Однажды профессор ГИТИСа Голубовский провел неформальную встречу с учениками у себя дома за самоваром, в котором был коньяк, и с любопытством психолога наблюдал за реакцией каждого на странный вкус “чая”. С возрастом Борис Гаврилович не утратил чувство юмора. Пропустив меня в свой кабинет, он плотно закрыл дверь со словами: “Старая воровская привычка”. Заметив мое недоумение, рассказал, как его друг, начальник угрозыска, привел бывшего бандита к нему на спектакль “Огарева, 6”. В антракте знаток воровских привычек упрекнул режиссера: “Тут все неправда. Никогда бандит не сядет спиной к открытой двери...”
Стены высоченного профессорского кабинета плотно набиты книгами. На столе — открытая пишущая машинка. Кажется, она стоит здесь вечно, и я поинтересовалась родословной хозяина.
— Моя мама, Роза Марковна, работала секретарем-машинисткой, но еще подхалтуривала дома. И меня научила — я иногда ей помогал, печатал очень быстро. Мой папа Гавриил Яковлевич был просто хорошим человеком, неплохим хозяйственником, но любил пофилософствовать, объяснялся придуманными притчами: “Утром мне нужно разменять 100 рублей. А у меня их нет”, — вот так он вышучивал свою бедность. Мне, непосвященному юноше, он говорил: “Ты учти, в любви самое главное — это первый поцелуй. А дальше дело техники”.
— А это правда, что вы в ГИТИС поступили, не закончив 10-летки?
— Именно так и случилось: в 9-м классе я поступил в вечернюю театральную студию, которой руководили вахтанговцы. Меня, красивенького, хорошенького мальчика начали тянуть на героев-любовников: высок, спортивен, ловок — все при мне. Но после первого курса меня с треском выгнали. Приговорили: “бездарен”. Ну, действительно, какой из 15-летнего юноши любовник? Смешно! Правда, интеллигентного мальчика оставили ассистентом педагога. Я увлекся — помогал чем мог. И вот однажды сдавали мы отрывок из “Пиквикского клуба”. Но актер, игравший эксцентричного Джингля, сломал перед премьерой ногу. Педагог предложил мне выйти на сцену подавать реплики. Совершенно безответственно — чего взять с бездаря? — я согласился и сыграл в свое удовольствие. И оказался неплохим характерным, даже эксцентричным актером.
— И во сколько же лет вы все-таки научились объясняться в любви?
— Влюбленность посетила меня поздно. Замотался и не ощущал потребности в любви. Однажды режиссировал я один отрывок, где играла Нина Петропавловская, очень талантливая девушка. Но мой педагог остался недоволен. Я беззастенчиво завопил: “Она гениальна!” Он удивился моей реакции и обещал еще раз посмотреть. На следующем показе я сам смотрел на Нину во все глаза, словно впервые. И случилось мое первое любовное потрясение. Влюбленный, я не замечал ничего. Мой несостоявшийся роман закончился скандалом — она меня отвергла.
Уже после войны я поставил спектакль “Легенда о любви” Назыма Хикмета в маленьком передвижном театре. И на этом спектакле мне посчастливилось познакомиться с Викторией, моей будущей женой. В ноябре у нас будет золотая свадьба. Она не актриса, работала в издательстве. Я всегда помнил наказ великого мастера Алексея Денисовича Дикого: “Учтите, режиссер не имеет права заводить роман в своем театре. Это безобразие!” Мы пригорюнились. Зачем же пошли мы в режиссуру? А он, увидев нашу растерянность, посмотрел хитрым взглядом и выдал: “Но человек слаб. Если вы нарушите эту заповедь, то у вас есть выход — заводите романы со всеми без исключения. Тогда никому не обидно. И ни у кого нет преимущества”. Я держался главной заповеди — в своем театре не грешил. Я избегал искушений, исповедовал повышенно трезвый взгляд.
— В театре Гоголя в свое время вы рискнули поставить “Декамерон”. Что вас подвигло на этот шаг?
