Минувшая неделя в театре выдалась жаркой, под стать погоде на дворе. Пять премьер четырех театров — Молодежного, Вахтанговского, Театриума на Серпуховке и совместный проект частного предприятия и Театра им. Моссовета — отчаянно боролись за зрителя. На старт, как шерочка с машерочкой, вышла парочка претензий — социальная с авангардной, пара датских спектаклей, зарубежная драма, разыгранная по-русски, и славная бебешка (от французского “бебе” — ребенок) — адресованная, естественно, детям.
Борьба была неравная. Кто же победил?
Оторвали зайке сиську
Претензия авангардная — “Элизавета Бам” (Театр им. Моссовета, сцена “Под крышей”, автор Даниил Хармс, реж. Федор Павлов-Андреевич).
Все-таки очень подозрительно, когда на проект собираются самые модные и продвинутые. Как правило, ничего хорошего не получается. На “Елизавете Бам” сошлись люди — ого-го какие! Художник по костюмам Бартенев (представлять излишне), поднимай выше — Федор Павлов-Андреевич (медиагруппа, экс-журнал “Молоток”), декорации придумала сама Katya Bochavar из США, а хореографию замутила девичья пара Дина Хусейн и Аня Абалихина. И даже сама Людмила Петрушевская, несмотря на возраст и статус, отважно участвующая во всевозможных акциях и провокациях, присоединилась к старушке Лизавете Бам 1927 года рождения как настоящая мать — поддержать сына, Федора П.-А.
А дядя Федор, как истинный неофит на театре, увлекся пьеской опального авангардиста и сваял нечто авангардное. Елизавету переименовал в Элизавету, Ивана Ивановича с Иваном Николаевичем стал звать на балканский манерчик — с ударением на последний слог так, что русские отчества превратились в фамилии — Иванович и Николаевич.
Вышеупомянутые граждане произносят текст, как когда-то футуристы-дадаисты-авангардисты, то есть занимаются расчлененкой слов и в таких лингвистических экзерсисах шаловливо хотят арестовать бедную толстушку — гражданку Бам, ни в чем притом не виноватую. А кто в то время вообще был виноват?
— Э-э–л-л-лизав-в-вет-т-т-та Бам! Бам! Отк-к-крой-й-й-те! Я в-в-в-ам приказываю!
Может, логопеда пригласить? Не надо: дядя Федор все почикал в духе эпохи Хармса. А Бартенев выступил как остроумный провокатор и одел артистов прямо как на агитплакатах, подмонтировав к ним что-то такое безобразное, что делает костюмы трагикомическими. Например, гражданка Бам — артистка театра Льва Додина из Санкт-Петербурга Маша Никифорова — одета пожилой зайчихой в красно-черно-белое трико из эластика, но почему-то с одной большой сиськой. Вторую, видимо, перепутав с лапкой, оторвали, отчего зайка Маша конвульсивно скачет по сцене. А на голове у нее вместо заячьих ушей — почерневший фаллос, которым она зачем-то упирается в зад Ивановича и Николаевича поочередно. Намек на голубые неизведанные дали или случайная находка постановщиц пластики, смело назвавших себя хореографами, — остается неясным. Но зайку, как и немолодую актрису, в таком прикиде как-то жалко. То ли за актерскую смелость ее пожалеть, то ли за глупость, толкнувшую ее участвовать в подобного рода зрелище?
Песня, что исполнил нам Федор П.-А., оказалась весьма своеобразной, туманной и, можно сказать, предлагает несколько версий восприятия: “Э.Б.” — это из жизни сперматозоидов, пятого элемента, олигархов под присмотром ФСБ, Зидана, толкнувшего на футбольном поле Марка Матерацци… Его авангардной выходке подпела даже мама — Людмила Петрушевская. Но ее голос, выводивший что-то про тазы и тарелки, был неузнаваем.
Трудотерапия для Золушки
Чудная бебешка — “Золушка” (РАМТ, большая сцена, автор Евгений Шварц, реж. Алексей Бородин, художник Станислав Бенедиктов).
Хоть что-то хорошее досталось детям: постановка к 110-й годовщине замечательного писателя никак не назовешь детско-формальным спектаклем. Всего полтора часа — и хорошее настроение обеспечено. Старая сказка про бедную падчерицу решена малыми материальными средствами, в основном актерским ресурсом, который то каретой представится, то колоннами дворца…
Видимо, соседство с Большим театром не дает Молодежному театру покоя, и к “Золушке” подступились прежде всего с хореографической стороны с помощью Николая Андросова. Благодаря этому некоторые жители сказочного королевства лишились слов и затанцевали. Как министр танцев — отличная пластическая работа Михаила Шкловского. Или мачехи с противными дочками — Диана Морозова, Анна Ковалева, Наталья Чернявская.
К счастью, “Золушка” не стала жертвой режиссерского радикализма: бедняжку не отправили на панель, не сделали бизнесвумен и оставили ей, как и написано в первоисточнике, серьезную трудотерапию. Однако плоды ее оказались благотворны.
Убить королеву? Украсть миллион?
Зарубежная драма — “Королева красоты” (Театр им. Вахтангова, автор пьесы Мартин МакДонах, реж. Михаил Бычков).
Еще одна невеселая вещица на тему отцов и детей, случившаяся, однако, в глубинке ирландской, но не российской. Но у хорошего драматурга, зачисленного в Королевский шекспировский театр, географическая точка не имеет значения: земля, как написал Бродский, везде тверда. А проблемы все те же — родительский эгоизм ломает судьбы детей. И ничего здесь не изменишь, разве что убьешь предков-мучителей, что в результате и делает одна из главных героинь, которую в привычной для себя жесткой манере играет актриса Рутберг.
