О Вадиме Сидуре можно говорить как о современном пророке, которого услышали при его жизни самые чуткие и понятливые, способные сопереживать. Сам мастер признавался: “Осознавая себя художником, творцом, я в то же время чувствую себя орудием в руках некоей Высшей Силы, слепой, глухой и немой. Я — ее глаза, уши, язык. Только через меня она может общаться с миром и выражать себя”. 18 лет Сидура нет на земле. Его сын Михаил написал большую книгу “Вадим Сидур”. В дни 80-летия великого мастера обозреватель “МК” встретился с Михаилом Вадимовичем Сидуром, искусствоведом, директором музея Мастера.
В 74-м году Вадим Сидур, поэт и мыслитель, написал сценарий и снял фильм “Памятник современному состоянию”. Немногие видели его. В главной роли был сам автор. О фильме говорит Михаил Вадимович: “Он повествует о жизни Скульптора, протекающей в основном под землей. Под землей — потому что основной сюжет разворачивается в Подвале... Публично лента была впервые показана уже после смерти автора, в 1992 году в Берлине, на научной конференции “Вадим Сидур и “другое” искусство”.
В книге “Вадим Сидур” загадочный мастер вдруг становится нашим единственным и близким собеседником.
— Михаил, удивительно, что правительство расщедрилось — помогло музею издать вашу книгу о Сидуре.
— Государственный музей Вадима Сидура существует на бюджетные деньги Москвы. Это московское правительство о нас заботится. И на эти же деньги мы издали книгу. С Сидуром просто происходят чудеса. При жизни его официально не признавали и попросту задавили под землю, в подвал, в мастерскую, и оттуда фактически не выпускали. Время от времени в советской прессе мелькало его имя с непременной припиской — “антисоветчик”.
— По тем временам — почти приговор.
— Судьба его спасала, хотя ни о каких выставках или книгах речи не могло идти.
— Но, несмотря на сопротивление охранников соцреализма, Сидура знала наша интеллигенция, искала встречи с ним и хотела видеть его произведения.
— Может быть, благодаря этому интересу к нему его не удалось полностью “замолчать”. Сидур был хорошо известен на Западе. Советская власть не признавала Сидура за его авангардизм. И вот какой парадокс: после смерти отца прошло 18 лет, а многие искусствоведы считают его махровым классиком. Вроде бы это неплохо звучит, если в слово “классик” не вносился бы оттенок пренебрежения — дескать, устарел, традиционен.
— Его рисунки пластически совершенны. И каждый раз, словно впервые, вглядываешься в парадоксальные лирические сюжеты — они отправляют воображение в библейские времена.
— Сидур никогда не отказывался от законов пластического искусства. Он оставался художником и по определению не мог стать шоуменом.
— Сидур первый из наших художников рассказал об ужасах терроризма и в скульптуре, и в графике. Его цикл “Олимпийские игры” о расстреле в Мюнхене израильской команды на Олимпийских играх 72-го года — крик:остановитесь!
— По силе авторского воздействия этой работе Сидура нет равных. Да и в прозе Сидура “Памятник современному состоянию. Миф” слово “терроризм” встречается чуть ли не на каждой странице — он невольно увековечивал страшные катастрофы будущего, случившиеся уже после его смерти.
— Да, многие отмечают его дар предвидения...
— Родители Вадима имели какое-то отношение к пластическим искусствам?
— Его родители были разночинцами. Моя бабушка, Зинаида Ивановна, преподавала английский. Мой дедушка, Абрам Яковлевич, был экономистом по образованию и убежденным коммунистом. Он работал директором фабрики. В 1951 году на него написали донос, и он бежал из Таджикистана с семьей, свалился к своему сыну как снег на голову. За всю свою трудовую жизнь дед накопил небольшую сумму, ее хватило, чтобы купить под Москвой, в Алабине, одну комнатку в деревенском доме. Дед до революции был толстовцем. О Толстом мы с отцом никогда не говорили, но, прочитав философские труды великого писателя, я с изумлением обнаружил поразительное сходство взглядов Вадима Сидура с мировоззренческой концепцией Льва Николаевича Толстого. Случайно это или нет? Судьба ли играет или передалось все с генами отца — его сыну?