— Это была первая в мире театральная постановка “Декамерона”. Там же абсолютно живой материал! Мне близка мысль Боккаччо: человек и во время чумы должен остаться человеком. Не опускаться! Меня увлекло античное воспевание любви, тела, смелости, отваги. В “Декамероне” нет никакого ханжества. Спектакль пользовался очень большим успехом, прошел у нас около 800 раз. В иных газетах о нашем театре писали, будто он никогда не знал аншлагов. Это чушь. Когда я прочел такое в “Известиях”, то разозлился. Вы себе не представляете — как! Вот говорящие цифры: 400 раз шел “Берег” Бондарева и получил Госпремию. “Рок-н-ролл на рассвете” мы показали 600 раз. “Верхом на дельфине” журналиста Лени Жуховицкого — 800 раз. Они шли успешно.
— Тяжело переживали свой уход из театра?
— Очень. Первая наивная мысль: завтра утром не надо идти на репетицию. Жаль. Я постоянно выдумывал себе какие-то работы. С радостью принял предложение поставить в Новгороде “Декамерон”. Репетировал с утра до ночи, это был мой лучший вариант. Без театра было очень непросто. Я боялся остаться наедине с самим собой.
— Вам повезло в семейной жизни. Без вас мы разговорились с Викторией Борисовной, она поразила меня своей влюбленностью в литературу, в поэзию Серебряного века. А был у вас верный друг в театральной среде?
— Моим другом был Андрей Александрович Гончаров. Мы вместе поступили в ГИТИС в августе 36-го. Как часто случается, дружба наша прошла испытания: мы не здоровались три года. Потом случайно встретились, обнялись и ревели о потерянном времени. Гончаров был крупной личностью. Свои воспоминания о нем я назвал “Записки завистника”. Я не скрывал своей зависти к нему, открыто говорил о его редком даре театрального лидера. Но и ему доставалось от критиков.
— Вы участвовали в создании Сургутского театра. Наверно, трудно было?
— Благодаря нашим поездкам туда сургутские ребята получили дипломы ГИТИСа. Больше полугода в течение четырех лет я проводил в Сургуте, жил в гостинице.
— В наградном дипломе сургутский мэр назвал вас “капитаном дальнего мышления”. Что стало с Сургутским театром без вас?
— Его судьба — мое теперешнее горе. Его главный режиссер, мой ученик, вынужден был покинуть театр и город. Схема разрушения театра проста: бывшая директриса клуба, став директором театра, сделала главрежем своего сына. Из 26 студийцев в театре осталось 7. Театр умирает.
— Удивительно, вы до сих пор профессорствуете в ГИТИСе.
— Но я уже не веду курса из-за моей больной ноги: видите, как я шкандыбаю с костылем. Теперь читаю лекции на трех факультетах. Занятия проходят на первом этаже, в помещении музея. Когда меня спрашивают: “Как тебя найти в институте?”, отвечаю: “В музее”. В ответ слышу: “Ты что — уже экспонат?” (Смеется.) ГИТИС, студенты — это мое счастье. К тому же я писучий, выпустил 10 книг.
Известный театральный критик Борис Поюровский о книге “Большие маленькие театры” сказал очень точно: “Голубовский обеспокоен тем, чтобы не распалась связь времен, чтобы те, кто придет нам на смену, могли получить достоверную информацию из первых рук”.
ИЗ ДОСЬЕ “МК”.
Народный артист, лауреат Госпремии РФ, Борис Гаврилович Голубовский родился 30 марта 1919 года. После окончания ГИТИСа, в войну, был режиссером Московского Комсомольского фронтового театра ГИТИСа. В 50-х годах 4 года возглавлял Московский областной театр драмы, затем 8 лет — МТЮЗ. С 65-го по 87-й он — главный режиссер Московского драматического театра им. Гоголя. Поставил несколько интересных спектаклей: “Верхом на дельфине”, “Рок-н-ролл на рассвете”, “Декамерон”. Полвека преподает в ГИТИСе. Сейчас он профессор кафедры режиссуры. Автор успешной книги “Большие маленькие театры”.
