знакомых и готов продать с себя последнее, лишь бы с ним ничего не случилось, — Саша говорит искренне, чуть не плачет. — У него никого нет на целом свете, кроме меня. Я хочу, чтобы Олег это помнил…
Надень маску. Отныне ты — обыкновенный мужик, братела, обвиненный в простом экономическом преступлении. Прочь дорогие вещи из бутиков. Прочь наносное, светское, и особенно взгляд, неизменно выдающий человека, как говорят сами гомосексуалы, из “голубого профсоюза”.
Хочешь выжить — стань таким, как все. Замызганная майка, застиранные треники, продукты в общак, разговоры “за жисть”. Теперь твой дом — тюрьма.
По закону гомосексуалистов и потенциальных самоубийц содержат в одиночках. Но добиваться этого, рассекречивая себя — лишняя проволочка. Нормальным мужикам западло сидеть с гомиками за общим столом, пользоваться одними столовыми приборами, дружески разговаривать.
“Голубых” в СИЗО опускают не потому, что охота.
Так положено.
Иногда администрация СИЗО не выдает их секрет и, используя его в своих интересах, заставляет крысятничать.
— По тюремным законам я сразу должен был все выложить о себе: иначе в опущенных ходила бы вся моя камера. Я скрыл правду. Смотрящий, несчастный парень, крепко сидел на игле и поэтому особо ко мне не приглядывался, — вспоминает Ярыгин. — Остальные мужики, таджики с детскими глазами, по-русски-то плохо понимали.
Приговор суда в камере — единственный паспорт. Новичок обязан его немедленно предъявить. Друзья Олега убрали из этого документа щекотливые места, где открытым текстом говорилось о нетрадиционной ориентации. Адвокаты Ярыгина искали лазейку в законодательстве, чтобы он немедленно вышел на свободу.
— Выход оказался гениально прост. Статья УК, по которой осудили Олега, предусматривала амнистию еще в 2000 году. Его не имели права вообще сажать, просто судья об этом позабыл, — говорит Ирина Мамонова, юрист. — Но мы решили добиваться не просто освобождения Олега по амнистии, а его безоговорочного и полного оправдания.
Кассационная жалоба под делу Олега Ярыгина слушалась в Мосгорсуде в середине ноября. Директор настаивал на проведении телеконференции с обязательным участием подсудимого. Дело в том, что с недавних пор в городской суд преступников не привозят: боятся побегов — поэтому ограничиваются их допросом в СИЗО перед телекамерами, которые транслируются затем в зале суда.
— Мы не могли пойти на то, чтобы наше грязное белье выворачивалось перед всей тюрьмой, — убежден Саша. — Мы не могли рисковать здоровьем и жизнью Олега. Ведь ему предстояла последняя ночь за решеткой.
…И долгий день в ожидании, пока решение об амнистии прибудет из Мосгорсуда в следственный изолятор.
Саша встречал Олега с раннего утра у стен “Матросской Тишины”. И, когда наконец увидел его , побежал навстречу, обнял и заплакал.
Честно говоря, я даже позавидовала этой любви.
Пусть для абсолютного большинства людей их связь и не совсем приемлема. Зато они не скрывают своих чувств.
“Я никого не насиловал, не убивал, не предавал. Моя вина только в том, что полюбил одного человека и поэтому ушел от другого. За это я расплатился месяцем ночных кошмаров в СИЗО, когда ежесекундно боишься разоблачения, — говорит Олег. — Мы с Сашей четыре года работали только на адвокатов. Наши отношения выдержали испытание временем. Что будет потом? А разве традиционные пары могут предсказать свое будущее? Я знаю двух “голубых”, которые недавно отпраздновали свой серебряный юбилей…
— А как же Директор? Вы думаете, он даст вам жить спокойно?
— Мне его искренне жаль, — Олег затягивается надрывным тюремным кашлем. — Он хотел нам с Сашей отомстить, а отомстил, я думаю, сам себе. Мне кажется, что после всего случившегося я имею право назвать его настоящее имя — это Виктор Максимович Дьячков.