Во всяком случае, он считал себя человеком со счастливой судьбой.
— Был тяжело ранен, жил в бедности... Уж какое тут счастье?
— Да, действительно, в детстве, как и многие, он рос в недоедании, хотя отец был директором кондитерской фабрики. Как кристально честный человек, Абрам Яковлевич домой ничего не приносил. Отец мне рассказывал: однажды Абрам Яковлевич где-то на базаре купил ему одну конфетку. Это событие Вадим запомнил на всю жизнь.
Когда Вадим окончил 9 классов, началась война. Потом эвакуация, фронт, тяжелое ранение в челюсть. Госпитали, операции. Но он считал, что ему очень повезло: рос у любящих родителей, на войне его должны были убить, но он остался жив, хотя и был покалечен. Зато какое везенье — он окончил Строгановский институт, стал профессиональным скульптором, осуществил свою мечту.
— Но ведь можно и на эту счастливую судьбу взглянуть с другой стороны.
— После смерти Сталина вроде бы повеяло некоторыми послаблениями. Вначале Сидур оказался “в русле”: работал с архитектором Рудневым на строительстве МГУ. Барельефы Сидура украшают здание бассейна в Лужниках, Дом науки и культуры в Варшаве... Словом, молодой скульптор становится вполне преуспевающим. Но в 62-м Хрущев устроил “разгром” в Манеже, разнес Эрнста Неизвестного и других мастеров. И советское искусство пошло по двум направлениям.
— Вверх — поближе к властям. И вниз — подальше от них.
— Естественно, отец остался в подвальной части советского искусства. Его выбор был вполне осознанным. С 50-х годов Сидура уже не выставляли.
— Художник Сидур прекрасно чувствует и понимает женскую натуру. В рисунках и стихах он — певец любви. Вы дитя этой любви?
— (Несколько смущенно.) Я его внебрачный сын. Ни моя родная мама, ни отец на эту тему со мной не говорили. Я жил то с мамой, то у отца. Какие-то отношения у них сохранялись, но в основном благодаря моему существованию. Лет с 18 я уже жил отдельно. Вадим был женат на Юлии Львовне. Она стала моей приемной матерью.
— А как они познакомились?
— Однажды приятель Сидура, тоже скульптор, привел ее к нему в мастерскую. Юле было 16... Отец потом женился на ней — и на всю жизнь.
— Михаил, у вас, очевидно, сложилась духовная близость с отцом?
— Она сохранилась до последней его минуты. Но однажды я произнес фразу, которая обидела его: “Ты все про искусство и об искусстве. Оно у тебя на первом месте. Мне было бы проще, если бы ты был обычным инженером”. Лет в 13—14 я такое сморозил. Отцу было неприятно это услышать от меня, а мне, мальчишке, хотелось, чтобы он был мой, целиком!
В своей прозе Вадим Сидур проявил удивительную солнечность своей натуры. Ироническое мышление автора и поэтическая образность сделали его “Миф” захватывающим чтением. Хочется возвращаться к прочитанному и размышлять над каждым образом. Об этом мы не раз говорили с Мишей.
— Отец своеобразно построил этот “Миф” — там маленькие главки внешне словно бы и не связаны между с собой, хотя объединяющие сюжетные линии все-таки просматриваются. В этой композиционной особенности прозы Сидура многое от мышления скульптора.
— Вадим Сидур ведь еще не полностью знаком зрителю?
— Он создал свыше 500 скульптур. Учитывая его состояние здоровья и физические возможности, это очень много. К тому же у него тысячи графических листов. Музей старается показывать это богатство постепенно. У нас есть основная экспозиция, там стоят работы, известные по публикациям. Но есть залы, где мы проводим сменные выставки по темам, например, “Материнство”, “Насилие”, “Война”...
