Ее звали Любовь Саввишна Фейгельман. Она единственная писательница, жизнью и творчеством связанная с морем, с нашим флотом. Участвовала в освобождении Крыма и Севастополя весной 44-го года. В роли лектора Главного политуправления ВМФ находилась на действующих кораблях Северного флота, проделала путь от Полярного до Киркенеса в Северной Норвегии. Ее своеобразной музой стала, по ее признанию, Бригада траления Дунайской военной флотилии. Единственная женщина на корабле, притягательно-красивая, талантливая, она соблюдала с руководством и командой исключительно уставные отношения, чем и заслужила всеобщее уважение. Влюбленная в людей моря, Фейгельман-Руднева воспела этих тружеников и романтиков в своих романах, повестях и новеллах.
Любовь Саввишна работала рядом с великими мастерами. Их уже нет на земле. Эраст Павлович Гарин, артист милостью Божией, и Любовь Саввишна Фейгельман, придумавшая себе литературный псевдоним Руднева, познакомились благодаря Мейерхольду: он однажды услышал, как вдохновенно читает стихи молодая красивая девушка, и пригласил ее к себе, в ГосТИМ, вести мастерскую современного слова, наблюдать за репетициями “Ревизора” и вести подробную запись проходов, жестов, интонации артистов и особенно Эраста Гарина в роли Хлестакова.
По лесенке, напоминающей пожарную, взбиралась она на высоту бельэтажа в обществе японского режиссера Секи Сано, убеждавшего всех, что мастерство Гарина сродни игре актеров театра кабуки. Эраст называл эту наблюдательную “ложу” скворечником. Эссе Любови Саввишны о творческой лаборатории артиста Гарина изобилует множеством драгоценных подробностей, покоряет тонкостью прочтения виртуозного мастерства артиста: “А был он... гибкий, тонкий, с продолговатым овалом худощавого лица... Глаза у Эраста Павловича были удлиненные, то ярко-голубые, то, когда он ярился, внутренне кипел, внезапно зеленели”.
Дочь Любови Саввишны и Эраста Павловича, Ольга Эрастовна Гарина, искусствовед и автор детских книжек, в том числе о Пиросмани, рассказывает:
— Эраст любил маму, любил очень сильно. Просто обожал. Но все-таки они расстались. Конечно, и после разрыва общались. Я с отцом тоже встречалась. Человек очень совестливый, честный, он во многом открылся в письмах к маме. Письма отца очень сложные, нуждаются в комментарии.
— Какая у ваших родителей была разница в возрасте?
— 12 лет. По тем временам — огромная. В свои 21 мама была абсолютно зрелым человеком. Она рано сформировала свой мир, характер и взгляды.
— Очевидно, Эраст Павлович был покорен не только красотой Любки Фейгельман, но и ее яркой одаренностью. Вы могли бы часть писем Эраста Гарина опубликовать в “МК”?
— С этой надеждой я и пришла к вам. Мне вас рекомендовал Ефим Шифрин.
— Признайтесь, Любовь Фейгельман сводила с ума многих поэтов и людей искусства. Что такое в ее характере и судьбе неотразимо действовало на талантливых людей?
— Да многое. Родилась она в некогда состоятельной семье. В Риге, в районе Майори у них было несколько домов. Но когда Первая мировая война приблизилась к Риге, семья перебралась в Москву. Жили они на Петровке, в Рахмановском переулке. Мамина мама, женщина потрясающей красоты, рано покончила с собой. Мама с малых лет почувствовала себя самостоятельной, уже в 14 лет работала в журнале “Затейник”, печаталась. Яркая, общительная, она становилась душой компании, кружила головы талантливым людям и вдохновляла их. Поэт Ярослав Смеляков влюбился в нее и написал большое стихотворение “Любка”. Успех этого озорного шедевра был невероятным.