Ради игры другой актрисы — Аллы Казанской — имеет смысл посмотреть этот достаточно традиционный спектакль. Работа старейшей артистки театра Казанской настолько тонка и точна в своем психологическом рисунке, что в какой-то момент понимаешь, что королевские почести по праву надо отдать именно ей. Однако старую песню жизни о главном не стоит воспринимать как руководство к действию.
Пролетая над гнездом Дракона
Успех — “Дракон” (Театриум на Серпуховке, автор Евгений Шварц, реж. Владимир Мирзоев, художник Алла Коженкова).
Шварца раздраконили на славу: остроумно, но не без изящества. Изваляли в грязи, начисто отмыли, закатали в тесто, подпалили огнем, погрузили в рок-музыку и украсили разновозрастными звездами. “Дракон” крут, как американские горки. Причем как метафора и как суть одновременно: актеры скатываются с огромного, 6-метровой высоты медного котла, занимающего всю сцену, прямо к ногам дракона. Дракон — тот еще фрукт: о трех головах — две мужские и одна женская, — хамоват, похотлив и не страшен (из трех выделяются особенно две — Марина Есипенко, Сергей Лобанов). А чего бояться: за столько лет, что прошло с написания пьесы Евгением Шварцем, она, не потеряв политической актуальности, приобрела дополнительный смысл. Акценты с вопросов власти Мирзоев перенес на вопросы внутренних проблем человека и общества.
Однако столь серьезная постановка дела имеет на сцене безумно-красивый и столь же безумно-дерзкий вид. Чего стоит одна декорация Коженковой, поднимающая историю “Дракона” в воздух: герои застывают, зависают, вращаются на стенах будто они сошли с картин Брейгеля. Высокохудожественная картинка “работает” на контрасте с комически выстроенными мизансценами. На столь редком сочетании торжественной красоты и комизма держится “Дракон” Мирзоева.
Эльза вовсе не голубая героиня и жертва монстра, а существо, в котором темное и светлое начало бьются не на жизнь, а насмерть. Эльзу играет Екатерина Гусева, и можно утверждать, что это лучшая ее роль. Мало того что Гусева точна в рисунке, в интонации, она девушка рисковая — бесстрашно скатывается с высоты, купается в фонтанах грязи, которая под напором льется на сцену.
Для Ефима Шифрина, приглашенного в “Дракона” с эстрады, более серьезным испытанием стали даже не физические нагрузки и рискованные трюки, а умение уйти от наработанного годами на эстраде образа. Он как раз сдержан и блестяще балансирует на грани фарса и драмы. Очень хорош с ним в паре — отпрыск Генрих (Лера Горин) — очень молодой, перспективный актер, одетый мальчиком гитлерюгенда.
Вообще “Дракон” засветил многих: Владимира Антипова (Шарлемань), Андрея Ермохина (Кот Машенька). Особых аплодисментов заслуживает рок-группа Second Hand bend и огромная массовка в 17 человек, к которой такое обидное слово, как массовка, мало подходит. Это скорее единый организм, сросшийся всеми частями тела, карабкается по медным стенам, выворачивается гусеницей и благодаря хореографии Артура Ощепкова превращается в монстра — пострашнее дракона.
Финал решен как чудовищно-роскошное дефиле уродов, одетых на свадьбу Эльзы с бургомистром в роскошные костюмы от кутюр. Высокий стиль в режиссуре и оформлении дают редкий в последнее время на театре эффект: напряжение высокое, зал почти не дышит, а под занавес взрывается аплодисментами.
Не все мужики сво…
Претензия социальная — “Гупешка” (РАМТ, маленькая сцена, автор пьесы Василий Сигарев, реж. Антон Яковлев).
Действующие лица — он, она и муж в шкафу. Такой расклад, однако, не обещает пикантной развязки — мол, возвращается голубок из командировки, а там… Нет! Никаких сальностей и пошлостей: ведро и трубы в фольге сулят в лучшем случае гимн коммунальщикам или глубины социальных проблем. Возможную социальность озвучивают гофрированные трубы на потолке и стенах, схожие с прямой кишкой и некстати издающие подозрительные звуки. Тут-то и понимаешь всю уместность грязного ведра: а вдруг прорвет и польется?
Однако коренной москвич из хорошей семьи — Яковлев (сын вахтанговца Юрия Яковлева) с помощью не лучшей пьесы Сигарева из неблагополучного Уральского региона решил обнаружить в русской натуре садомазохистский ген и по этому поводу развести руками: вот ведь на чем стоит Россия–матушка и в особенности ее глубинка. Поэтому женщина Тамара выступает как истинная тварь дрожащая, у которой все не в лад и из рук валится-льется и которая (подумать только!!!) даже не знает, как выглядит штопор. Муж из шкафа (Алексей Веселкин) — не лишенный остроумия садюга, а пришлый мужчина в недорогом костюме и с бутылкой, что все краснеет и потеет (Александр Гришин), выступает гарантом того, что не все российские мужики сво…
А всему виной он — подлый квартирный вопрос: муж, решив избавиться от недотепистой супруги, нанял за бутылку мужика, чтобы застукать изменщицу на месте, так сказать, преступления… И, милостиво простив задавленное существо, благородно отпустить ее с жилплощади на все четыре стороны. Жестокая история — даже кишкообразные трубы вздрагивают, пугающе издавая звуки несварения. Спасибо, не пахнет.
Кстати, а что такое гупешка? Оказывается, уменьшительно-ласкательное название декоративной рыбки гуппи, которая может выжить в любой среде. Намек понял? Плыви дальше.