Сидур писал стихи, но и его прозу воспринимаешь как поэтическое откровение: “Чувственная любовь не грех, она от Бога, а не от дьявола... Когда любишь и любовью занимаешься, понимаешь, что не бессмысленно существование, и веришь в Чудо любви и наслаждения”. В книге “Вадим Сидур” — он живой, притягательный и парадоксальный. Но подумайте над его стихотворением: “Труд завершив, / Сяду рядом с богиней, / Буду смотреть / На страсти своей воплощенье. / Налюбовавшись, сотворю себе Еву, / Карабкающуюся на Древо”.
— Михаил Вадимович, эротика, по-моему, особенно увлекала Сидура — рисовальщика, писателя и поэта.
— Да. Насилие он познал сполна. А что доставляет человеку радость? Любовь — чувственная и духовная. Близость мужчины и женщины. И высшая радость — рождение ребенка. Он считал, что любовь должна быть взаимной. Любовь в одну сторону — не совсем любовь, а что-то иное. У отца никогда не было потребительского отношения к женщине, которое встречается у не очень разборчивых мужчин. Женщин он любил и как прекрасное явление природы. И умел наслаждаться этим прекрасным созданием.
— Когда рассматриваешь его рисунки из серии “Мужчина и женщина”, понимаешь: так нежно изобразить женщину мог только любящий человек.
— Он очень любил женщин. Женщина у него была одна — его Юлия. Он называл ее “моя Юля”. Воспел ее в стихах. Ее черты просматриваются во многих графических листах и в скульптуре.
—Когда открывали за рубежом последнюю скульптуру Сидура?
— Году в 91-м или в 92-м в Германии, в Вюрцбурге. Я там не был, да и отец ни разу не выезжал за границу. Был невыездным!
— Судя по работам Сидура и по его иронической прозе, у мастера с юмором было все в полном порядке.
— Был такой случай. Старый друг отца, нобелевский лауреат академик Виталий Лазаревич Гинзбург, в середине 80-х годов привел в мастерскую Сидура американских физиков из института Ферми, где в последние годы работал Эйнштейн. Больше всего их поразил скульптурный портрет Эйнштейна, выполненный достаточно авангардно. Физики усмотрели в портрете поразительное сходство с великим Альбертом. И сказали: “Мы это хотим купить. Институт даст деньги, и мы его установим там”.
Физики обратились в Министерство культуры СССР с просьбой: “Хотим купить у Сидура портрет Эйнштейна”. Вероятно, министерского чиновника предложение американцев застало врасплох. Министерство молчало несколько месяцев. Наконец чиновников Гинзбург все-таки “достал”. И замминистра спросил: “За сколько покупают?” Но когда назвали американцы сумму (что-то около 40 тысяч долларов), чиновник среагировал странным образом: мол, принципиально Министерство культуры не против покупки, но нас не устраивает сумма. Озадаченный Гинзбург спросил: “Какая сумма вас устроит?” И услышал: “5 тысяч долларов, потому что скульптурный портрет Ленина такого же размера мы оцениваем не выше 6 тысяч, а Эйнштейн не может стоить дороже Ленина”.
По советским законам 95% валюты от продажи уходило государству в виде налога, автору доставалось 5%, причем в сертификатах.
Отец, узнав об этом предложении, вспылил: “Я за эти копейки не стану продавать”. Он сделал авторскую копию с этого портрета в гипсе, подарил скульптуру Академии наук СССР. Академия подарила американцам. Они отлили скульптуру в бронзе и установили. Без денег. Отец получил благодарственное письмо от вице-президента Академии наук СССР.
В Государственном музее Вадима Сидура (ст. м. “Перово”, Новогиреевская, 37) открыта новая экспозиция “Портреты современников”. Вы увидите бронзовые изваяния нобелевского лауреата Виталия Гинзбурга и, конечно, Эйнштейна.