У стихотворения захватывающий песенный ритм. Его многие знали наизусть и напевали на мотив “Мурки”. Особенно в литературной и театральной среде. В нем — реактивная, бьющая через край влюбленность и молодое озорство: “И в кафе на Трубной золотые трубы, — только мы входили, — обращались к нам: “Здравствуйте, пожалуйста, заходите, Люба! Оставайтесь с нами, Любка Фейгельман”.
— Мне сам Ярослав признавался: “Оля, я твоей маме испортил жизнь. С одной стороны, я ее сделал знаменитой, но знающие мое стихотворение люди воспринимали весь текст буквально”. Там были действительно шикарные строчки: “Вспомни, как с тобою выбрали обои, меховую шубу, кожаный диван. До свиданья, Люба! До свиданья, что ли? Все ты потопила, Любка Фейгельман”.
Щедрости вымысла Ярослава не было предела: “Мне передавали, что ты загуляла, лаковые туфли, брошка, перманент...”
— Над этими строками мама весело смеялась: “Яра Смеляков меня в этом стихотворении одел-обул”. А если признаться, действительно озорное стихотворение осложнило маме жизнь. Знаете, маме повезло — она училась в школе для высоко одаренных детей, где преподавала музыку, ее восприятие и ритмику блистательная Наталия Сац. Мама сидела за одной партой с будущим знаменитым дирижером Кириллом Кондрашиным. Там училась Татьяна Максимовна Литвинова, дочь министра иностранных дел и англичанки. С ней учился будущий писатель Даниил Данин. В своей книге “Бремя стыда” он оставил о ней пронзительные воспоминания.
Осиротев, мама искала опору в стихах Маяковского, увлеклась его лирикой, прекрасно читала стихи поэта. За 2 месяца до гибели Владимира Владимировича она пришла в “Бригаду Маяковского”. С его блистательными стихами для нее мир просто перевернулся. “Бригадники” ездили по стране, читали стихи... Знаменитый художник Владимир Татлин сделал графический мамин портрет — один из лучших ее портретов.
— Она оставила воспоминания о Татлине?
— В 80-е годы ее пригласили в Дюссельдорф на международную конференцию. Потом в Германии вышел на русском и немецком каталог, в котором опубликовали ее слово о Татлине.
— Сколько лет Любовь Саввишна работала в ГосТИМе у Мейерхольда?
— С 35-го до закрытия театра в 38-м году. Вы знаете, Мейерхольда арестовали в 39-м в Ленинграде, а уже в 40-м, за неделю до его дня рождения, расстреляли. Дерзновенному режиссеру успели сообщить, что в своей квартире в Москве, в Брюсовом переулке, была зверски убита его жена, актриса Зинаида Райх.
— Эссе Любови Рудневой о Мейерхольде и Зинаиде Райх написаны талантливо и с любовью. Хорошо бы их увидеть в отдельной книге.
— Одно издательство на днях позвонило мне и обрадовало — все мамины эссе о Мейерхольде выйдут под одной обложкой.
— Мне говорил Ефим Шифрин, что Любовь Фейгельман выступала с замечательнейшим чтецом Владимиром Яхонтовым.
— У нее был очень красивый голос, и до последних ее дней он не изменился, в нем не чувствовалось никаких возрастных изъянов. Талантливейший артист, человек большого вкуса и очень капризный, Владимир Яхонтов пригласил маму в свои афишные концерты: половину отделения работал он, а другую половину — мама. Она выступала в афишных вечерах с другим замечательным артистом — Дмитрием Журавлевым. Они дружили. Он приезжал к нам и у нас обкатывал свою новую программу “Шинель”. Скажу без пафоса: для мамы СЛОВО, звучащее и написанное, было жизнью.
— Ольга Эрастовна, какая книга прозы Любови Рудневой ярче всего говорит о ее личности?
— На мой взгляд, это “Коронный свидетель”. Она стала работать над этим романом после того, как советские танки вошли в Прагу, где у нее было много друзей.
90-летие Любови Саввишны Фейгельман-Рудневой отметили в Музее-квартире Мейерхольда.
