Такого зрелища Москва последнего времени не видела. И то, что одни его будут любить, другие ненавидеть — неоспоримый факт. Столь полярные эмоции уже обеспечили аншлаг в Театриуме на Серпуховке, где играют молодежный экстрим из семи букв — “Переход”. Так называется новый проект Центра Казанцева и Рощина.
Этот экстрим придумал и замутил Владимир Панков.
Экстрим сопряжен с риском. В “Переходе” рискнули все — и Панков, который в первый раз вышел на большую сцену, прежде имея успех только на малой. И Центр Казанцева и Рощина, вложивший деньги в затратный проект. И новая площадка — “Театриум на Серпуховке” — тоже, потому что в “Переходе” — ни одного медийного лица. В общем, все вместе, да и сами немедийные лица сыграли в игру “или грудь в крестах, или голова в кустах”. Уже после первых спектаклей можно говорить о крестах — настоящих или будущих.
В “Переходе” — все не как у людей: сюжета — нет, главных действующих лиц — тоже. Жанр — не определен: вроде драма, но слов мало. Танцуют, но не балет, и не опера, хотя все время поют и издают звуки. Интрига раскрывается красиво, точно экзотический цветок под утренним солнцем, но не сразу.
Впрочем, про солнечные ванны здесь сразу надо забыть. В “Переходе” — мрачновато, опасно, хотя и привычно. Социум его представлен во всей красе — проститутки, лица кавказской национальности, юные токсикоманы, бомжики, само собой, менты и вовсе неожиданно — олигарх. Здесь говорят жестко, иногда матом, не смущаясь присутствия 12-летнего блондина на сцене. Это ангелоподобное существо и ведет нас по “Переходу” — от ментов и лиц кавказской национальности до продвинутой интернет-молодежи. И у каждого свой монолог.
Монологи эти — коллективный труд десяти авторов тоже из группы риска, потому что оч. молоды и оч. неизвестны (исключение — Дурненков и Клавдиев). Однако, судя по текстам, сочиненным для “Перехода”, у них есть шанс занять свое место на поле Новой драмы. Во всяком случае, очевидна попытка про банальное сказать небанально. При минимуме слов получить максимум экспрессии, чувств и… боли от того, что видим каждый день. И не только в переходах. Персонаж выходит к публике не с истерикой и слезоточивой исповедью, а с комплексами.
Комплекс мента:
— То, что нас не убивает, делает нас сильнее… Меня в детстве батя лупил как сидорову козу, дай Бог ему здоровья. Но не до смерти. А не лупил бы, кем бы я был? И в школе меня били. Но я сдачи давал! И в армии. А дембелем, понятное дело, я молодых по своей школе провел! А тот пацан, который в петлю влез, не выдержал. Значит, — никчемный экземпляр. Естественный отбор...
“Дальше — тишина” — это точно не про “Переход”. Здесь все утопает в музыке, и она — главный герой. Еще не умерло слово, а его уже подхватил аккордеон (Сергей Родюков), который следом поддерживают скрипки, дальше виолончель… А еще дальше — почему-то танец. Образчик советской песенной лирики:
Старый клен, старый клен,
Старый клен стучит в стекло…
Это пахмутовское дерево робко постукивает смычками о струны, чтобы потом нагло (но без хамства), поэтично (но без пафоса) и с юмором мощно слиться с монологом проститутки или азербайджанца без регистрации. Музыка склеивает, рубит, сплетает слова, разбивает их вдребезги. Она внезапно вступает там, где ее не ждешь, и обрывается, когда хочется продолжения. Действия музыки непредсказуемы. Как и талант ее написавшего постсоветского Пьеро — Владимира Панкова, который, вот что удивительно, не отрекается любя ни от прошлого, ни от настоящего. Может, потому, что он — из будущего?
— Четыре утра: для меня — уже, для вас — еще. Вы еще спите, а я уже в бою. — Это монолог юного олигарха в розовом пиджаке. — У меня три секретарши... О-о, опять не то, что вы подумали. Просто ни одна, ни две не справляются. К концу смены у каждой из них глаза, как у загнанной лошади. То же у моих водителей, менеджеров. Им спать, а мне отдыхать некогда, мне мир приватизировать успеть надо, пока другие не опередили...
Зрелище из семи букв, сделанное в жанре “saund-dramа”, с вызовом предлагает интерактив с залом. На сцене тройка трансвеститов. Бритая “дамочка” — вся в розовом, нога на каблуке то и дело подвертывается — ни к кому персонально не обращаясь, жеманно спрашивает: мол, что думаете насчет того, что он мне изменил? Зал не дает ответа.
— Я устала нести ответственность за чужие паузы.
Хохот, голос с места: “Не грузи!” Не поручусь, что на ближайших спектаклях начнется неуправляемый диалог зала и сцены. Ничего удивительного: сцена говорит то, о чем думает каждый или спрашивает себя. Или то, что еще не случилось, но, как топор палача, висит в воздухе. Особенно в тот момент, когда на авансцену выходит полковник в мундире, по груди расшитом блестками (Андрей Заводюк). Не “полкан”, а памятник в берлинском Трептов-парке — солдат со спасенным мальчиком на руках. Еще одна живая мифологема из жизни СССР.
— В переходе нет порядка: ходят не в ногу, говорят и думают не то, что надо. Студенты размножаются не по норме. Студентов, наркоманов и всех прочих надо поставить под ружье. Стране нужен порядок. Порядок! Порядок!
Монолог спасителя переходит в истерику. И вдруг очень нежно в нежнейшей аранжировке и речитативе начинается: “Союз нерушимый (пауза), республик свободных (пауза)…”. Причем Панков, как великий селекционер, легкомысленно скрещивает старый текст гимна с новым. Потом гимн распевают на манер молитвы или ритуального плача. Но и этого мало. Под занавес перед лицом торжественно застывшего полковника во всю мощь звучит образцово-советская запись… Нет-нет! Не хочу продавать финал — на всех он действует по-разному. Одни плачут, другие — впадают в буйство. А третьи — те и вовсе… Ясно одно, что “Переход” на Серпуховке не для тех, кто давно успокоился и уже не парится ни по какому поводу. А новым ощущениям и открытиям предпочитает знакомо-скучные сюжеты, медийные лица и убогий гламур российской жизни.
СПРАВКА "МК"
Панков — 30 лет, выпускник ГИТИСа (курс Олега Кудряшова). Внешность — Пьеро, характер — реактивный. Показал себя как уникальный острохарактерный актер. Как композитор озвучил самые шумные московские спектакли (“Мещане” в МХТ, “Пластилин”, “Красной ниткой” в Центре Казанцева и Рощина). Наконец его знают как режиссера со своим взглядом на жизнь. В этом сезоне театральную Москву уже взорвал его спектакль “Dok.tor”. “Переход” — новый проект Панкова и его молодой команды...
